Агата Кристи - Скрюченный домишко; День поминовения

— Айрис Марль, я не ошибаюсь?

Вспыхнув, она обернулась — и увидела перед собой вопрошающее загорелое лицо Энтони — Тони.

— Едва ли вы меня помните, — продолжил он, — но...

— Еще как помню, — перебила она его. — Конечно, помню!

— Замечательно. Думаю, вдруг вы меня забыли? Все-таки давно не виделись.

— Давно. Со дня рождения Розмари...

Она осеклась. Слова бездумно и весело сорвались с губ. Но тут же кровь отхлынула от щек, лицо ее обесцветилось, побледнело. Губы задрожали. Глаза в испуге распахнулись.

— Извините, ради бога, — быстро сказал Энтони Браун. — Я, идиот, вас напугал.

Айрис сглотнула.

— Не страшно.

(А ведь с того самого дня, дня рождения Розмари, дня ее самоубийства, Айрис об этом не вспоминала. Не хотела вспоминать!)

— Простите, ради бога, — повторил Энтони Браун. — Прошу вас, извините меня. Потанцуем?

Айрис кивнула. На начинавшийся танец она уже была ангажирована, но без раздумий пошла к танцевальному кругу, опираясь на руку Энтони. Она заметила, что ее партнер, розовощекий юноша со свободно болтающимся воротничком, ищет ее глазами. «Девушкам, осваивающим свет, с такими приходится мириться, — презрительно подумала она. — А приятель Розмари — это совсем другое дело».

Ее словно ударило током. Приятель Розмари. Письмо. Неужели оно было адресовано ему, человеку, с которым она сейчас танцевала? В его манере танцевать было особое кошачье изящество — вот тебе и «Леопард». Неужели он и Розмари...

— Где вы пропадали? — вопросила она, отгоняя эти мысли.

Чуть отодвинувшись, Браун внимательно взглянул на нее

сверху вниз. Улыбки не было, в голосе слышался холодок.

— Ездил... по делам.

— Понятно, — и, не удержавшись, спросила: — А зачем вернулись?

Теперь он улыбнулся. Потом игриво произнес:

— Допустим, повидать вас, Айрис Марль.

Энтони вдруг прижал ее к себе и решительно повел в танце — и она, ведомая им, поплыла во времени и пространстве. «Почему я должна его бояться, — мелькнуло у нее в голове, — ведь мне так приятно!»

С того дня Энтони вошел в ее жизнь. Они стали видеться — не реже раза в неделю. Айрис встречала его в парке, на танцевальных вечеринках, за ужином их сажали рядом.

Но в доме на Элвастон-сквер он не появлялся. Айрис обратила на это внимание не сразу — так ловко он уклонялся или просто отказывался от приглашений заехать туда.

Когда она это поняла, у нее возник вопрос: а почему? «Потому что он и Розмари...» Тут, к ее удивлению, о нем заговорил Джордж — всегда такой деликатный и обходительный.

— А кто он, этот Энтони Браун, с которым ты встречаешься? Что тебе о нем известно?

Айрис уставилась на него.

— Что известно? Да он же был приятелем Розмари!

По лицу Джорджа словно пробежала судорога. Веки дернулись. Он глухо подтвердил:

— Да, разумеется.

— Ой, прости! — воскликнула Айрис покаянно. — Зря я о ней вспомнила.

Джордж Бартон покачал головой и мягко произнес:

— Я не хочу, чтобы ее забыли. Нет, не хочу. Ведь, в конце концов, — неловко добавил он, отведя глаза в сторону, — ее имя означает именно это. Розмари — воспоминание [14] Цветок розмарина (англ. rosemary) символизирует воспоминания. , — он внимательно посмотрел на нее. — Я не хочу, Айрис, чтобы ты забыла свою сестру.

У нее перехватило дыхание.

— Я никогда ее не забуду.

— Так вот, — продолжал он, — насчет этого Энтони Брауна. Возможно, Розмари с ним дружила, но едва ли она много о нем знала. А тебе, Айрис, надо быть осторожной. Ты — очень богатая девушка.

Эти слова ее словно обожгли.

— У Тони — Энтони — своих денег хватает. В Лондоне он всегда останавливается в «Кларидже».

Джордж Бартон усмехнулся.

— Гостиница для респектабельных людей, и цена соответствующая. Тем не менее, дорогая моя, про этого человека никто ничего не знает.

— Он американец.

— Возможно. Но тогда странно, почему он никак не связан с собственным посольством. Да и у нас он не появляется.

— Не появляется. И теперь я знаю, почему. Ты же его терпеть не можешь!

Джордж покачал головой:

— Ну вот, влез не в свое дело. Извини. Просто хотел тебя вовремя предупредить. И с Лусиллой поговорю.

— С Лусиллой! — фыркнула Айрис.

— Что-нибудь не так? — заволновался Джордж. — Надеюсь, Лусилла делает все, что от нее требуется? Возит тебя по вечеринкам и так далее?

— Да, она трудится не покладая рук...

— Если тебя что-то не устраивает, сразу мне скажи, девочка. Найдем кого-то еще. Помоложе, посовременнее. Я хочу, чтобы ты радовалась жизни.

— Я и радуюсь, Джордж. Спасибо тебе.

— Ну, хорошо, — сказал он со вздохом. — От меня в этих делах мало толку, никогда вечеринками не увлекался. Но хочу, чтобы у тебя было все, чего желает душа. Экономить на тебе не собираюсь.

Вот такой он был, Джордж — мягкий, великодушный, неловкий.

Он сдержал свое «грозное» обещание и поговорил с госпожой Дрейк насчет Энтони Брауна, но, как часто бывает, момент для такой беседы оказался не самым подходящим.

Лусилла получила телеграмму от своего непутевого сына, которого боготворила, а он прекрасно знал, как сыграть на струнах материнского сердца для своей финансовой выгоды.

«Если можешь, пришли мне двести фунтов. Я в отчаянном положении. Речь идет о жизни и смерти. Виктор».

Джордж застал Лусиллу в слезах.

— Виктор у меня такой порядочный. Он знает, что я и сама не катаюсь как сыр в масле, и если просит денег, значит, по-настоящему приперло. Значит, надо. Мне так страшно — вдруг ему взбредет в голову застрелиться?

— Не взбредет, — сказал Джордж Бартон без особого сочувствия.

— Вы его не знаете. А вот я знаю душу сына — я мать. Если не выполню его просьбу, никогда себе этого не прощу. Придется продать акции — вот и деньги появятся.

Джордж вздохнул.

— Вот что, Лусилла. У меня в тех краях есть знакомые, я их попрошу все выяснить и прислать мне отчет по телеграфу. Мы выясним, что там за неприятности у вашего Виктора. Но мой вам совет — пусть выбирается из беды сам. А если спасать его всякий раз будете вы, толку из него не будет.

— Джордж, это слишком жестоко. Мальчику всегда так не везло...

Джордж решил свое мнение оставить при себе. Спорить с женщинами — какой в этом смысл?

— Я попрошу Рут немедля этим заняться, — только произнес он. — Завтра будем знать, что там приключилось.

Лусилла вроде бы успокоилась. Цифру двести потихоньку удалось снизить до пятидесяти, но уж пятьдесят фунтов она пошлет во что бы то ни стало.

Айрис знала — эту сумму Джордж выделил из своих средств, а Лусилле сказал, что продал ее акции. Щедрость Джорджа всегда приводила Айрис в восхищение, и теперь она ему об этом сказала. Его ответ был прост.

— Понимаешь, в любой семье есть черная овца. Кого-то обязательно надо пасти. А Виктора кто-то будет вызволять из беды до самой смерти.