Артур Дойль - Шерлок Холмс. Все повести и рассказы о сыщике № 1

– Я могу принять остальные пункты, – сказал он, – но, право, что касается длины…

Холмс поднял кусочек стружки с буквами NN.

– Видите?

– К сожалению, даже и теперь…

– Ватсон, я всегда был несправедлив к вам. Есть и другие. Что могут означать эти NN? Это в конце слова. Вы знаете, что lohann Faber – марка наиболее распространенная. Разве не ясно, что от карандаша осталось как раз столько, сколько его обыкновенно остается за словом lohann?

Холмс нагнул столик к электрической лампе.

– Я надеялся, – сказал он, – что если бумага, на которой он писал, была тонка, то, может быть, остались какие-нибудь следы на этой гладко отполированной поверхности. Нет, я ничего не вижу. Думаю, что здесь мы ничего больше не узнаем. Обратимся теперь к письменному столу. Этот комочек, вероятно, та черная вязкая масса, о которой вы говорили. Он приблизительно пирамидальной формы и, как я вижу, с углублением. На нем, как вы сказали, заметны следы опилок. Боже мой, это очень интересно. А разрез – он начинается с тонкой царапины и оканчивается настоящей рваной дырой. Я очень вам обязан, мистер Сомс, за то, что вы обратили мое внимание на этот случай. Куда ведет эта дверь?

– В мою спальню.

– Входили вы в нее после происшествия?

– Нет, я прямо пошел к вам.

– Мне хотелось бы заглянуть в нее… Что за прелестная старая комната. Будьте добры подождать минутку, пока я осмотрю пол. Нет, я ничего не вижу. А что это за занавес? Вы вешаете позади него платье. Если бы кто-нибудь был вынужден спрятаться в этой комнате, то ему пришлось бы это сделать именно за занавесью, так как кровать слишком низка, платяной шкаф слишком мелок. Никого там нет, полагаю.

Когда Холмс отдергивал занавес, я видел по его несколько напряженному и бдительному лицу, что он был готов встретить всякую неожиданность. За занавесью ничего не оказалось, кроме трех-четырех пар платья, висевших на крючках вешалки. Холмс отвернулся и вдруг нагнулся к полу.

– Эге! Это что такое?! – воскликнул он.

То была пирамидка черного вязкого вещества, совершенно такая, какую мы видели на столе кабинета. Холмс держал ее на ладони под ярким светом электрической лампы.

– Ваш посетитель, мистер Сомс, оставил следы не только в кабинете, но и в спальне.

– Что ему тут было нужно?

– Мне кажется, что это довольно ясно. Вы вернулись с неожиданной для него стороны, и, таким образом, он не мог получить никакого предостережения, пока вы не очутились у самой двери. Что ему оставалось делать? Он наскоро подобрал все, что могло его выдать, и бросился в вашу спальню, чтобы спрятаться.

– Боже мой, мистер Холмс, неужели вы хотите сказать, что все время, пока я говорил с Банистером в кабинете, человек находился в заточении в спальне?

– Так я понимаю то, что произошло.

– Но есть другое объяснение, мистер Холмс. Не знаю, заметили ли вы окно спальни?

– Свинцовый мелкий переплет, три отдельные окна, из которых одно достаточно большое, чтобы через него пролез человек, открывается на петлях.

– Совершенно верно. И оно выходит на угол двора так, что часть его не видна. Человек мог войти в это окно, проходя через спальню, оставить следы и, в конце концов, увидев, что дверь открыта, убежать через нее.

Холмс нетерпеливо закачал головой.

– Будем практичны в наших рассуждениях, – сказал он. – Я понял из ваших слов, что по этой лестнице, мимо вашей двери, ходят три студента.

– Да.

– И они все трое допущены к экзамену?

– Да.

– Имеете ли вы повод подозревать какого-нибудь из них больше остальных?

Сомс колебался.

– Это очень щекотливый вопрос, – сказал он. – Неприятно бросать подозрения, когда нет доказательств.

– Послушаем ваши подозрения. Я поищу доказательств.

– Так я сообщу вам в нескольких словах сведения о характере трех молодых людей, живущих в этих комнатах. Нижнюю из них занимает Гильхрист, красивый атлет; он играет в регбийской партии и в партии крикета колледжа, получил приз за перескакивание через плетни и за прыжок в длину. Он мужественный молодец. Отец его был известный сэр Джобес Гильхрист, разорившийся на скачках. Мой ученик остался беден, но прилежен и усиленно работает. Из него выйдет прок. На втором этаже живет Дуалат Рас – индеец. Он тихий неразговорчивый малый, как большинство индейцев. Он идет хорошо, хотя греческий язык – его слабый предмет, прилежен и методичен. Комната верхнего этажа принадлежит Майльсу Макларисту. Это блистательный малый, когда он желает работать – один из самых светлых умов в университете, но он своевольный, чуть не был исключен с первого курса из-за карточного скандала. Он ленился весь последний семестр и должен со страхом ожидать экзамена.

– Так, значит, вы подозреваете именно его?

– Я не рискую идти так далеко. Но из трех он, может быть, был более способен сделать это.

– Так. Теперь, мистер Сомс, посмотрим на вашего слугу Банистера.

Это был маленький, лет пятидесяти человек, белолицый, гладко выбритый и седой. Он до сих пор еще не оправился от внезапной бури, внесенной в тихую рутину его жизни. Его полное лицо подергивалось от нервности, и пальцы не могли оставаться в покое.

– Мы расследуем это несчастное дело, Банистер, – сообщил ему хозяин.

– Да, сэр.

– Я понял, – сказал Холмс, – что вы оставили свой ключ в дверях?

– Да, сэр.

– Не может ли казаться очень странным, что вы это сделали в тот самый день, когда экзаменационная бумага была в комнате?

– Чистое несчастье, сэр. Но мне случалось и раньше оставлять ключ.

– Когда вы вошли в комнату?

– Около половины пятого – время, когда мистер Соме пьет чай.

– Как долго вы оставались в комнате?

– Когда я увидел, что мистера Сомса нет дома, то я тотчас же ушел.

– Пересматривали ли вы эти бумаги на столе?

– Нет, сэр, конечно, нет. У меня был в руках поднос с чайным прибором. Я подумал, что скоро вернусь за ключом, а потом забыл.

– Имеет ли наружная дверь наружный замок?

– Нет, сэр.

– Значит, она была все время заперта?

– Да, сэр.

– И если кто-нибудь находился в комнате, то он мог выйти?

– Да, сэр.

– Когда мистер Сомс вернулся и позвал нас, вы были очень расстроены?

– Да, сэр. Ничего подобного никогда не случалось за многие годы моей службы здесь. Я чуть не упал в обморок, сэр.

– Да, я это слышал. На каком месте вы стояли, когда почувствовали себя дурно?

– Где я стоял, сэр?.. Да здесь, возле двери.

– Странно… Ведь вы сидели на том стуле в углу. Почему вы миновали эти стулья?

– Не знаю, сэр. Мне все равно было, где сесть.

– Я, действительно, думаю, мистер Холмс, что он ничего не сознавал. У него был очень скверный вид положительно страшный, – добавил мистер Сомс.