Артур Дойль - Шерлок Холмс. Все повести и рассказы о сыщике № 1

Я пробирался по высохшему руслу ручья, которое должно было, как мы думали, скрыть меня от неприятельских патрулей. Но как только я преодолел первый поворот, на меня напало шесть человек, очевидно, поджидавших меня здесь. В один момент я был опрокинут на землю ловким ударом по голове и связан по рукам и ногам. Но удар в голову не был так тяжел для меня, как удар в сердце. Из разговора схвативших меня людей я понял, что меня выдал врагам через своего туземного слугу сержант Барклей. Потому-то он так любезно и начертил мне путь, по которому я должен был незаметно пройти через вражеский лагерь.

Впрочем, стоит ли продолжать? Теперь-то вы, надеюсь, понимаете, насколько подло поступил со мной Джеймс Барклей. На следующий день подоспел Нейль и освободил Бхарти. Но враги увели меня вглубь страны. Много лет я не видел белых лиц. Меня мучили и истязали; я пытался бежать, но меня поймали и опять мучили. Вы сами видите, как я теперь выгляжу… Несколько из моих мучителей потом бежали в Непал и захватили меня с собой, а затем перевезли дальше в Дарджилинг.

Вскоре какие-то горные жители напали на моих мучителей и перебили их; я освободился от одного рабства, чтобы попасть в другое. Но отсюда я скоро бежал и, вместо того, чтобы идти на юг, пошел на север, в Афганистан. Здесь я скитался много лет, а затем, наконец, вернулся в Пенджаб, где жил среди туземцев, зарабатывая деньги тем, что показывал различные фокусы. Мне, жалкому калеке, мало было радости вернуться в Англию или даже к своим товарищам! Даже жажда мести не могла заставить меня решиться на возвращение домой. Пускай, думал я, Нанси и мои товарищи по оружию считают Генри Вуда умершим с прямой спиной, но не видят его живым, ползающим и похожим на какую-то обезьяну. Они не сомневались в моей смерти, и я очень радовался этому обстоятельству. Я слышал, что Нанси вышла замуж за Барклея, и что он быстро продвинулся по службе. Но даже это печальное известие не могло подтолкнуть меня на какие-то действия. И только когда я состарился, меня потянуло на родину. Много лет я мечтал и видел даже во сне светло-зеленые поля и изгороди милой Англии. Я решил побывать перед смертью на родине. У меня были деньги на дорогу, а приехав, я поселился здесь, среди солдат. Я хотел зарабатывать деньги, показывая им разные фокусы, так как сам вышел из солдатской среды и хорошо изучил их вкусы.

– Ваш рассказ очень заинтересовал меня, – сказал Шерлок Холмс. – Как вы встретились с миссис Барклей и в каких вы были с ней отношениях, я уже знаю. Конечно, вы последовали за ней и слышали с дороги, как она спорила со своим мужем и обвинила его в подлости. Тут вы не выдержали, перебежали через поляну и ворвались в комнату.

– Совершенно верно, сэр. Он сразу узнал меня, и я никогда не думал, что лицо человека может так страшно исказиться от ужаса. Он упал и ударился головой о железную решетку камина, хотя смерть последовала еще раньше. Я увидел смерть на лице его так же ясно, как вот сейчас читаю текст на этом камине. Один мой взгляд, подобно пуле, пронзил его сердце.

– Ну, а потом?

– Потом Нанси упала в обморок, я взял из ее руки ключ от двери, намереваясь открыть ее и позвать кого-нибудь на помощь. Но вовремя сообразил, что лучше уйти и оставить их одних, чтобы не возбудить против себя подозрения. Второпях я сунул ключ в карман, а когда принялся ловить выскользнувшего из ящика и бегающего по портьере Тэдди, то уронил палку. Поймав его и усадив в ящик, я поспешил ретироваться.

– Кто такой Тэдди? – спросил Холмс.

Человек перегнулся, поднял крышку стоящей в углу клетки, и оттуда моментально выскочил прелестный темно-красный грациозный зверек, с длинным тоненьким носиком, с куньими ногами и прелестными красными глазками.

– Да это же мангуст! – воскликнул я.

– Да, одни называют его так, а другие – фараоновой мышью, – ответил человек. – Я называю его Змеелов, поскольку Тэдди удивительно ловко охотится на змей. У меня здесь есть одна кобра с вырванными ядовитыми зубами, и Тэдди помогает мне увеселять публику в ресторанах и зарабатывать деньги. Вот и вся история, сударь.

– Спасибо, мы попросим вас повторить ее еще раз, если это понадобится для оправдания миссис Барклей.

– Конечно, я приду, но только в том случае, если нужно будет для ее спасения.

– Вы правы. Хотя Барклей сломал вашу жизнь, все-таки не стоит разглашать эту скандальную историю об умершем. Вы достаточно удовлетворены сознанием, что все эти тридцать лет его мучили страшные угрызения совести… А вот и майор Мэрфи переходит через улицу. Прощайте, Вуд. Надо узнать, не случилось ли со вчерашнего дня чего-нибудь нового.

Мы догнали майора Мэрфи, когда он поворачивал за угол.

– А, Холмс, – сказал он. – Надеюсь, вы уже знаете, что мы совершенно напрасно тревожили полицию?

– Как так?

– Да очень просто. Врачи пришли к заключению, что смерть последовала от разрыва сердца. Вы видите, это было простейшее из всех дел.

– Да, проще и быть ничего не может, – сказал Холмс, улыбаясь. – Пойдемте, Ватсон, я думаю, нам нечего теперь делать в Олдершоте.

– Не понимаю одной только вещи, – заметил я, когда мы шли на станцию, – имя мужа миссис Барклей – Джеймс, другой был Генри. Почему же она произносила еще имя Давида?

– Это доказывает, Ватсон, что я не такой идеальный наблюдатель, каким вы меня считаете. А ведь одно это имя должно было подтолкнуть меня к разгадке. Ведь очевидно, что она произносила это имя в виде упрека.

– Упрека?

– Да, мой друг. Давид много грешил и в одном случае взял на душу такой же тяжкий грех, как и сержант Джеймс Барклей. Вы помните историю Урии и Вирсавии [30] Одна из библейских легенд гласит, что израильско-иудейский царь Давид послал на верную гибель своего военачальника Урию, чтобы взять в жены его супругу Вирсавию. ? Хоть мое знание Ветхого Завета немного и хромает, тем не менее, эту историю, насколько мне помнится, вы можете найти в первой или во второй книге Самуила.

Однажды, просматривая свои случайные, в какой-то степени непоследовательные записи, где я пытался поведать о некоторых дарованиях моего друга мистера Шерлока Холмса, я вдруг обнаружил, что найти примеры, всецело отвечающие моим задачам, дело довольно нелегкое. Бывали случаи, когда Холмс проявлял себя во всем блеске своего аналитического мышления и показывал эффективность своих методов, но факты сами по себе были столь незначительны или так банальны, что я не считал себя вправе обнародовать их публично. С другой стороны, часто случалось, что он участвовал в таких расследованиях, где происходили выдающиеся, полные драматизма события, но Холмс в данном деле не проявлял своего таланта в той полноте, которой я, его биограф, мог бы занести ему в актив. Незначительное дело, описанное мною под заголовком «Этюд в багровых тонах», или другое, более позднее по времени, повествующее об исчезновении «Глории Скотт», могут служить яркой иллюстрацией тех сцилл и харибд, которые постоянно угрожают историку. И вот, перелистывая свою записную книжку, я наткнулся на одно замечательное дело. Правда, аналитические способности моего друга Холмса в данном случае не были проявлены во всем блеске, однако сами обстоятельства этого дела настолько значительны, что я не счел возможным игнорировать его, и поместил в публикуемую серию.