Агата Кристи - Пассажир из Франкфурта

Ответ на этот вопрос последовал неожиданно и гораздо раньше, нежели мсье Грожан мог на то рассчитывать. Дверь комнаты распахнулась, и на пороге появился его секретарь с озабоченным выражением на лице. Мсье Грожан посмотрел на него с явным неудовольствием.

– Я, кажется, просил, чтобы меня не отвлекали?

– Да, конечно, мсье президент, но дело весьма необычное…

Подойдя к своему шефу, он наклонился и вполголоса проговорил ему на ухо:

– Здесь маршал. Он требует, чтобы его впустили.

– Маршал? Вы хотите сказать…

Секретарь энергично закивал, подтверждая догадку шефа. Мсье Пуасонье озадаченно посмотрел на своих коллег.

– Он требует, чтобы его впустили, и не потерпит отказа.

После непродолжительной паузы мсье Куан, министр внутренних дел, нарушил молчание:

– Не будет ли лучше, если…

Не успел он договорить, как дверь вновь распахнулась и в комнату вошел мужчина. Это был очень известный человек. В последние годы во Франции его слово было не только законом, но и выше закона. Для присутствующих его появление стало неприятным сюрпризом.

– А-а, приветствую вас, уважаемые коллеги, – обратился к ним маршал. – Я пришел помочь вам. Наша родина в опасности. Необходимо принимать меры, безотлагательные меры! Я пришел предложить свои услуги и хочу взять на себя всю ответственность за действия по преодолению этого кризиса. Это может быть сопряжено с опасностью. Но честь превыше всякой опасности, как и дело спасения Франции. Сегодня они устраивают демонстрации – сборище студентов и преступников, выпущенных из тюрем, среди которых есть убийцы. Они поют песни, скандируют имена своих учителей, своих философов, тех, кто подстрекает их к бунту, тех, кто погубит Францию, если им не воспрепятствовать. Вы сидите здесь, беседуете, сокрушаетесь по поводу сложившейся ситуации. Но этого мало. Я приказал ввести в город два полка и привести в боевую готовность военно-воздушные силы, а также послал закодированные телеграммы своим друзьям в Германии, которая является в этом деле нашей союзницей.

Мятеж должен быть подавлен. Он представляет опасность для мужчин, женщин и детей, а также для собственности. Я сделаю все для того, чтобы погасить этот бунт. Я буду разговаривать с ними как их отец, как их вождь. Эти студенты, даже эти преступники – мои дети. Они представляют собой молодежь Франции. Я буду говорить с ними об этом. Они будут меня слушать. Мы удовлетворим некоторые из их требований, и они вернутся к учебе. Им не хватало их стипендий, они были лишены очень многого. Я пообещаю им исправить это положение. Я буду говорить от своего имени. Я буду говорить также от вашего имени, от имени правительства. Я пообещаю, что мы сделаем все от нас зависящее. Но это требует руководства на более высоком уровне. Это требует моего руководства. А теперь я пойду. У меня несколько списков закодированных телеграмм, которые нужно разослать. Можно использовать ядерные средства сдерживания таким образом, чтобы они вызывали страх в толпе, не причиняя людям реального вреда. Я все продумал. Мой план должен быть воплощен в жизнь. Присоединяйтесь ко мне, мои верные друзья.

– Маршал, мы не можем допустить… Вы не имеете права подвергать себя опасности. Мы должны…

– Что бы вы ни говорили, решение принято. Я сделал свой выбор.

Маршал направился к двери.

– Со мною мои отборные телохранители. Я собираюсь поговорить с этими юными бунтовщиками и разъяснить им, в чем заключается их долг.

Он скрылся за дверью с величественным видом ведущего актера, исполняющего свою любимую роль.

– Bon dieu [25] Господи ( фр. ). , он действительно настроен решительно! – воскликнул мсье Пуасонье.

– Он подвергает свою жизнь риску, – сказал синьор Вителли. – Смелый человек. Весьма благородно с его стороны, но что с ним будет? В том состоянии, в каком находятся эти les jeunes, они могут убить его.

Мсье Пуасонье вздохнул.

– Вполне возможно, – согласился он. – Он действительно сильно рискует.

– Разумеется, никто не желает этого, – осторожно произнес мсье Грожан.

Однако как раз этого он и желал. Он надеялся на это, хотя, будучи по натуре пессимистом, считал, что события редко развиваются так, как того хотелось бы. И в самом деле, перед ним открывались куда более мрачные перспективы. Зная маршала, нетрудно было предположить, что он тем или иным способом заставит возбужденных и кровожадных студентов выслушать его и поверить его обещаниям. А также убедит их в необходимости его возвращения к власти, которой он некогда обладал. В карьере маршала такое уже пару раз происходило. Его личный магнетизм был таков, что политические противники терпели поражение тогда, когда меньше всего этого ожидали.

– Мы должны остановить его! – воскликнул он.

– Да-да, – согласился синьор Вителли. – Нельзя допустить, чтобы мир потерял такого человека.

– У него слишком много друзей в Германии, а вам наверняка известно, как расторопны немцы в том, что касается военных вопросов. Они могут ухватиться за столь соблазнительную возможность.

– Bon dieu, bon dieu , – произнес мсье Грожан, вытирая со лба пот. – Что мы можем сделать?.. Что там за шум? Это выстрелы или мне кажется?

– Нет-нет, – успокоил его мсье Пуасонье. – Это в столовой упали подносы.

– Мне хотелось бы процитировать один фрагмент, – сказал мсье Грожан, большой любитель литературы, – если только я смогу вспомнить. Цитата из Шекспира. «Никто не избавит меня от этого…

– …буйного священника», – закончил мсье Пуасонье. – Это из пьесы «Бекет» [26] Фраза приписывается королю Англии Генриху II, крайне недовольному деятельностью Ф. Бекета. Шекспир, у которого никогда не было такой пьесы, тут совершенно ни при чем. Впрочем, героев повествования явно сбило появление в 1964 г. фильма «Бекет», исторической драмы режиссера П. Гленвилла, экранизации пьесы Ж. Ануя «Бекет, или Честь Божья», на что и намекает Кристи. .

– Сумасшедший вроде маршала хуже всякого священника. Священник, по крайней мере, по определению должен быть безобиден. Хотя только вчера Его Святейшество Папа принял делегацию студентов. Он благословил их. Он назвал их своими детьми.

– Это типично христианский жест, – сказал мсье Куан с некоторым сомнением в голосе.

– Даже в христианских жестах нельзя заходить слишком далеко, – сказал мсье Грожан.

В комнате заседаний, на Даунинг-стрит, 10, собрались члены кабинета министров. Сидевший во главе стола мистер Седрик Лэйзенби, премьер-министр, смотрел на своих коллег без всякого удовольствия. Как ни странно, мрачное выражение лица приносило ему определенное облегчение. Лэйзенби уже начинало казаться, что только в приватной обстановке заседаний кабинета министров он может расслабиться и стать самим собой, перестав являть миру вымученный оптимизм мудрого и довольного собой государственного деятеля, который столь надежно служил ему во время всевозможных политических кризисов.