Константин Туманов - Трущобы Петербурга

В течение трех или четырех месяцев после этого было задержано несколько крупных партий контрабанды и масса мелкой, как-то: лент, обуви, белья и прочего. Между тем австрийские власти начали постоянно сообщать нашей полиции, что в Галиции происходят очень часто грабежи и награбленное имущество вместе с контрабандою уходит за нашу границу.

Последнее телеграфное сообщение состояло в том, что шайка отъявленных контрабандистов и головорезов напала на усадьбу какого-то богатого помещика, жившего одиноко и скупо, истязала его и прислугу, разграбила весь дом, захватила деньги, ценные вещи, даже старое вино из погребов, и все это на днях будто бы переправится к нам.

Действительно, на другой же день явился ко мне унтер-офицер Пилипенко, очень сметливый и расторопный хохол, и заявил, что он получил достоверные сведения от одного лица, что ночью этого дня пройдет партия контрабандистов-цыган с большим количеством вьюков на лошадях, что контрабанду повезут двумя партиями, в одном месте. Караваны пойдут один за другим, и остановятся в С., в крайней избе у известного контрабандиста и ловкого мошенника Галки.

Те подробные сведения меня очень обрадовали, и я поспешил поделиться ими с Поповым. Мы решили так: пропустить шайку через границу, не выпуская ее из виду, дать негодяям войти в избу, расположиться там и успокоиться, а затем уже взять их. Усилить везде кордоны и конные разъезды, полиции ничего не сообщать, потому что полицейские могли только напугать злодеев и все испортить. В том месте, где, по словам Пилипенко, должны были пройти контрабандисты, я снял кордон, но зато усилил его на шесть человек с каждой стороны.

Меня весь этот день била лихорадка, и я не знал, как дождаться вечера. Я прекрасно понимал, что предстоит опасное дело, которое может кончиться и кровопролитием, но в то же время понимал, что при удачном исходе это положит конец контрабанде в нашем районе и даст мне и моим солдатикам изрядный процент при конфискации.

Наступила холодная и темная ноябрьская ночь. Земля уже замерзла, но снегу еще не было, и река не покрылась льдом; ветер поддувал холодный и резкий.

Отдав солдатам необходимые на этот случай распоряжения я в десять часов был уже на месте. Мы залегли на берегу реки в кустах и стали ждать. Причем людям было строго приказано не курить, не разговаривать и не шевелиться. Я боялся одного: что с контрабандистами очень часто бывают собаки, которые и могут почуять нас раньше, чем банда перейдет речку и будет в наших руках. Тогда весь план пропал бы, пришлось преследовать, стрелять, словом, шуму было бы много, а толку никакого, так как контрабандисты прекрасно знали местность и могли легко ускользнуть от нас. Прошло более четырех часов, но никакого шума, никакого признака движения на той стороне границы слышно не было.

Я весь продрог. Хотелось курить, и я начинал уже терять терпение, как вдруг Пилипенко тронул меня за рукав и показал рукой на ту сторону реки. Я услыхал какой-то глухой топот. Шум этот становился яснее, и вскоре недалеко от нас раздался неясный, сдержанный говор нескольких голосов, а еще немного погодя мы услышали шлепанье по воде, фырканье лошади, и, наконец, все смолкло — контрабандисты переправились на наш берег и замерли, прислушиваясь.

Скоро вновь раздался глухой топот, и караван тихо тронулся по направлению к избе Галки.

Мы насчитали три лошади, сильно навьюченные, и при них шесть человек. Вскоре в домике Галки блеснул огонек и сразу потух.

Мы тоже тихонько вышли из засады и, на значительном хотя расстоянии, окружили избу, не принимая никаких мер в ожидании прихода второго каравана, а этот, можно сказать, был уже в наших руках.

Прошло более часа. Кругом было тихо, а второго каравана не слышно. Я послал одного солдатика — хорошего пластуна — подобраться к избе и послушать, что там делается.

Солдатик вскоре возвратился и доложил, что в избе стоит шум и гам, есть свет, но окна закрыты ставнями и завешаны, что в конюшне, действительно, стоят три лошади, и у них ноги обвязаны тряпками и сукном.

«Вот почему, — подумал я, — стука копыт не было слышно».

Более терять времени не приходилось, пропели третьи петухи, и уже начинало светать; второй караван не шел, и я приказал приготовить револьверы, тихо подступить к самой избе и оцепить ее.

Внутри действительно стоял невообразимый шум; в то время, как я с Пилипенко взялся за скобку двери — раздался звон разбитых стекол, вылетела рама, и на улицу выскочил весь истерзанный и в крови какой-то разбойник. Он угодил прямо в руки солдатам и тут же был обезоружен и связан. Между тем дверь в избу была крепко заперта, и на стук наш никто не отворял. От напора нескольких солдат дверь поддалась, слетела с петель, и мы очутились в избе, в совершенной темноте. Мое положение и положение солдат было неважное, каждую минуту какой-нибудь негодяй мог пырнуть в меня кинжалом, или же выстрелить в упор, и я не знал даже, откуда грозит опасность. Шум в избе прекратился, и только вокруг нас шла какая-то возня, хрип и стоны, в воздухе пахло кровью. Наконец, Пилипенко зажег фонарь и осветил помещение, где мы находились.

Картина нашим глазам представилась поистине страшная. Недалеко от меня, в луже крови, лежал на полу мертвец, с разбитою головой, Галка. Тут же около него валялся тяжелый медный подсвечник, весь забрызганный мозгами и кровью убитого.

Немного дальше другой злодей, как потом оказалось, Балабон, душил своего товарища, от чего тот только болтал руками и ногами и хрипел. Третий лежал на полу с ножом в груди по самую рукоятку, и у него во рту была крепко зажата пачка ассигнаций, а в руке нисколько золотых монет. Четвертый, избитый и весь в крови, сидел под полатями, забившись в самый угол. Жену Галки после долгих поисков нашли под печкой в соломе. Весь пол комнаты был усеян золотыми и серебряными монетами, ассигнациями и разными ценными вещами. Тут же валялись выпитые и цельные бутылки с ромом, коньяком и венгерским вином. На полатях и около печки стояли мешки с различным товаром и вещами.

Когда мы перевязали оставшихся в живых злодеев, а убитых положили на полатях, то на полу и в карманах контрабандистов нашли около шести тысяч рублей, много ценных вещей, как-то: часов, колец, бриллиантовых брошей и прочее; почти на такую же сумму конфисковано было шелкового товара, бархата и кружев. Словом, я и мои солдатики были вполне довольны таким исходом дела…

— СКАЖИТЕ ЖЕ, ПОЛКОВНИК, каким образом разыгралась эта кровавая драма и кто кого убил? — спросил я.

— Трудно вам на это ответить, прямо. Я думаю, что разыгралась эта драма под влиянием корысти, жадности и других безнравственных побуждений этой милой компании. Не малую долю раздора внесла сюда и жена Галки. Нужно заметить, что Галка хотя и был смелый и отчаянный контрабандист, но дурак набитый, и всем контрабандным делом заправляла его жена. Сама-то Галочка, видите ли, была очень недурна и бесспорно, многим из этой компании нравилась, а в связи она была с Балабоном — коноводом этой шайки. Она-то, должно быть, эту кашу и заварила, чтобы избавиться разом и от мужа, и от лишних рук при дележе такой крупной добычи. Весьма может быть и так, как показывали оставшиеся в живых участники этой кровавой драмы, все вышло из-за дележки. Сначала, рассказывали они, вся компания мирно выпила и закусила, а потом за венгерским принялась за дележку, и всеми овладело страшное беспокойство и нетерпение, когда на столе появились кучки блестящих золотых монет, пачки ассигнаций и засверкали бриллиантовые украшения. Вся компания торопила Галку, который должен был разделить добро по равной части, поскорее это покончить и была недовольна его медленностью. «Живей высыпай, а то мы и сами», — слышались нетерпеливые и угрожающие голоса, а лица стоявших вокруг стола злодеев принимали все более и более беспокойное и тревожное выражение. Прыжок кошки, удар ставня от ветра — все приводило злодеев вдрожь, и их била лихорадка. Поддался этому, конечно, и Галка, перепутал счеты и обронил несколько монет. Этого было достаточно — чья-то рука протянулась на средину стола и схватила кучу золота, за ней другая, и все стали хватать деньги. Послышались неистовые крики, и вся компания разом заходила по комнате… Стол был опрокинут, свеча потухла. Один злодей бросился на другого и, схватив за шею, душил, стараясь завладеть деньгами. В этой страшной суматохе, среди полного мрака, не было ни правых ни виноватых, а прав был тот, кто посильнее и удачнее хватил своего противника. О товариществе, которым, по-видимому, были все связаны за несколько часов, даже минут до этого, все разом забыли. Вид денег заставил каждого думать только о себе. Недолго продолжалось в темноте это кровавое побоище, среди которого слышались только стоны, хрипы да стук падающих на пол из рук во время свалки монет. В это время я и подошел со своими солдатами…