Артур Таболов - VIP

— Хотел бы я знать, что вы понимаете под словом «любовь».

— Я его любила! Я буду помнить о нём всегда!

— Насчёт всегда не уверен. Но лет двадцать точно. Или двадцать пять. Это смотря сколько отвесит вам суд. Делайте своё дело, коллеги, — бросил он полицейским и вышел из дома.

— Оденьтесь, мадам, — сказал первый.

— И соберите вещи, которые понадобятся вам в тюрьме, — добавил второй.

Второй суд над Ириной Керженцевой, обвиняемой в организации убийства мужа, медиамагната Григория Вознюка, начался в Красногорске в начале сентября и закончился в ноябре. Никакого внимания московской прессы он не привлёк, журналисты увлеченно строили прогнозы о том, к чему приведет заметно усилившее протестное движение, пойдёт ли режим президента Путина на уступки или продолжит закручивать гайки.

Как и на первом суде, на скамье подсудимых не было сообщника обвиняемой и непосредственного исполнителя убийства Павла Лежнёва. Проведенная в институте Сербского экспертиза признала его вменяемым, его вернули в СИЗО «Лефортово». В первую же ночь безопасной бритвой, которую он раздобыл в психушке и сумел пронести в камеру, Лежнёв перерезал себе сонную артерию. Контролёры поздно заметили, что с заключенным происходит что-то неладное, он умер от потери крови. Уголовное преследование против него было прекращено в связи со смертью обвиняемого.

Дело Ирины Керженцевой рассматривалось судом присяжных. Подсудимая своей вины не признала. Непонятно, на что она рассчитывала. Возможно, поверила следователю Маркову, что до суда не дойдёт, если она передаст свой пакет акций медиахолдинга фирме «Союз». Она согласилась. Марков привёл в Лефортово нотариуса, тот заверил подпись Керженцевой на распоряжении о том, что она передаёт акции в «Фонд поддержки демократии».

Об этом Панкратову рассказал Файберг. Он добавил, что акции «Союз» получил, но главной своей цели не добился. Многие талантливые журналисты и телеведущие ушли с кабельных каналов, а те, что остались, прежнего интереса у зрителей не вызывали. Талантливого человека можно заставить работать из-за куска хлеба, но его талант непостижимым образом быстро тускнеет. Идея взять под контроль неподцензурное ТВ закончилась ничем.

— Но мы не в накладе, — сказал Файнберг. — Фирма «Союз» задание выполнила. А там хоть трава не расти.

После этого Следственный комитет вернул дело в Красногорск, последние допросы вёл следователь Молчанов. Обвинителем выступал красногорский прокурор. Он понимал, что если и на этот раз ему не удастся убедить присяжных, это будет означать конец его карьеры. Поэтому он скрупулезно выполнял все требования уголовно-процессуального кодекса, не оставляя защите ни одного шанса оспорить приговор из-за нарушения процедуры. И хотя сообщника подсудимой не было, чистосердечное признание Лежнёва, присланное в Генеральную прокуратуру, и его показания на следствии были настолько красноречивы и в такой полноте рисовали подготовку к преступлению и все этапы его осуществления, что не было сомнений, что они будут восприняты коллегией присяжных с полным доверием.

От услуг Захарова подсудимая отказалась, защищал Керженцеву молодой адвокат, назначенный судом. Он даже не пытался доказывать её невиновность, настаивал лишь на том, что его подзащитная заслуживает снисхождения, так как является жертвой всеобщей деградации нравов в современном российском обществе, где культ денег и безудержного потребления обесценил все нормы морали и даже человеческую жизнь.

От последнего слова подсудимая отказалась.

Коллегия присяжных, набранная из жителей Красногорска, культом денег не развращенных, не прониклась сочувствием к жертве всеобщей деградации нравов. Вердикт был единогласным: виновна и снисхождения не заслуживает. Суд приговорил Керженцеву к лишению свободы сроком на двадцать пять лет с отбыванием в колонии строгого режима. Мосгорсуд, а затем Верховный суд апелляцию защиты оставили без удовлетворения. Приговор вступил в законную силу, осужденную отправили по этапу в колонию ИК-9 в тридцати километрах от Тобольска.

Всё кончилось, справедливость восторжествовала. Но уже во время оглашения приговора Панкратов ощутил какой-то душевный дискомфорт. Он не исчез, а только усилился после того, как Панкратов и Игорь Касаев съездили на Троекуровское кладбище, положили на могилу Сергея Старостина цветы и молча постояли с непокрытыми головами перед дубовым крестом с овальной фотографией молодого майора в парадной форме. Что-то не так было в самом устройстве жизни, при котором любовь приносит в жизнь не новую жизнь, а новые смерти, а женственность уподобляется разрушительному тайфуну. Не так, не так.

Панкратов всегда считал себя человеком не то чтобы черствым, но ни к каким рефлексиям не склонным. Он решил, что избавиться от тревожащего душевного дискомфорта может только одним способом — встретиться с Ириной Керженцевой и попытаться понять, что такое эта женщина с её феноменальной способностью подчинять своей воле мужчин. Является ли она, как сказал адвокат, жертвой всеобщей деградации нравов в современной российском обществе, или здесь что-то другое?

Панкратов заехал в Управление федеральной службы исполнения наказаний к знакомому генерал-майору, попросил позвонить начальнику колонии ИК-9 и отрекомендовать его как человека, заслуживающего доверия.

— За каким чертом тебя туда несет? — полюбопытствовал генерал. — Это же настоящий медвежий угол.

— Хочу встретиться с одной осужденной, — ответил Панкратов с ударением на втором слоге, как принято в этом цехе.

— С кем?

— Не вникай, долго рассказывать.

— Темнишь, Михаил Юрьевич, — укорил генерал. — Ладно, если не хочешь, не говори.

Но в колонию позвонил.

В середине декабря Панкратов выехал в Тобольск.

В тюменский аэропорт Рощино он прилетел утром на «боинге» компании Ютэйр, на электричке быстро доехал до Тобольска, а последние тридцать километров до ИК-9 добирался часа три на рабочем поезде из четырех вагонов, который здесь называли бичевозкой. На нём ехали работяги в оранжевых железнодорожных жилетах и женщины с плотно набитыми сумками, по большей частью пожилые, матери заключенных, которым разрешили свидание. Поезд подолгу стоял на полустанках, только во второй половине дня Панкратов подошел к проходной ИК-9.

Колония стояла на возвышенности, была обнесена пятиметровым бетонным забором с тремя рядами колючки, с вышками по периметру и напоминала средневековую крепость. Дежурный прапорщик придирчиво проверил паспорт Панкратова и провёл его в административный корпус.

Начальник колонии, полковник внутренних войск, лет сорока, встретил московского гостя доброжелательно.