Эрл Гарднер - Полное собрание сочинений. Том 33. Двойник дочери

— Две недели назад? — уточнил Мейсон.

— Около того. Дней десять.

— Каким образом картина опять оказалась у вас?

— Ее и не забирал никто. Она все время здесь.

— А есть ли на этой картине какая-нибудь отметка, по которой вы можете отличить. ее от оригинала?

— Я могу отличить, — сказал Гилберт, — и держу пари, что больше никто.

— А вы уверены, что это копия?

— Это копия.

— Сколько вы за нее хотите? — спросил Мейсон.

— Вы что, покупаете ее?

— Возможно.

— Ну ладно, не давите на меня. Я подумаю и дам вам знать.

— Когда?

— Когда решу.

— Хорошо. Вот моя визитная карточка. Я Перри Мейсон, адвокат.

— Черт, да я знаю. Сразу узнал, когда вы появились. Ваше лицо уже примелькалось в газетах. А эта киска кто?

— Делла Стрит, мой секретарь.

Гилберт еще раз смерил ее взглядом.

— Ненормальная, — констатировал он.

— Благодарю вас, — отпарировала Делла.

— А чем ты сейчас занимаешься? Дела или прогулка?

— Дела.

— Когда уходишь?

— В любое время.

— Давай бросай этих папашек и пойдем к нам — милые люди, никакого притворства, пустопорожней болтовни; только прямой разговор — глаза в глаза.

— Как-нибудь в другой раз. А у вас есть право продавать эту картину?

— Откуда мне знать. Если ее покупает адвокат, пусть он и волнуется обо всем.

Тут вмешался Мейсон:

— Очень важно знать, что с картиной ничего не произойдет. Так сколько денег вам надо прямо сейчас, чтобы я мог забрать картину с собой?

— Деньги, деньги, деньги! Мне так надоели эти жлобские разговоры о деньгах, что я скоро взвою. Знаете что? Это мои проблемы. У меня талант, за который люди готовы платить деньги, а я такой ненормальный, что беру эти деньги. Послушайте, что я скажу вам, Мейсон. Мне не нужны деньги. Они у меня есть. Во всяком случае, хватает на эту берлогу, еду, сок. Все остальное мне достается даром. Знаете, я чуть было не решил подарить эту картину вашей секретарше на память обо мне, но потом передумал. Пусть она побудет немного у меня. И еще я хочу вам сказать. Не ходите больше сюда и не предлагайте мне денег. Я покончил с ними. Из-за них я могу стать таким же жлобом, как вы. Деньги не проживут за вас вашу жизнь. Не все можно купить за деньги. Одни лишь иллюзии, фальшивые ценности. Счастья за деньги не купишь. Его можно только выстрадать. Вот с этим цыпленком, думаю, пока все в порядке, а вы двое — конченые люди. И самое печальное, что вы оба — мужики с мозгами и при желании могли бы выбраться из этой рутины. Но вам не хватает смелости. Вы по рукам и ногам связаны цепями условностей. А, к черту все. Возвращаюсь на вечеринку. Там говорят на одном языке со мной. Выходите, притон закрыт.

— И все-таки я хочу быть уверенным, что с картиной ничего не случится, — настаивал Мейсон. — Это очень важно.

— Вы все это уже говорили. Не стоит повторяться. Пластинка изнашивается.

— Я просто хотел убедиться, что вы правильно меня поняли.

— Вы говорили громко и внятно. Я слышал и в первый раз, и во второй. Не задерживайте меня и не предлагайте денег. Меня тошнит от них. — Он еще раз оглядел Деллу: — Возвращайся в любое время, лапонька. — Потом, повернувшись к Дрейку и Мейсону, сказал: — Ну, я пошел на вечеринку. Давайте проваливайте.

Они вышли в коридор. Гилберт захлопнул за собой дверь.

— Желаю повеселиться, — сказала Делла.

Он обернулся и еще раз оценивающе посмотрел на нее:

— Мы-то повеселимся. А вот ты тоже могла бы.

Он немного постоял с ними у лифта, а потом зашлепал босиком по коридору.

— Да, это талант, замечательный талант, — сказал, провожая его взглядом, Мейсон. А потом, обращаясь к Делле, спросил: — А как ты узнала, что Дюрант расплатился с ним стодолларовыми банкнотами?

— А я и не знала. Просто попробовала наугад.

— И попала в яблочко.

— Как вы думаете, эта копия висела в салоне на яхте? — спросил Дрейк.

— Нет. Они выжидали. Они собирались держать на крючке Одни и Рэнкина, пока кто-то из них не проглотил бы наживку. После того как Олни подал бы в суд и эксперты под присягой подтвердили бы подлинность картины, Дюрант постарался бы подменить ее и доставить на экспертизу в суд подделку. Эксперты, которые видели оригинал, выходя для дачи показаний, клялись бы, что это подлинный Фети. Тогда адвокат Дюранта попросил бы их посмотреть повнимательней и приступил бы к перекрестному допросу. Эксперты стали бы сомневаться и искать какие-нибудь опознавательные знаки, но их там не было. Возможно, они продолжали бы клясться, что это оригинал, или, наоборот, охваченные паникой, отступили бы от своих слов. Дюрант выиграл бы.

— А смог бы он доказать, что это копия? — спросил Дрейк.

— Там есть какие-то тайные отметки, которые помогли бы ему это доказать. Что-то такое, указывающее на время создания картины, то есть годы спустя после смерти Фети.

— Будь Дюрант жив, Олни не поздоровилось бы.

— Да, будь он жив, — повторил Мейсон.

— А что теперь? — спросил Дрейк.

— Теперь твои люди пусть продолжают работать, а ты пойди выспись, Пол. Очень плохо выглядишь.

— Я плохо выгляжу потому, что действительно устал. Сообщаю тебе, что я сейчас поковыляю в турецкие бани и буду там потеть, пока не выйдет вся усталость. А потом зальюсь в такое место, где никто меня не разыщет. Завтра утром буду на работе. А теперь меня нет, весь вышел, и ты ни под каким видом не заставишь меня работать.

— Ладно, завтра ты будешь совсем другим человеком.

— До завтра еще так далеко.

— И завтра ты займешься банками.

— Какими еще банками?

— А откуда у него взялись стодолларовые банкноты?

— Не знаю, хотя не мешало бы узнать. Глядишь, и мне перепадет.

— Из банка, — подтвердил Мейсон. — Ты же не придешь в магазин и не скажешь: «Вот вам чек, и выдайте по нему сотенными, пожалуйста». И в кинотеатр не пойдешь с подобной просьбой.

Дрейк в задумчивости поморгал глазами.

— У Дюранта, — продолжал Мейсон, — на счете ничего не было. Ему нечем было платить за квартиру. Он весь был в долгах. Даже за кисти и краски не мог расплатиться. И вдруг — стодолларовые банкноты. Это было две недели назад. Он отправил кисти и краски этому художнику и расплатился с ним сотнями. Потом опять оказался на мели. Тут он велит Максин убираться из города, и у него опять нет денег, даже ей на дорогу. Он куда-то уезжает, потом возвращается, и опять со стодолларовыми банкнотами.

— Ты хочешь сказать, что у него был еще один счет на другое имя? — спросил Дрейк.

— Дело в том, что банки были закрыты в это время.

— Я устал. Освободи меня от всего этого, — взмолился Дрейк.

— Иди в турецкие бани, а завтра продолжим.

Адвокат обратился к Делле Стрит:

— Я отвезу тебя домой, Делла, а завтра в восемь тридцать у нас совещание в конторе.