Рекс Стаут - Острие копья [litres]

– Прошу прощения, но мистер Вулф занят. Это Гудвин.

Тогда он заявил, что хочет, чтобы Вулф приехал в Уайт-Плейнс. Я только рассмеялся в ответ. Он бросил трубку. Мне это не понравилось: явно не к добру. Немного подумав, я позвонил Генри Х. Барберу на квартиру и получил исчерпывающую информацию относительно сообщников и ареста важных свидетелей. Затем отправился на кухню и рассказал Вулфу о двух телефонных звонках. Он ткнул в меня ложкой:

– Арчи, этот Андерсон – зараза. Продезинфицируй телефон. Разве я не запретил тебе упоминать его имя?

– Простите, мне стоило догадаться. Вам известно, что я думаю, сэр. Псих, он всегда псих, даже если это вы. Мне надо поговорить с Фрицем.

Вулф не слушал. Я сказал Фрицу, что приду на обед за сэндвичами и поем в кабинете, затем проинструктировал его: вплоть до особых распоряжений он не должен подходить к двери, если в нее вдруг позвонят. Ни при каких обстоятельствах он не должен открывать дверь.

Быть может, то были излишние меры предосторожности, но я не хотел, чтобы кто-нибудь ворвался в дом, пока Вулф пребывает в одном из своих блуминдейловских [5] Арчи имеет в виду Блуминдейловскую психиатрическую лечебницу в Нью-Йорке, закрывшуюся в конце XIX в. настроений. Я только радовался, что он не попытался послать меня за чем-нибудь, и надеялся, что подобного не произойдет, потому как я отказался бы. Если я перегибал палку – что ж, хорошо, но я не собирался позволить им сделать из нас дураков. Только через мой труп! Той ночью ничего не произошло. На следующее утро я старался не попадаться Вулфу на глаза, бо́льшую часть времени проводя в гостиной, и открыл дверь газовщику и посыльному, да еще пронырливому юнцу, просившему помочь со средствами на учебу в колледже. Я помог ему спуститься с крыльца. Около одиннадцати я вновь открыл дверь по звонку и обнаружил за ней здоровенного детину, попытавшегося было сразу же войти, поставив внутрь ногу. Я налетел на него плечом и вытолкнул назад, затем вышел сам и закрыл за собой дверь.

– Доброе утро. Вас приглашали? – обратился я к нему.

– Уж точно не ты. Мне нужно увидеться с Ниро Вулфом.

– Это невозможно. Он болен. Чего вы хотите?

Он улыбнулся, сохраняя спокойствие, и продемонстрировал свое удостоверение. Я взглянул на него:

– Ну конечно. Из конторы Андерсона. Его правая рука? Чего вы хотите?

– Ты знаешь, чего я хочу, – продолжал он улыбаться. – Давай-ка зайдем и потолкуем.

Я не видел смысла пытаться строить из себя скромнягу. В любом случае я понятия не имел, когда Вулф выйдет из своего состояния, и это буквально сводило меня с ума. Так что я все выложил ему, как только мог коротко. Я сказал ему, что Вулф не знает ничего, чего бы не знали они, во всяком случае касательно Барстоу, а то, что он знает, привиделось ему во сне. Еще сказал, если они хотят подключить Вулфа к делу за плату, то пусть так и скажут и назовут сумму, а он либо примет ее, либо откажется. Сказал, если они испытывают желание опробовать какие-нибудь нелепые ордера, то сами удивятся, как смешно они будут выглядеть еще прежде, чем Вулф покончит с ними. Потом я сказал, что, на мой взгляд, он весит килограммов на десять больше меня, поэтому я даже не подумаю возвращаться в дом, пока он не уберется, и буду ему весьма признателен, если он поторопится, потому как читаю крайне интересную книгу. Пока я распространялся, он вставил несколько замечаний, но, когда я закончил, только и произнес:

– Скажи Вулфу, что это ему даром не пройдет.

– Обязательно. Еще какое-нибудь послание?

– Только для тебя. Пошел ты!..

Я лишь ухмыльнулся и оставался на крыльце, наблюдая за ним, пока он удалялся прочь в восточном направлении. Прежде слышать о нем мне не доводилось, но я не знал Уэстчестер достаточно хорошо. Удостоверение было выписано на имя Х. Р. Корбетта. Я вернулся в гостиную и сидел там, покуривая сигареты.

После ланча, где-то около четырех, с улицы до меня донеслись вопли мальчика-газетчика об экстренном выпуске. Я вышел, подозвал его и купил газету. Половину первой полосы занимал заголовок: «Барстоу отравлен. В теле обнаружен дротик». Я быстро прочел статью. Еще одна напасть на нашу голову. Естественно, Вулф и я в ней не упоминались – этого я и не ожидал. Но подумать только, чем она могла обернуться для нас! Я пенял на себя, что напортачил с Дервином, а потом с Андерсоном, ибо был уверен, что статья может навлечь на нас море неприятностей, хотя совершенно не представлял, какие именно. Еще я ругал Вулфа и его чертов рецидив. Дать бы ему как следует! По крайней мере, мне хотелось. Я вновь перечитал заметку. То оказался вовсе не дротик, а короткая стальная игла, как и предсказывал Вулф, и она была обнаружена под желудком. Как ни был я зол на Вулфа, мне только и оставалось, что воздать ему должное. Это была его картина.

Я прошел на кухню, молча положил газету перед Вулфом на стол и снова вышел. Он крикнул мне:

– Арчи! Давай за машиной, тут для тебя список.

Я притворился, будто не слышал, и со списком позже был послан Фриц.

На следующий день воскресные выпуски ни о чем другом, кроме убийства, не сообщали. Своры журналистов рыскали по всему округу Уэстчестер, но так ничего и не нашли. Я прочитал все статьи и узнал массу подробностей о клубе «Грин медоу», семье Барстоу, Кимболлах, которые входили в четверку игроков, о враче, допустившем ошибку, и еще множество прочих деталей, но по сути никто не раскопал ничего сверх того, что Вулф знал уже в среду вечером, когда спрашивал Анну Фиоре, видела ли она когда-нибудь клюшку для гольфа в комнате Маффеи. Не раскопали даже этого, поскольку в печати так и не появилось приемлемой теории, как же иголка оказалась в животе Барлоу. Все газеты отделывались комментариями токсикологов, объяснявших механизм действия ядов на организм человека.

Вечером в воскресенье я отправился в кино, велев Фрицу никому не открывать. Не то чтобы я чего-то ожидал – Андерсон, судя по всему, начал действовать самостоятельно. Быть может, исходя из мотива или каких-то сделанных открытий дело у него действительно выстраивалось. Я бы напился тем вечером, не будь то воскресенье. К моему возвращению из кино Вулф уже заперся в своей спальне, но Фриц все еще мыл на кухне посуду. Я поджарил кусок ветчины, чтобы сделать себе сэндвич, и выпил стакан молока, поскольку толком и не пообедал. Выпуск «Таймс», который я утром оставил Вулфу, все так же лежал на холодильнике. Десять к одному, Вулф даже не обратил на него внимания.

До начала первого я читал у себя в комнате, а затем долго таращился в темноту. Из-за невеселых дум сон ко мне не шел. Но очевидно, стоило ему прийти, как больше он не уходил. Когда утром мне удалось продрать глаза и взглянуть на часы на прикроватном столике, было уже за девять. Я сидел на кровати, позевывая, и тут сверху до меня донеслись звуки, окончательно прогнавшие сон. Либо то топали две известные мне пары ног, либо я все еще спал. Я вышел в коридор и прислушивался с минуту, а затем побежал вниз. На кухне Фриц пил кофе.