Роберт Гулик - Смерть под колоколом

— Я совершенно с этим согласен, — заметил председатель суда, — но, с другой стороны, нужно как-то поощрить этого начальника уезда. Может быть, министр церемоний окажет нам услугу и посоветует, как это сделать надлежащим образом?

Министр задумчиво погладил бороду.

— Поскольку его императорское величество лично заинтересовался делом буддийского храма, я буду рад завтра же обратиться к нему с покорнейшей просьбой направить судье Ди послание. Нет, конечно, не начертанное его августейшей рукой! Но копию подходящего текста, выгравированного на панно.

— Это именно то, что надо! — воскликнул главный секретарь. — Вы прекрасно разбираетесь в таких деликатных вопросах.

Министр позволил себе улыбнуться, что случалось довольно редко.

— Ритуалы и церемонии, — заметил он, — позволяют сложному правительственному механизму сохранять равновесие. Вот уже многие годы я взвешиваю похвалу и порицание, осуждение и одобрение так же тщательно, как ювелир взвешивает золото. Малейшая разница в грузе дает перевес одной из чаш.

Все четверо встали и за главным секретарем спустились по широким каменным ступеням, чтобы прогуляться вокруг озера с лотосами.

Две недели в ожидании пакета с окончательными приговорами по трем делам судья Ди и его помощники провели в страшном беспокойстве. После памятного заседания суда, на котором был осужден Линь Фан, наместник округа был очень мрачен и постоянно размышлял о чем-то. Вместо того чтобы, как обычно, обсуждать со своими помощниками наиболее интересные обстоятельства раскрытых преступлений, судья просто поблагодарил их за верную службу и сразу же погрузился в административные вопросы.

И вот наконец из столицы прибыл посланник. Дао Гань, проверявший счета в канцелярии, расписался в получении объемистого пакета и поспешил в кабинет судьи. Там уже были старшина Хун, приготовивший документы на подпись, и Ма Жуй с Цзяо Таем.

Дао Гань показал им большую печать суда империи на конверте и бросил его на стол, радостно объявив:

— Братья, вот окончательные приговоры! Его честь наконец приободрится!

— Не думаю, что наш судья беспокоится о том, что высшие власти не одобрят его приговоры, — сказал старшина Хун, — он ничего про это не говорил. Мне кажется, он тревожится по какой-то личной причине, он что-то тщетно пытается понять, и это не дает ему покоя.

— В любом случае, — заметил Ма Жун, — я знаю, кто точно начнет чувствовать себя лучше, когда судья объявит об окончательном осуждении Линь Фана. Это старая госпожа Лян! Наше дорогое министерство финансов, очевидно, загребет себе значительную часть состояния Линь Фана, но оставшейся части будет достаточно, чтобы она превратилась в одну из богатейших женщин в империи.

— Она это заслужила, — кивнул Дао Гань. — Как грустно, что в момент триумфа она упала в обморок. Ей не по силам такие потрясения, она уже две недели лежит в постели.

В этот момент вошел судья Ди, и все сразу встали. Он поздоровался с помощниками и сорвал печать с пакета, который ему подал старшина Хун.

Быстро изучив его содержимое, он сказал:

— Высшие власти одобрили все мои приговоры. Линь Фана ждет ужасное наказание. На мой взгляд, было бы достаточно просто отрубить ему голову. Но мы обязаны исполнять приказы.

Затем судья прочитал письмо с печатью министерства ритуалов и церемоний и, передав все бумаги старшине Хуну, почтительно поклонился в сторону столицы.

— Наша судебная управа удостоена большой чести, — сказал он. — Его величество император пожаловал нам декоративную панель с воспроизведением подлинного текста, собственноручно начертанного им алой тушью. Как только императорский дар будет к нам доставлен, старшина, проследите, чтобы он был немедленно помещен на почетном месте в зале суда.

Прервав поздравления помощников, судья продолжал:

— Завтра я объявлю приговоры. Это будет на особом заседании, которое состоится, как того требует обычай, за два часа до восхода солнца. Старшина, дайте всем необходимые указания и сообщите командиру гарнизона, что мне понадобятся всадники для сопровождения приговоренных к месту казни.

Подумав немного, судья со вздохом склонился над документами, поданными на подпись.

Дао Гань подергал старшину Хуна за рукав, Ма Жун и Цзяо Тай подбадривающе кивнули. Старшина, кашлянув, сказал:

— Ваша честь, мы все так и раздумываем над убийством Лян Кофа. Может быть, теперь, когда дело близится к закрытию, вы удостоите своих слуг объяснением того, что же произошло?

Судья Ди поднял глаза.

— Завтра, сразу же после казни преступников, — пообещал он и снова погрузился в чтение.

На следующее утро жители Пуяна задолго до восхода солнца начали стекаться к судебной управе, и вскоре собралась большая толпа, которая терпеливо ожидала, когда откроются главные ворота. Наконец они распахнулись, и зал заседаний, освещенный десятками больших свечей, расставленных вдоль стен, заполнился. Люди тихо переговаривались между собой, посматривая на гиганта, который стоял за спиной начальника стражи, держа на плече длинный двуручный меч. Большинство из них пришли сюда из любопытства, но у людей постарше было тяжело на сердце. Они знали, как сурово правительство карает своих граждан за мятежи, а массовое убийство монахов могло быть рассмотрено в этом свете.

Большой судебный гонг ударил трижды, и на возвышении появился судья Ди в сопровождении своих помощников. Ярко-красная накидка на его плечах указывала на то, что будут вынесены смертные приговоры. Он сел за большой стол, быстро произвел перекличку и объявил заседание открытым.

Первым был введен Хуан Сан. Его раны за две недели ожидания зарубцевались. Он только что съел положенное по обычаю жаркое и выглядел примирившимся со своей судьбой. Когда он преклонил колени, судья развернул длинный свиток и громко прочитал:

— Хуан Сан признан виновным в изнасиловании и убийстве. Он будет обезглавлен на месте казней, его тело разрублено на части и брошено собакам, а голова в назидание горожанам выставлена у городских ворот на три дня.

Руки Хуан Сана связали за спиной. Двое стражей взяли заранее приготовленную белую доску, где были записаны его имя, преступление и ожидающее его наказание, и закрепили ее веревками на спине Хуан Сана.

Когда осужденного увели, первый писец протянул судье другой документ. Развернув его, судья приказал начальнику стражи вызвать настоятеля Полное Просвещение и сестер Абрикос и Голубой Нефрит.

Начальник стражи вывел вперед старого монаха. На нем было пурпурное одеяние с отделанными желтыми нитками швами, указывающее на его ранг. Отложив в сторону изогнутый посох, покрытый красным лаком, он медленно опустился на колени.