Николай Свечин - Неизвестные рассказы сыщиков Ивана Путилина, Михаила Чулицкого и Аркадия Кошко [СИ litres]

Урьян на эту удочку попался. Когда незнакомец ушёл, он заявил, что имеет на примете как раз такие часы, о которых говорил Урицкий, и может ему принести их показать. Урицкий согласился и предложил принести часы завтра к определённому часу. В назначенный час Урьян был арестован на улице и доставлен в Сыскную Полицию, где при обыске на нём было обнаружено трое похищенных часов. При такой улике Урьяну ничего больше не оставалось, как принести полную повинную. Оказывается, кража была совершена братьями Строгановой при его, Урьяна, содействии. Сговорившись со своей любовницей, арестованной Строгановой, во время проводов её в камеру следователя, он днём незаметно пропустил воров на чердак, где они и спрятались до наступления ночи. По окончании кражи воры были им же выведены из здания судебных установлений вместе с добычей. Ночью я сам поехал на обыск к Строгановым. Жили они в небольшой дачке в Петровском парке. Оцепив всю усадьбу полицейским нарядом, я со своими агентами направился к стеклянной двери, выходящей на небольшую веранду. Мы постучали, но долго не получали никакого ответа. Когда мы стали энергично напирать на дверь, желая открыть её силой, вдруг откуда-то раздался громкий револьверный выстрел. Мы думали, что воры решили оказать нам вооружённое сопротивление, чего мы никак не ожидали и что явилось совсем необычным. Пришлось временно отступить и послать в ближайшую полицейскую часть за непробиваемыми пулей панцирями. На это ушло порядочно времени. Когда мы подошли к двери вторично, чтобы её выломать, за дверью появилась старуха-мать Строгановой и беспрепятственно нас впустила. Квартира состояла из трёх комнат и кухни. Во всей квартире никого, кроме старухи, не оказалось. На мой вопрос, кто стрелял, старуха выразила крайнее изумление и объявила, что она никакого выстрела не слыхала, да и некому, мол, здесь стрелять.

Мы приступили к самому тщательному обыску, выстукивали полы и стены, но нигде ничего не нашли, нигде не было никаких следов огнестрельного оружия, а между тем выстрел был произведён. Мы подняли чуть ли не все половицы, осмотрели подоконники, печки – ничего. В кухне мы увидели небольшой люк, закрытый дверцей с кольцом. Приоткрыв дверцу, мы попали в небольшой погреб для овощей. Тут были сложены куча картофеля, несколько кочней капусты, немного других овощей и ничего больше. Земляной пол был твёрдо утрамбован. Стали выстукивать стены. Надзиратель Евдокимов взял в руки принесённую с собой увесистую фомку и с силой стал ударять по доскам. Одна из досок подалась внутрь, и её легко удалось вынуть, а за ней и другие доски. Тут мы обнаружили небольшое отверстие, по которому мы проникли в узкий подземный коридорчик, оканчивающийся дверью. Открыв дверь, мы увидели небольшую комнатку, где находились два брата Строгановых со своими матрацами и подушками. Никакого сопротивления они не оказали. При обыске тут были найдены остальные украденные в суде вещи, много усовершенствованных орудий взлома, баллон с газом и огромный странного вида пистолет. Оказалось, что это был простой большого размера пугач, из которого один из Строгановых произвёл выстрел, заставивший нас отступить и давший время ворам спрятаться в свой потайник. Выпавшая доска была тщательно уложена на свое место и подпёрта ими изнутри.

Строгановы были присуждены к 2½ годам арестантских рот.

– Нет, позвольте, вы не имеете никакого настоящего права меня не пускать! Я не фря какая-нибудь, а потомственная почётная гражданка и желаю вашему начальнику изъяснение сделать. Ваш начальник – общественное достояние, и нигде в законе не написано, что вход к нему запрещается.

Я приоткрыл дверь:

– В чём дело? Что за крики?

– Да вот, господин чиновник, ваш рабочий не хочет допустить меня к начальнику, а у меня к нему дело есть.

– Я начальник. Входите. Что вам угодно?

Женщина повелительно махнула рукой своей, видимо, компаньонке и, взойдя в кабинет, поправила на бок съехавшую шляпу.

– Садитесь, я вас слушаю…

– Я Перепетуя Егоровна Шорина, купеческая вдова, а это моя, так сказать, компаньонка Ирина Петровна Петушкова, дальняя родственница покойного супруга, более тридцати лет живёт на моих хлебах. Владею домом на Камергерском переулке, судиться, окромя как с жильцами, не судилась. Семья у меня небольшая: сын, дочь, она (Шорина ткнула на Петушкову) да кухарка Агафья, двенадцатый год у меня служит. Живём мы тихо, людей не принимаем, да и сами никуда не шляемся, разве вот она [Петушкова] редкий праздник пропустит да в церковь не отпросится, так что люди все крепкие, надёжные. Не буду скрывать правды и расскажу всё как есть. Дочка у меня хворая с изъянцем – всё чихает да кашляет. Ну да ничего, я за ней пятьдесят тысяч приданого даю. Сын прошлым годом кончил коммерческое училище с серебряной медалью, но должности пока не имеет, живёт при матери. Агафьюшка баба пречестная: не то чтобы там на сельдерее или порее копейку украсть, но и на антрекоте гривенника не свиснет. Про Петровну и говорить нечего – женщина тихая, скромная, богобоязненная; иной раз и вспылишь, а она хотя бы что, будто воды в рот набрала.

А вот, между прочим, вчерась какое дело приключилось – считаюсь это я вечером с Агафьей, кончила, заказала ей, что купить на завтра, и полезла в шифоньер за деньгами. Глядь, а бумажника-то и нет! Я туда-сюда, обшарила все полки, как в воду канул! Созвала всю семью, говорю: «Ищите, может, это я со слепа не нахожу». Перевернули и перешарили всё, одним словом – нет! Конечно, деньги свои держу я в банке; в бумажнике же так, немного на всякий случай. Однако было в нём всё же 800 с лишним рублей да три выигрышных билета 1-го займа ещё покойника мужа. Весь этот день сидели мы дома, никто к нам не приходил, а часам к девяти вечера лишь сын вернулся из бильярдного заведения – он у меня обожает шары катать, да Петровна от всенощной возвратилась. Бумажник же с утра был на месте, так что я и ума не приложу над эдаким происшествием. Конечно, мне наплевать, хоть и жалко, но пропажа не весть какая, и ради этих денег не стала бы я шляться по разным полициям да пороги обивать, а только страх меня берёт: что же это такое в самом деле среди бела дня, можно сказать, из-под самого носа, и вдруг такое нарушение правов? Ведь эдак, прости Господи, чего доброго проснёшься и увидишь себя зарезанной. Очень прошу вас, господин начальник, пособите мне и избавьте меня от убийцы.

– А как живёт ваш сын? Не покучивает ли? – спросил я, подумав.

– Ой, что вы! Он истинное ещё дитя. Тихий, кроткий, мухи не обидит, да и держу я его строго: не пьёт, не курит и насчёт женского сословия – ни-ни!

Тут почему-то Ирина Петровна жеманно потупилась.