Роберт Гулик - Смерть под колоколом

Подергивая волоски на щеке, Дао Гань спросил:

— Предполагаю, что когда в положенный срок у бездетной пары рождается ребенок, они не забывают храм Безграничного милосердия?

— Да, действительно, — ответил, монах, усмехнувшись, — иной раз требуется паланкин, чтобы вместить все дары, которые они присылают. Но если об этом скромном долге вежливости почему-либо забывают, наш настоятель отправляет посланца с напоминанием.

Поговорив еще немного с монахами, Дао Гань убедился в том, что больше ничего полезного не узнает, и распрощался. В судебную управу он вернулся кружным путем.

Дао Гань застал судью Ди в кабинете за разговором с первым писарем и главным архивариусом о спорном участке земли. Увидев своего помощника, судья сразу отпустил их и попросил позвать старшину Хуна. Дао Гань в красках описал посещение храма, умолчав, впрочем, о своих фокусах с поддельным слитком и хитроумным узелком. Выслушав его, судья сказал:

— Что ж, эта проблема решена. Раз ты не нашел секретного входа, приходится верить монахам на слово. Значит, статуя богини Гуаньинь и в самом деле творит чудеса и дарит потомков тем женщинам, кто по-настоящему верит и усердно молится.

Старшина Хун и Дао Гань удивились, услышав такие слова.

— Но весь город только и говорит о том, что за позор творится в этом монастыре! — воскликнул Дао Гань. — Умоляю, ваша честь, разрешите мне еще раз туда сходить. Или направьте старшину Хуна для более тщательного расследования.

Судья Ди отрицательно покачал головой.

— То, что богатство и процветание вызывают зависть, — сказал он, — увы, не редкость. Следствие по делу о храме Безграничного милосердия объявляю закрытым!

Старшина Хун хотел привести еще аргументы за дальнейшее расследование, но выражение лица судьи Ди остановило его.

— Более того, — продолжал судья, — Ма Жуну нужна помощь в поисках убийцы с улицы Полумесяца. Дао Гань должен быть готовым в любой момент присоединиться к нему.

Дао Гань был огорчен и собирался сказать что-то еще, но удар гонга не дал ему такой возможности. Судья Ди встал и облачился в мантию, чтобы идти на дневное заседание.

Толпа зевак снова собралась в зале, поскольку все надеялись на продолжение утреннего слушания.

Сразу же после открытия заседания судья окинул раздраженным взглядом плотную толпу и заявил:

— Раз уж граждане Пуяна так сильно интересуются заседаниями суда, то я воспользуюсь этим, чтобы всех предупредить. Я узнал, что про храм Безграничного милосердия распространяются зловредные слухи. Как наместник округа я должен напомнить, что закон предусматривает суровые наказания за клевету! Те, кто не уважает закон, будут наказаны!

Затем судья Ди занялся делом о спорном участке земли, а по делу улицы Полумесяца никто не вызывался. Заседание уже близилось к концу, когда у входа в зал началось какое-то движение. Судья поднял глаза от бумаг и увидел, что через толпу пробивается пожилая женщина. Он дал знак начальнику стражи, и тот вместе с двумя стражниками провел ее к возвышению.

Первый писарь склонился к судье Ди и шепнул ему на ухо:

— Ваша честь, эта безумная старуха много месяцев надоедала судье Фэну своей выдуманной жалобой. Со всем почтением к вам, я бы советовал ее отослать.

Судья Ди ничего не ответил на это, но окинул пожилую женщину внимательным взглядом. Она была уже в преклонных годах и двигалась с трудом, опираясь на длинную палку. Ее одежда была поношенной, но чистой и тщательно заштопанной. Ее лицо имело необычные, резкие черты.

Когда она начала опускаться на колени, судья дал знак страже ее остановить.

— Пожилые и больные люди не должны преклонять колени перед моим судом. Стойте, госпожа, назовите ваше имя и причину вашего прихода.

Отвесив глубокий поклон, женщина робко заговорила:

— Я , ничтожная, зовусь Лян, урожденная Нгу-ань. Я вдова Ляна Ифэна, купца из Кантона.

Тут ее голос дрогнул, и она затряслась от рыданий.

Судья Ди заметил, что она говорит на кантонском диалекте, который он понимал не без труда.

К тому же она, очевидно, была не в состоянии излагать свое дело, поэтому судья сказал:

— Госпожа, я не могу заставлять вас стоять так долго. Приходите в мой кабинет после заседания, и я вас выслушаю.

Повернувшись к старшине Хуну, он добавил:

— Проводи эту госпожу в малую приемную и напои чаем.

После ее ухода судья Ди быстро завершил несколько несложных дел и закрыл заседание. Старшина Хун ожидал его в кабинете.

— Ваша честь, — сказал он, — эта женщина не вполне в здравом уме. После того как она выпила чашку чая, ее мысли ненадолго прояснились. Она объяснила мне, что по отношению к ней и ее семье была совершена большая несправедливость, но затем снова зарыдала, и ее речь стала бессвязной. Я взял на себя смелость вызвать старую служанку из ваших покоев и поручил ей успокоить несчастную.

— Очень мудро с твоей стороны. Мы подождем, пока она окончательно не придет в себя, и тогда попробуем поговорить с ней еще раз. В большинстве случаев обиды, на которые жалуются подобные особы, существуют лишь в их воображении.

Однако ни один из тех, кто пришел искать справедливости перед моим судом, не будет отослан, пока я не выслушаю ясное изложение его дела.

Судья поднялся из кресла и принялся шагать из конца в конец кабинета, заложив руки за спину. Старшина Хун уже собирался осведомиться, что его заботит, когда тот внезапно остановился.

— Пока мы одни, мой верный друг и советник, хочу поделиться с тобой соображениями по делу храма Безграничного милосердия. Подойди поближе, чтобы никто другой не услышал, что я тебе скажу. Понизив голос, судья сказал:

— Пойми, сейчас нет смысла продолжать следствие. Во-первых, практически невозможно добыть доказательства. Раз уж Дао Гань, ловкач, каких поискать, не нашел тайный ход, то... Если же монахи неизвестным нам способом проникают к посетительницам и совершают постыдные деяния, нет надежды на то, что несчастные жертвы будут против них свидетельствовать. Ведь тем самым они опозорят себя и своих мужей, а также вызовут сомнения в законном статусе детей. Есть еще одна причина, и я скажу ее только тебе при условии строжайшей секретности.

Склонившись к уху старшины Хуна, судья продолжал почти шепотом:

— Недавно я получил тревожные вести из столицы. Буддийское духовенство, чье влияние все последнее время росло, проникло в ближайшее окружение императора. Началось с обращения нескольких дам, а сейчас черные рясы уже нашептывают советы нашему августейшему правителю, который официально признал их ложные доктрины. Настоятель столичного монастыря Белой Лошади вошел в Большой совет. Теперь он и его приспешники вмешиваются во внутренние и внешние дела империи. У них повсюду осведомители. Преданные служители трона очень обеспокоены.