Роберт Гулик - Смерть под колоколом

Лишь на закате дня Ма Жуну повезло. Он пытался проглотить очередную порцию какого-то мерзкого пойла, когда обрывок разговора двух нищих заставил его насторожиться. Один спросил, где в городе можно легко стащить одежду.

— В Красном храме скажут! — ответил другой.

Ма Жун хорошо знал, что воровские шайки имеют обыкновение собираться в заброшенных святилищах, но поскольку у большинства из них ворота или столбы были покрыты красным лаком, ему трудно было угадать, где находится упомянутый храм, ведь он только недавно прибыл в город. Он решил довериться случаю. Выйдя на рыночную площадь рядом с северными воротами, он схватил за шиворот какого-то юного оборванца и грубо приказал:

— Отведи меня к Красному храму!

Не задавая лишних вопросов, тот провел его по лабиринту извилистых улочек к темной и пустынной площади, а там вырвался и мгновенно удрал.

На фоне темнеющего неба Ма Жун увидел перед собой большие красные ворота даосского храма. Справа и слева поднимались высокие стены старых домов, нижняя часть которых исчезала под уродливыми пристройками из кривых и плохо подогнанных досок. В те времена, когда храм еще процветал, там располагались лавки, предлагавшие свои товары толпам паломникам, но теперь здесь собирались только отверженные.

Двор храма был покрыт каким-то мусором и нечистотами. Их тошнотворный запах смешивался с вонью прогорклого масла, на котором старик в лохмотьях жарил пирожки. В свете дымящегося

факела, торчавшего из щели в стене, Ма Жун увидел людей, сидевших на корточках и игравших в кости.

Ма Жун неторопливо подошел к ним. Толстый мужчина с голой грудью и огромным животом восседал на перевернутом винном кувшине, прислонившись к стене. Его длинные волосы и всклокоченная борода были засалены и грязны. Он наблюдал за игрой, прикрыв глаза и почесывая левой рукой живот. Правая рука, толстая, как ствол дерева, сжимала дубинку. Трое членов шайки сгрудились вокруг игральной доски, остальные сидели в тени.

Ма Жун подошел и некоторое время наблюдал за игрой. Никто не обратил на него внимания, и он раздумывал, как завязать разговор, когда сидевший на винном кувшине толстяк, не поднимая головы, сказал:

— Твоя куртка, младший брат, мне очень бы пригодилась!

Мгновенно все повернулись в сторону Ма Жуна. Один из игроков собрал кости и поднялся. Он не был так же высок, как Ма Жун, но его обнаженные руки были мускулисты, а из-за пояса торчала рукоять кинжала. Усмехаясь и небрежно ее поглаживая, он скользнул к Ма Жуну справа. Здоровяк тоже встал, подтянул штаны, смачно сплюнул и встал прямо перед Ма Жуном, крепко сжимая в руках дубинку.

— Добро пожаловать в храм Высшей мудрости, брат, — сказал он с ухмылкой. — Прав ли я, думая, что ты пришел в святое место движимый благочестивыми помыслами и принес какое-то подношение? Ты можешь быть уверен, что твоя куртка будет принята с благодарностью!

Говоря это, он медленно поднимал дубинку. Ма Жун быстро огляделся. Опасность грозила ему и от дубинки спереди, и от кинжала справа.

Толстяк еще заканчивал свою речь, а Ма Жун уже выбросил левую руку вперед, схватил его за правое плечо и, надавив большим пальцем в нужное место, парализовал руку, державшую дубинку. Противник быстро сжал ему левое запястье, чтобы дернуть на себя и ударить в пах. В тот же миг Ма Жун правым локтем изо всей силы двинул в лицо человеку с кинжалом, и негодяй рухнул, хрипло вскрикнув. Затем правый кулак Ма Жуна с размаху врезался в голый живот толстяка, тот выпустил его запястье и упал на землю, согнувшись пополам и задыхаясь.

Ма Жун обернулся, чтобы посмотреть, не следует ли ему снова заняться человеком с кинжалом, и тут кто-то тяжелый повис у него на плечах, и чьи-то сильные руки начали его душить. Ма Жун согнул свою могучую шею, уперся подбородком в руку нового противника, а его пальцы тем временем шарили за спиной. Его левая рука лишь оторвала клок одежды, но правая сомкнулась вокруг чьей-то ноги. Он дернул ее изо всех сил, одновременно рванувшись вправо. Оба упали, но Ма Жун оказался сверху. Всем своим весом он грохнулся на душителя, едва не сломав ему ребра. Злодей разжал руки, и Ма Жун стремительно вскочил, как раз вовремя, чтобы увернуться от кинжала только что поднявшегося парня.

Ма Жун схватил нападавшего за руку, державшую кинжал, вывернул ее, перекинул врага через плечо и, резко наклонившись, швырнул его оземь. Тот врезался в стену и рухнул на пустой кувшин. Во все стороны полетели осколки, и его враг больше не двинулся.

Ма Жун подобрал кинжал и перекинул его через стену. Повернувшись к тем, кто так и сидел в тени, он сказал:

— Наверное, вы находите меня несколько невежливым, братья, но иной раз мне не хватает терпения с теми, кто балуется кинжалами.

Ответом ему было невнятное глухое ворчание.

Толстяк лежал на земле, его то и дело рвало. В промежутках между приступами он стонал и грязно ругался.

Ма Жун поднял его за бороду и сильно толкнул к стене. Тот впечатался в нее с глухим стуком и, едва дыша, сполз на пол, тараща на Ма Жуна глаза.

Через некоторое время он, наконец, обрел способность говорить и спросил хриплым, срывающимся голосом:

— Теперь, когда обмен любезностями, так сказать, завершен, не соблаговолит ли наш любезный брат сообщить нам свое имя и род занятий?

— Меня зовут Жун Бао, — небрежно ответил Ма Жун. — Я честный торговец, продаю свой товар на больших дорогах. Сегодня на рассвете по пути в Пуян я встретил богатого купца. Он скупил все мои товары за тридцать слитков серебра, которые мне тотчас же и вручил. И я поспешил сюда, чтобы поблагодарить богов благовониями.

Его собеседники захихикали, а тот, кто еще недавно пытался его задушить, осведомился, ужинал ли он. Услышав отрицательный ответ Ма Жуна, толстяк подозвал старика, готовившего пирожки с чесноком, и вскоре все угощались ими, сидя вокруг костра.

Толстяка звали Шень Па. Он с гордостью представился главой гильдии нищих Пуяна. Вот уже два года, как он и его товарищи жили во дворе Красного храма. В прошлом святилище процветало, но отчего-то монахи его покинули. После их ухода власти запечатали ворота. По словам Шень Па, место было приятным, спокойным и не слишком удаленным от центра.

Ма Жун признался новым товарищам, что находится в сложном положении. Он спрятал тридцать слитков в надежном месте и хотел бы побыстрее покинуть Пуян, ибо ограбленный им купец, наверное, уже заявил на него. Ему совсем не хотелось таскать в рукаве такое количество серебра. Поэтому он желал бы обменять его на ценный предмет помельче, который можно было бы легко спрятать под одеждой. Он был готов в какой-то степени потерять в этой сделке.