Рекс Стаут - Лига перепуганных мужчин [litres]

– Понимаю. И это доказывает, что Бертона пришила не она.

– Именно. И устанавливает убийцу. Если уж потребуется фактическое подтверждение невиновности миссис Чапин, в чем лично я сомневаюсь, то в качестве такового можно предоставить свидетельство регулировщика на перекрестке Парк-авеню и Пятидесятой улицы, который в половине восьмого остановил ее за езду на красный свет. Не говоря уже о том, что привратник и коридорный могли видеть, как она покидает здание еще до происшествия. Но ничего из этого не понадобится.

– Угу. Полагаю, вы заручились ее доверием, подарив ей парочку орхидей.

– Нет. Но вообще-то, я пообещал ей их. Сделай заметку на завтра. Я заручился ее доверием, просто сказав ей правду, что признание ее мужа виновным в убийстве обойдется мне в несколько тысяч долларов. Видишь ли, что произошло… Сколько времени? Хорошо. Она была убеждена, равно как и сам Чапин, что в его затруднениях повинен я. Не зная характера моего соглашения с его друзьями, он полагал, будто это я его подставил. Мою особу он видел и потому, естественно, даже подумать не мог, что акробатические трюки в приемной выполнял лично я. А знаешь, кто выполнял? Ты. Да, серьезно, это ты совершил убийство. А я лишь разработал его. Будучи уверенной в данной версии, миссис Чапин ухватилась за представившуюся ей возможность. Усыпив тебя и Питни Скотта, она пошарила по твоим карманам, взяла его фуражку и куртку, села, написала записку и приехала на такси сюда. Она вручила записку Фрицу в дверях и вернулась в машину. Послание было кратким и предельно ясным, я могу процитировать его дословно: «Арчи Гудвин умрет через два часа, если не сядешь в мое такси и не поедешь со мной». Внизу стояло ее имя, Дора Чапин. Восхитительная откровенность. Что убедило меня в необходимости предпринять какие-то действия, так это наличие в конверте кожаного футляра, который, кажется, тебе так понравился.

Он отвлекся на стакан с пивом. Я хмыкнул и подумал, что мне следовало бы сказать что-нибудь, но в голову только и пришло:

– Ага, понравился. И он до сих пор у вас.

Вулф кивнул и продолжил:

– Единственный действительно огорчительный аспект сего происшествия исходил из романтического представления миссис Чапин о том, что являет собой удаленное и уединенное место. Поскольку я бы никуда от нее не делся, ей вполне подошел бы и какой-нибудь кустарник на углу Центрального парка – нет же, эта адская ослица погнала, с ее-то рывками, такси далеко за пределы города. Впоследствии я выяснил, что она намеревалась доехать до обособленного леска на берегу пролива Лонг-Айленд, куда прошлым летом ездила с мужем на пикник. Это становилось невыносимым. Я опустил перегородку между нами и закричал ей на ухо, что, если она не остановится через три минуты, я начну взывать о помощи к каждой проезжающей мимо машине и каждому человеку в пределах видимости. Мне удалось ее убедить. Она съехала на боковую дорогу и вскоре остановилась среди зарослей деревьев… Это тебя позабавит. У нее было оружие. Кухонный нож! Кстати, те порезы, что она продемонстрировала нам в прошлую среду, были нанесены по ее собственной инициативе, муж этого не одобрял. На то время игра заключалась лишь в том, чтобы уверить друзей мистера Чапина, каким опасным и жестоким человеком он является, без какого-то ни было вовлечения его в доказуемое преступление. Он уже заподозрил, что я могу раскрыть его, а окровавленная шея его жены служила отвлекающим маневром, придуманным исключительно ею… Вряд ли миссис Чапин так уж надеялась убить меня этим ножом, поскольку не найдется такого орудия, которое могло бы достигнуть моих жизненно важных органов. Полагаю, пистолета достать она не смогла или же просто не доверяет им, как и я. Наверное, она намеревалась кромсать меня, пока я не уступлю, и, кроме того, у нее в запасе еще была моя тревога за твою жизнь. В любом случае в ее планы входило вынудить меня раскрыть аферу, посредством которой ее муж угодил в ловушку. Я должен был написать это. Она даже прихватила с собой ручку и бумагу. Такое внимание к деталям подкупило меня.

– Ага. И?..

Он глотнул пива:

– Ничего особенного. Тебе известно, как я люблю поговорить. А тут мне выдалась для этого прекрасная возможность. Миссис Чапин была спокойна с самого начала. У нас с ней вообще много общего, например нелюбовь к волнениям. Было бы весьма поучительно понаблюдать, как в тот день она полосовала ножом свой затылок. Готов поспорить, она проделывала это так, как другой бы вырезал кусок мяса на отбивную. Я объяснил ей ситуацию, и мы обсудили ее. Скоро настал момент, когда было уже бессмысленно продолжать дискуссию в этом холодном, темном и отвратительном месте, кроме того, я узнал, что произошло с тобой. Она представлялась столь неуверенной относительно препаратов, которыми сдобрила твой кофе, что я счел за благо как можно скорее добраться до телефона… А! Мистер Хиббард, надеюсь, долгий день оказался вполне терпимым.

Вошел Хиббард, как будто под хмельком и все еще в моем коричневом галстуке. За ним появился Фриц и объявил, что обед подан.

Они набежали рано. Десять человек явились еще до девяти часов, я отметил их в своем списке и приступил к обязанностям хозяина дома. Четверо из них в прошлый раз не присутствовали – Коллар и Гейнс из Бостона, Ирвинг из Филадельфии и профессор Моллисон из Йеля. Майк Эйерс, трезвый как стеклышко, помог мне с напитками. В девять к присутствующим присоединился проницательный Леопольд Элкус. Не знаю уж, как Вулфу удалось заманить его, но он все-таки пришел и даже изъявил желание выпить стаканчик портвейна. Мне удалось сдержаться и не брякнуть ему, что нитроглицерина в нем нет. Меня он узнал и вел себя весьма обходительно. Подтянулись и другие клиенты, среди них и Огастес Фаррелл, который позвонил в воскресенье и сообщил, что вернулся из Филадельфии и добился получения заказа на библиотеку мистера Алленби. Вулф, предположив, что в действительности он звонил напомнить о своих двадцати баксах за проделанную в среду работу, попросил меня отправить ему чек.

Наши клиенты уже не казались такими подавленными, какими были неделю назад. Они с удовольствием накинулись на спиртное, разбились на группы и принялись болтать, а двое-трое даже нетерпеливо обратились ко мне. Коллар, бостонский текстильщик и владелец утеса, с которого упал судья Харрисон, поделился со мной, что надеется увидеть последнее действие оперы, а я ответил, что, к сожалению, сам уже давным-давно распрощался с надеждой на это. Еще мне удалось подслушать, как Элкус говорит Фердинанду Боуэну, что Вулф, судя по всему, пребывает на поздней стадии мании величия, попытался услышать и ответ Боуэна, но его заглушили.