Эшли Уивер - Смерть парфюмера

– Значит, вас не очень интересуют дела «Парфюм Беланже» и производство его продуктов? – Хотя я и не думала, что Мишель как-то себя выдаст, если именно он похитил рецепт духов, но надеялась, что смогу заметить в нем какие-то признаки вины.

– Честно, это никогда не относилось к моим сильным сторонам, – произнес он. – Я не из тех, кто обладает научным складом ума.

Меня отчего-то это не удивило.

– О, дело не в том, что я не пытался чего-то достичь. С юных лет я понял, что для отца духи значили больше, чем все остальное. И Сесиль тоже это знала. С самого детства она только и делала, что всюду следовала за отцом. Он делился с ней всеми своими секретами. Это вызывало у меня зависть, так что я пробовал следовать ее примеру.

– И вы узнали какие-нибудь отцовские секреты? – с улыбкой спросила я.

– Некоторые – да, – ответил Мишель. – Но я унаследовал от него любовь не к парфюмерии, а к женщинам.

Значит, мы снова вернулись к этой теме. Вполне можно обратить этот разговор себе на пользу.

– Я слышала много хорошего об Анжелике, – начала я. – Полагаю, вас связывали особые отношения?

Мне хотелось застать его врасплох, но не получилось. Вместо недоумения Мишель улыбнулся мне еще шире:

– О ней можно рассказать многое. Она поразительная женщина.

– Но не столь поразительная, чтобы поддерживать ваш интерес к ней? – спросила я, вскинув брови. Я хотела знать, что послужило истинной причиной их разрыва. Мне почему-то казалось, что недовольство Элиоса Беланже не вызвало бы у Мишеля беспокойство.

– Мы оба поняли, что смотрим в разные стороны.

– Я думала, что она, возможно, увлеклась Йенсом Мюллером, – сказала я.

Мишель громко расхохотался, запрокинув голову:

– Этим скульптором? Нет, нет. Для Анжелики он ничего не значил. Он был словно одержим ею, однако он не первый, кто испытывает к ней подобные чувства.

– Включая вас.

Мишель пожал плечами, в его глазах мелькнул веселый огонек, и его рука оказалась на моем колене.

– Я знаю, что очень легко влюбляюсь.

С холодной улыбкой я сняла его руку с колена.

– И столь же легко охладеваете, как я полагаю.

Мишель снова рассмеялся:

– Вы мне очень нравитесь, мадам Эймс. Можно я буду называть вас Эймори? Дивное имя, очень похожее на наше слово «любовь», амур, не так ли?

– Мишель, – раздался голос Антуана. Он подошел к нам, хмуро глядя на брата. Похоже, ему очень не нравилось фривольное поведение Мишеля.

– Да, Антуан? – отозвался тот.

Когда Мишель посмотрел на брата, его улыбка оставалась прежней, но взгляд изменился, и это было бы незаметно, если внимательно не приглядываться. И тут я кое-что поняла. Ему была присуща напускная беспечность. Не важно, что Мишель чувствовал, он всегда выглядел совершенно непринужденно и не выдавал своих эмоций. Я распознала в нем это качество, поскольку Майло вел себя точно так же.

Я вспомнила слухи о его взрывном характере, которые не слишком соответствовали его беспечной натуре. Теперь я гадала, не могла ли его недооценивать. Я подозревала, что за внешним обликом Мишеля кроется нечто большее.

– Мне нужно с тобой поговорить. – Антуан повернулся ко мне: – Прошу нас извинить, мадам Эймс.

– Разумеется. Я как раз собиралась припудрить носик.

Если уж пытаться проникнуть в кабинет Антуана, то лучше момента не придумаешь.

Я огляделась, прикидывая, заметит ли кто-нибудь мое исчезновение. Майло по-прежнему беседовал с Берил и Сесиль. Антуан с серьезным видом о чем-то говорил с Мишелем, который, казалось, слушал брата вполуха. На лице Мишеля застыло все то же отстраненное выражение, однако взгляд был настороженный. Он внимательно следил за всеми присутствующими. Создавалось впечатление, словно он тоже ждет возможности ускользнуть.

Я вышла, прежде чем он посмотрел в мою сторону.

Я оказалась в пустом коридоре и быстро направилась к двери, которая, как я знала, ведет в кабинет Антуана. Я нажала на ручку, но, как и боялась, дверь была заперта. Это означало, что надо попытать счастья у двери, выходящей в сад, у которой Антуан и Сесиль разговаривали во время приема.

Я подергала следующую дверь в коридоре, и та оказалась незапертой. Я вошла в комнату, надеясь, что в ней есть дверь, ведущая во внутренний дворик. Окна закрывали тяжелые портьеры, и в комнате царила тьма. Я пошла на ощупь, натыкаясь на мебель и надеясь, что ничего не опрокину.

Нужно было торопиться, иначе мое отсутствие заметят.

Я дотянулась до портьер и раздвинула их, с облегчением обнаружив, что здесь тоже были двери, ведущие во внутренний дворик. Я открыла их и выскользнула наружу, вдохнув прохладный, напоенный ароматами вечерний воздух.

Соседняя дверь вела в кабинет Антуана, и я дернула за ручку. Я была уверена, что она заперта, но с облегчением обнаружила, что она открылась.

Воровато оглянувшись, словно кто-то невидимый мог следить за мной из внутреннего дворика, я проскользнула внутрь и закрыла за собой дверь.

Портьеры тут тоже были зашторены, и я не представляла, как смогу что-то разыскать в темноте. Тем не менее мне показалось слишком рискованным зажигать лампу. Свет могут заметить в коридоре через щель между дверью и полом, и тем самым я привлеку внимание.

Я отодвинула портьеру, чтобы в комнату проник лунный свет. Немного, но, возможно, этого окажется достаточно, дабы я знала, что искать.

Недалеко от окна стоял массивный стол из темного дерева, и я подошла к нему. Потянула верхний ящик – он оказался не заперт. Я выдвинула его и обнаружила там полную бумаг кожаную папку. Прищурившись, я раскрыла ее: в ней лежала толстая пачка юридических документов. Трудно сказать наверняка, но мне показалось, что ничего важного там нет.

И тут я поняла, насколько трудная задача мне выпала. Возможно, в столе полно бумаг, а времени у меня в обрез.

Я открыла следующий ящик – он был полон пустых парфюмерных флаконов различной формы. Возможно, опытные образцы. Они едва слышно звякнули, когда я выдвинула ящик, но я затаила дыхание: в пустой комнате этот звук казался оглушительным.

В следующем ящике лежал лишь сложенный вдвое лист бумаги. Я развернула его и увидела, что текст написан от руки, а не напечатан на машинке. Я прочитала первую строчку, которая в переводе с французского звучала как начало типичного завещания: «Я, Элиос Беланже, находясь в здравом уме и твердой памяти, настоящим объявляю свою последнюю волю».

Несмотря на все трудности, я его все-таки нашла. Я только собралась читать дальше, как услышала характерный звук поворачиваемой дверной ручки. Сердце замерло у меня в груди, и я осознала, что надо действовать быстро. Как можно тише я закрыла ящики и двинулась обратно к окну.

Дверь в кабинет открылась, едва я успела скользнуть за портьеру, и у меня уже не оставалось времени вернуться во внутренний дворик, чтобы не быть услышанной. Придется ждать здесь. И лишь теперь я поняла, что по-прежнему сжимаю в руке завещание.