Эрл Гарднер - Полное собрание сочинений. Том 4. Дело о немом партнере.

— Вейд звонил?

— Нет. Все прошло как нельзя лучше. А Сейвин просил его звонить лишь в случае каких-нибудь недоразумений.

— Ладно. Давайте порассуждаем. В понедельник, пятого числа, в десять часов вечера Сейвин был жив. Больше у нас нет фактических доказательств. — Мейсон безнадежно вздохнул.

— Рыболовный сезон открылся во вторник шестого. В какой-то мере можно руководствоваться показаниями будильника. Он остановился в два сорок семь, а бой был поставлен на пять тридцать.

— Завод будильника тоже кончился?

— Да.

Раздался телефонный звонок. Шериф извинился и взял трубку. Выслушав, он сказал:

— Хорошо, минуту. — Потом повернулся к Мейсону: — Вас.

Мейсон взял трубку и услышал неторопливый голос Пола

Дрейка.

— Хэлло, Перри. Я воспользовался возможностью позвонить тебе. Ты можешь говорить свободно?

— Нет.

— Но слушать-то можешь?

— Да.

— Мне думается, я вышел на след убийцы. Я нашел ниточку к твоему nonyraiQ-сквернослову: мне точно обрисовали человека, купившего попугая.

— Где?

— В Сан-Молинасе.

— Продолжай.

— В Сан-Молинасе есть зоомагазин некоего Артура Гиббса. В пятницу второго в магазин зашел человек в грязной потрепанной одежде и в невероятной спешке купил попугая. Гиббс его запомнил, потому что покупателя ничего не интересовало в птице, кроме внешнего вида. Гиббс продал попугая, не предупредив, что птица ругается. По-моему, тебе следует самому потолковать с Гиббсом.

— Есть ли еще какие-то детали?

— Говорю тебе, у меня великолепное описание.

— Оно под кого-нибудь подходит?

— Пока я не знаю ни одного человека… Но сейчас объясню тебе, что собираюсь делать. Пойду в «Плац-отель» и буду ждать в холле. Ты приезжай туда, как только освободишься. Где-то около половины шестого я договорюсь с Гиббсом о встрече.

— Прекрасно, — одобрил Мейсон и положил трубку.

Сержант Голкомб с подозрением посмотрел на Мейсона, и шериф, будто и не было перерыва в разговоре, продолжал:

— Когда мы приехали сюда, то обнаружили корзину с рыбой. Ее отправили в полицейскую лабораторию, в город. Они сообщили, что рыба была вычищена и обернута листьями, но окончательно не вымыта, нашли и остатки от завтрака: скорлупу от пары яиц и кожуру от бекона. На Сейвине были надеты домашние туфли, спортивные брюки и свитер. Вот эта кожаная куртка висела на спинке стула, резиновые сапоги были измазаны грязью. На столе — рыболовные принадлежности в таком виде, как он их положил, вернувшись в дом… Поэтому, я полагаю, что его убили приблизительно в одиннадцать часов во вторник, шестого числа. Вас интересует, чем я руководствуюсь в расследовании этого дела?

— Даже очень.

Голкомб молча повернулся на каблуках и вышел, показывая всем своим видом глубочайшее недовольство.

— Понимаете, адвокат, у меня нет большого опыта в расследовании убийств, но я знаю, как определяется вероятность. В свое время я работал в лесном хозяйстве и хорошо разбираюсь в разного рода травах. Конечно, это не дела об убийствах, но принципы-то расследования везде одинаковы. Короче говоря, я рассуждаю так: Сейвин поднялся в половине шестого по звонку будильника. Позавтракав, отправился на рыбалку. Вернулся назад голодный и усталый. Он даже не стал мыть рыбу и не положил ее в холодильник. Снял тяжелые сапоги, поставил к стене их и корзину с рыбой. Пошел на кухню, разогрел бобы. В кофейнике оставался кофе от завтрака. Его он тоже согрел…

Шериф помолчал, потом продолжал рассуждать:

— После этого ему нужно было бы вычистить рыбу и убрать ее в холодильник, но он этого не успел сделать, потому что его убили. Получается, что это произошло около одиннадцати часов утра.

— Почему не позднее?

— Я думал об этом. Но солнце добирается до хижины примерно в половине десятого, с одиннадцати в домике становится тепло, а в четыре часа солнце уходит, и почти сразу комната остывает. Днем тут невероятная жара. Ночью — холодно. Вот я и решил, что Сейвина убили уже после того, как в домике потеплело, но не в разгар жары. Если бы было холодно, он не снял бы куртку и, я думаю, затопил бы камин… Дрова-то были уже приготовлены. Ну, а если бы уже наступила жара, на нем не было бы свитера.

— Логично, — согласился Мейсон. — А вы не проверяли, на сколько времени хватает завода будильника?

— От тридцати до тридцати пяти часов, в зависимости от состояния механизма, от его изношенности… Ну, а потом еще один момент: нелепо так говорить про убийцу, но это человек мягкосердечный.

Откинув голову, шериф убрал с глаз мешающую ему прядь.

— Этот человек хотел убить Сейвина, но ему было жаль попугая. Он понимал, что тело Сейвина будет обнаружено не сразу, и сделал все, чтобы птица не сдохла от голода и жажды. Вам понятна моя мысль?

— Вполне, — улыбнулся Мейсон, — и огромное вам спасибо, шериф. Похоже, я разобрался в обстановке. Пойду еще поброжу вокруг домика. Очень признателен вам за сердечное отношение…

Он не договорил, потому что в дверь постучали, и шериф открыл. На пороге стоял молодой человек лет тридцати, в роговых очках, придававших ему вид ученого.

— Шериф Барнет? — спросил он.

— Вы Вейд?

— Да.

Шериф подал ему руку.

— Это сержант Голкомб, — представил он присутствующих, — а это мистер Мейсон.

Вейд со всеми поочередно поздоровался.

— Я действовал точно в соответствии с вашими инструкциями, — шериф, — начал рассказывать он. — Сошел с самолета в Лас-Вегасе, дальше ехал под чужим именем, изучил все газетные сообщения и…

— Минуточку, — оборвал его сержант. — Видите ли, мистер Мейсон — адвокат, а не полицейский. Он сейчас уходит.

Вейд повернулся к адвокату:

— Так вы тот самый Перри Мейсон? Прошу прощения, что не узнал вас. Я с огромным интересом читаю отчеты о ваших процессах. Был особенно поражен тем, как вам удалось доказать невиновность…

— Адвокат Мейсон уходит, — прервал его сержант, — и мы бы попросили, чтобы вы вообще ни с кем не разговаривали, мистер Вейд, пока мы не поговорим с вами.

Вейд замолчал. На его лице поочередно появлялись то удивление, то усмешка. Мейсон же оставался невозмутимым.

— Мы поговорим еще, мистер Вейд. Я представляю интересы Чарльза Сейвина. Он знает, что вы здесь?

Голкомб решительно шагнул вперед.

— Достаточно, Мейсон. Вы собирались уходить?

— Да. В доме невероятно душно. Неужели вы этого не ощущаете, сержант?

Голкомб, ничего не ответив, яростно захлопнул дверь. Мейсон, выйдя на крыльцо, с удовольствием посмотрел на залитые солнцем вершины гор, потом на Деллу Стрит, которая сидела на подножке машины, пытаясь завязать дружбу с полудюжиной бурундуков, храбро приближавшихся к ее протянутой руке.

Услышав шаги Мейсона, они пустились наутек под большой сосновый пень, где была их большая нора. Потом осторожно выглянув, медленно пошли назад, видимо привыкнув получать еду из рук человека. Над ее головой голубая сойка, очевидно, вообразила, что Делла подкармливает зверушек. Она перепрыгивала с ветки на ветку, наклоняя головку то в одну, то в другую сторону и издавая ворчливый, явно протестующий звук. Сойке казалось, что ее обижают, и она не могла молчать о такой несправедливости.