Парэк О'Доннелл - Дом в Вечерних песках

– Думаю, да, сэр, – осторожно ответил Гидеон, сомневаясь, что он уловил смысл притчи.

– Значит, разговор окончен. И хватит об этом. Ну а ты сам, Блисс? Ты ведь не закладывал кирпичами свой дом, да? Ты распахнул все окна и двери, чтобы любой мог к тебе войти.

– Наверно, вы правы, сэр. Боюсь, я слишком доверчив.

– Я не хотел тебя обидеть. Поверь, нелюдимость тоже не приносит удовлетворения. И однажды, очень скоро, я уверен, в твой дом забредет какая-нибудь девушка и поселится там навсегда. И почему бы ей не поселиться? Ты, при всем своем кембриджском образовании, не слишком обременен здравомыслием, конституция у тебя как у чахоточного поэта. Но в целом ты славный парень и вполне порядочный. Ты еще встретишь хорошую девушку, Блисс. Попытайся не льнуть к теням.

Гидеон повесил голову.

– Знаю, я зря расточаю свое красноречие. С тобой бесполезно о чем-либо говорить, когда дело касается той девушки. Тогда ступай и найди ее. Миссис Корниш обещала накормить нас завтраком после того, как я закончу изображать гробовщика. Потом мы еще поговорим. Ступай найди ее, Блисс. Вероятно, у нас будет еще один гость. А может, и не один. Теперь нужно быть настороже. Ступай найди ее. Оставайся рядом с ней, пока есть возможность. Так или иначе скоро все закончится.

Дом оказался больше, чем представлялся на первый взгляд. Гидеон часто плутал в лабиринтах полутемных коридоров с запертыми комнатами или обнаруживал, что уже во второй раз заглядывает в то или иное помещение. Нежилая гостиная с позабытым бюро, заваленным отсыревшими мехами. Бильярдная, где он споткнулся и, чтобы не упасть, схватился за зачехленный клавесин, смахнув ноты и опрокинув покрытый коростой кувшин с павлиньими перьями.

К девяти утра, о чем его оповестил бой часов, он не обошел даже нижний этаж. Пожалуй, ему понадобится полдня, чтобы обыскать весь дом, не говоря уже про территорию поместья. Гидеон пытался думать как Энджи или хотя бы представить, что она стала бы делать. Конечно, мыслей ее он знать не мог, но кое-какие ее привычки ему были известны. Он переходил из одной мрачной комнаты в другую, пока его не осенило, что такие места мисс Таттон не привлекают. Темнота Энджи, вне сомнения, не пугала, но и не таила для нее очарования. В состоянии безмятежности она все больше стояла у окна, наблюдая за переменами погоды и игрой света на воде. Ее манили воздух, стихии, яркость и блеск.

Спустившись по небольшой лестнице, он оказался в очередном сумрачном коридоре. Но из двери в его дальнем конце сочился слабый сероватый свет. Принюхиваясь к затхлому воздуху, он уловил едва ощутимое дыхание холода.

Гидеон дошел до той двери и тихо постучал.

– Есть здесь кто-нибудь? – Он подождал. – Здесь есть кто-нибудь? Простите, это сержант Блисс. Надеюсь, я не помешал.

Ответом ему была тишина. Стараясь не задеть дверь, он осторожно шагнул в комнату.

– Здесь есть кто-нибудь? – снова повторил Гидеон, но ответа не получил. Он продвинулся вглубь еще на несколько шагов и, моргая с непривычки от дневного света, с восхищением огляделся. В отличие от других помещений, в которые он заходил, эта комната, по-видимому, часто использовалась. Она была богато убрана и содержала огромное разнообразие предметов и вещей непонятного предназначения. Вероятно, кабинет, рассудил Гидеон, увидев письменный стол, заваленный книгами и газетами, и неодинаковые книжные шкафы, тоже забитые книгами. С другой стороны, это могла быть и музыкальная комната (у пюпитра стояла виолончель медового цвета) или лаборатория: на рабочем столе перед окном лежали в ряд начищенные инструменты, в шкафчиках за стеклом – обилие минералов и кристаллов (аметист, лазурит, кварц в форме ярких сросшихся пучков), а рядом – педантично промаркированные кости животных, вереницы блестящих жуков и бессчетное количество мотыльков и бабочек.

Гидеон наклонился у одного из шкафчиков, рассматривая мотылька – удивительное создание с желтыми крылышками, – и вдруг услышал тихий шум. Вздрогнув, он выпрямился и быстро отступил от шкафчика. Негоже, если увидят, что он копается в комнате, которая, вероятно, служит леди Аде личным кабинетом, ведь даже мисс Таттон запретили сюда заходить. Гидеон на мгновение замер, охваченный страхом.

Шум – вибрирующий скрип – повторился. Боковым зрением он уловил какое-то движение. Застекленная дверь была отперта, ее чуть приоткрытые створки покачивались на свежеющем ветру. За ними простирался мокрый газон и тянулась череда тисов. Вдалеке, наполовину скрытый за пологим склоном, виднелся обшарпанный летний домик. Тихое место с видом на море. Гидеон решил, что потом надо там поискать.

За стеклянными дверями внезапно потемнело. Плиты быстро пересекла косая тень. Потом появился хозяин этой тени.

– Так, так. – Сам он был в черном, стоял в ореоле тусклого света. Шляпу не снял, и лицо его оставалось в тени. Гидеон таращился на пришельца, не веря своим глазам. – Вот и ты наконец, – произнес тот, шагнув в комнату. Печально кивнул, окидывая взглядом интерьер, словно с любовью вспоминал приятное место. Мужчина приблизился к шкафчику, не стягивая перчаток, кончиком пальца провел по окантовке, обрамляющей стекло. – Не забыл таксономию?

Гидеон силился что-нибудь сказать, но нужные слова не шли на ум.

– Это gonepteryx rhamni , – сказал мужчина, постучав по стеклу. – Желтокрылый экземпляр. Лимонница обыкновенная. Красавица, да? Наш приятель Линней обозвал ее Papilio rhamni , определив всех бабочек и мотыльков в единый род. Мы пристроили множество комнат к его особняку и теперь можем презрительно посмеиваться над ним, но до него мы все спали в коровнике. Надеюсь, ты продолжаешь изучать естественные науки? Или доктора Селуин-колледжа перестали их уважать?

– Дядя? – Гидеон едва заметно покачал головой.

– Рад видеть тебя, мой мальчик. Я уж и не чаял.

– Значит, вы живы, сэр. – Гидеон сознавал, что он выглядит полным идиотом, но других слов подобрать не мог. – Вы не умерли.

– Вижу, в Кембридже ты немного освоил искусство логического мышления. Это радует. – Лицо дяди осветила улыбка, преобразившая его черты, так что Гидеон пришел в замешательство: не помнил он, чтобы при нем дядя когда-либо улыбался. – Прости, племянник. Я всегда был суров с тобой. На то имелись причины, но, боюсь, я ошибался. К сожалению, я во многом ошибался. Постараюсь загладить свою вину, если успею.

Гидеон склонил голову.

– Я буду рад услышать все, что вы хотите сказать мне, дядя. Но еще больше я рад, что вы живы и здоровы. Инспектор Каттер тоже, я уверен, обрадуется. Вы ведь помните инспектора Каттера? Он живет с вами в одном доме.

– Как же, помню. Значит, ты, не найдя меня, сдружился с Каттером?