Артур Дойль - Шерлок Холмс. Все повести и рассказы о сыщике № 1

– Дома он? – стремительно спросил Гопкинс.

– Войдите, дорогой сэр, – послышался голос Холмса сверху. – Надеюсь, что у вас нет никаких видов на нас в такую ночь.

Сыщик поднялся наверх, и наша лампа осветила его блестевший от дождя непромокаемый плащ. Я помог ему снять его, между тем как Холмс поправлял огонь в камине.

– Теперь, милый Гопкинс, устраивайтесь поудобнее и грейте ноги, – сказал он. – Вот вам сигара, а у доктора есть рецепт лекарства, заключающего в себе горячую воду и лимон, – очень хорошее лекарство в такую ночь. Должно быть, важное дело заставило вас выйти из дома в такую бурю?

– Действительно, важное, мистер Холмс. Хлопотливый денек достался на мою долю, уверяю вас. Читали вы что-нибудь о Иокслейском деле в последних выпусках?

– Сегодня я ничего не читал из написанного позднее пятнадцатого века.

– Ну, да это был только один столбец, и к тому же факты совершенно искажены. Так что вы ничего не потеряли. А я не терял времени. Это в Кентском графстве, в семи милях от Чатама и в трех от железной дороги. Мне телеграфировали в три часа пятнадцать минут, и я был в старом поместье Иокслей в пять часов, произвел следствие, вернулся на Чэринг-Кросскую станцию с последним поездом и оттуда поехал прямо к вам.

– Что означает, полагаю, что дело для вас не совсем ясно?

– Это означает, что я не вижу в нем ни начала, ни конца. Насколько мне кажется, это самое запутанное дело, которое мне когда-либо приходилось вести, а между тем сначала оно казалось таким простым, что немыслимо было сделать ошибку. Нет никаких поводов, мистер Холмс. Вот что меня смущает – я не могу найти повод. Налицо мертвый человек – этого нельзя отрицать, но, насколько я вижу, нет ни малейшей причины, чтобы кто-нибудь захотел сделать ему зло.

Холмс закурил сигару и прислонился к спинке кресла.

– Послушаем, в чем дело, – произнес он.

– Добытые мною факты ясны, – начал Стэнлей Гопкинс. – Теперь мне остается только узнать, что они все означают. История, насколько мне кажется, заключается в следующем. Несколько лет тому назад этот деревенский дом – старое поместье Иокслей – был снят пожилым человеком, который назвал себя профессором Корамом. Он был больной и половину своего времени проводил в постели, а другую – бродил вокруг дома с палочкой, или же садовник катал его в кресле. Его очень любили немногие соседи, навещавшие его, и он пользовался репутацией весьма ученого человека. Его прислуга состояла из экономки – миссис Маркер, и горничной – Сусанны Тарльтон. Они обе состояли при нем со дня его переезда, и, по-видимому, обе женщины с прекрасным характером. Профессор пишет научный труд и потому нашел нужным год тому назад пригласить секретаря. Первые два, пробовавшие у него работать, были неудачны, но третий, мистер Виллугби Смит, очень молодой человек, прямо с университетской скамьи, оказался как раз тем, что требовалось профессору. Его работа заключалась в том, что он все утро писал под диктовку профессора, вечера же он обыкновенно проводил в отыскивании источников для работы на следующее утро. В прошлом этого Виллугби Смита нет ничего, говорящего против него, ни когда он был мальчиком в Уппингхаме, ни юношей в Кембриджском университете. Я видел его аттестаты, и по ним оказывается, что он всегда был приличным, спокойным, работящим малым без единой слабости. А между тем, этого мальчика настигла смерть сегодня утром в кабинете профессора при обстоятельствах, которые могут указывать только на убийство.

Ветер завывал под окнами. Холмс и я придвинулись ближе к огню, между тем как молодой инспектор медленно, пункт за пунктом, развивал свой странный рассказ.

– Обыщите всю Англию, – сказал он, – и вы не найдете хозяйства, в котором прислуга была бы более сдержанна и не подвержена влиянию извне. Целыми неделями никто не выходит за пределы поместья. Профессор был поглощен своей работой, и его не существовало ни для чего, кроме нее. Молодой Смит не был знаком ни с кем по соседству и жил почти так же, как его хозяин. Обе женщины ничего не имели такого, что бы отвлекало их от дома. Садовник Мортимер, катающий профессора, – пенсионер армии, старый крымский солдат с прекрасным характером. Он живет не в доме, а в коттедже, состоящем из трех комнат и находящемся в противоположном конце сада. Вот и все люди в старом поместье Иокслей. Вместе с тем калитка сада находится в ста ярдах от большой дороги, идущей из Лондона в Чатам. Она закрывается щеколдой, и всякий может беспрепятственно войти в нее.

Теперь я передам вам показания Сусанны Тарльтон, единственного человека, имевшего сказать что-либо положительное об этом деле. Это было перед полуднем, между одиннадцатью и двенадцатью часами. Она в это время была занята развешиванием занавесей в верхней спальне, выходящей окнами в сад. Профессор Корам был еще в постели, потому что в плохую погоду он редко вставал раньше двенадцати. Экономка была чем-то занята в задней части дома. Виллугби Смит находился в своей спальне, которая служила ему и кабинетом. В эту минуту горничная услышала, как он прошел по коридору и спустился в кабинет, как раз под той комнатой, в которой находилась она. Она не видела его, но говорит, что не могла не узнать его быстрой, твердой походки. Она не слышала, чтобы он запер дверь кабинета, но приблизительно через минуту услышала страшный крик, раздавшийся в комнате внизу. То был дикий хриплый крик, столь странный и неестественный, что нельзя было разобрать, кто его издал, – мужчина или женщина. В то же самое время послышался тяжелый стук, потрясший весь дом, и наступила тишина. Девушка с минуту простояла как окаменелая, затем, набравшись храбрости, побежала вниз. Дверь кабинета была заперта, и она открыла ее. На полу лежал распростертый молодой Виллугби Смит. Сначала она не заметила никаких признаков насилия, но когда попробовала поднять его, то увидела кровь, хлынувшую из нижней части шеи. В ней была сделана очень маленькая, но очень глубокая рана, и задета сонная артерия. Орудие, которым была нанесена рана, лежало тут же на полу. То был один из тех маленьких ножичков, которые встречаются на старомодных письменных столах, с ручкой из слоновой кости и не сгибающимся лезвием. Это была одна из принадлежностей письменного стола профессора. Сначала девушка подумала, что молодой Смит уже умер, но когда она полила его лоб водой из графина, он на мгновение открыл глаза. «Профессор, – пробормотал он, – это была она». Девушка готова поклясться, что таковы были в точности его слова. Он отчаянно пытался сказать еще что-то и поднял правую руку. Затем упал мертвым. Между тем явилась и экономка, но она уже не слышала последних предсмертных слов молодого человека. Оставив Сусанну возле его тела, она поспешила в комнату профессора. Он, страшно взволнованный, сидел на постели, потому что достаточно слышал, чтобы убедиться в том, что случилось нечто ужасное. Миссис Маркер готова поклясться, что профессор был еще в ночном костюме, да и, действительно, для него немыслимо было одеться без помощи Мортимера, который должен был прийти в двенадцать часов. Профессор заявил, что он слышал только отдаленный крик, и ничего больше не знает. Он не может дать никакого объяснения последним словам молодого человека: «Профессор, это была она», но думает, что это был бред. Ему кажется, что у Виллугби Смита не было никаких врагов, и он не может ничем объяснить преступление. Он первым делом послал садовника Мортимера за местной полицией. Немного позднее старший констебль послал за мною. Ничто не было тронуто до моего приезда, и были даны строгие указания, чтобы никто не смел ходить по дорожкам, ведущим к дому. Представляется роскошный случай испытать на практике вашу теорию, мистер Шерлок Холмс. В сущности, не было недостатка ни в чем.