Агата Кристи - Скрюченный домишко; День поминовения

— Именно так, — подтвердила леди Киддерминстер.

— Дорогая Вики! Ты чего-то не понимаешь. Так не поступают. Это же нарушение кодекса чести!

— Чепуха! — отрезала леди Киддерминстер.

Они посмотрели друг на друга — их разделяла такая пропасть, что видеть точку зрения друг друга они были просто не в силах. Так могли смотреть друг на друга Агамемнон и Клитемнестра, когда речь шла о судьбе их дочери Ифигении [21] Речь идет об одном из древнегреческих мифов Троянского цикла: царь Микен и предводитель войска греков Агамемнон, несмотря на протесты жены Клитемнестры, согласился под давлением соратников принести в жертву богине Артемиде свою дочь Ифигению, чтобы богиня смилостивилась над греками и послала им попутный ветер. .

— Пусть из правительства надавят на полицию, чтобы расследование закрыли и приняли версию самоубийства. Такое делается, не притворяйся.

— Делается, когда речь идет о публичной политике — в интересах государства. Но здесь дело сугубо личное. Сильно сомневаюсь, что я смогу такое провернуть.

— Сможешь, если проявишь решимость.

Лорд Киддерминстер вспыхнул — было видно, что он рассержен.

— Этого не будет! Злоупотреблять служебным положением не собираюсь!

— А если Сандру арестуют и отдадут под суд, ты ведь наймешь лучшего адвоката и сделаешь все для ее освобождения — не важно, виновна она или нет?

— Разумеется. Но это совсем другое дело. Вы, женщины, не понимаете простых вещей.

Леди Киддерминстер молчала, вспышка мужа не повлияла на нее ни в малейшей степени. К Сандре она была привязана меньше, чем к другим детям, но в эту минуту она была матерью и только матерью, готовой защитить свою кровиночку любыми средствами, пусть и бесчестными. Она будет биться за Сандру не на жизнь, а на смерть.

— В любом случае, — подытожил лорд Киддерминстер, — чтобы обвинить Сандру, нужны убедительные улики. Лично я отказываюсь верить, что моя дочь — убийца. И я удивлен, Вики, что ты хотя бы на минуту считаешь такое возможным.

Его жена ничего не сказала, и лорд Киддерминстер вышел из комнаты с тяжелым сердцем. Вики — ведь она прожила рядом с ним столько лет! И вдруг выясняется, что он и понятия не имеет, сколь темны течения в глубинах ее души...

Когда Рейс вошел, Рут Лессинг разбирала бумаги на большом столе. Черный пиджак, черная юбка, белая блузка, действия размеренные и неторопливые. Под глазами черные круги, рот сведен в печальную тонкую линию, но горе свое, если это было горе, она держала в руках, как и прочие свои чувства.

Рейс объяснил, зачем пришел, и она с готовностью откликнулась:

— Хорошо, что вы пришли. Конечно, я знаю, кто вы. Господин Бартон ждал вчера, что вы появитесь, верно? Помню, он об этом говорил.

— Он говорил об этом до вечеринки?

Рут задумалась.

— Нет. Когда все рассаживались за столом. Помню, я даже немного удивилась. — Она умолкла, чуть вспыхнула. — Не тому, конечно, что он пригласил вас. Я знаю — вы старый друг. Он ждал вас на вечеринке и год назад. Меня удивило другое: если должны прийти вы, странно, что господин Бартон не пригласил еще одну даму, для равного количества... Хотя, конечно, если вы должны были появиться позже или не появиться вовсе... — она не закончила фразу. — Что за глупости я говорю. Зачем теперь вспоминать об этих мелочах, какое они имеют значение? Что-то я с утра совсем отупела.

— Но на работу вы пришли, как обычно?

— Конечно, — она удивилась, даже поразилась. — Работа есть работа. Нужно все привести в порядок, обо всем договориться.

— Джордж всегда говорил мне, что полностью полагается на вас, — мягко сообщил Рейс.

Она отвернулась. Едва заметно сглотнула, моргнула глазами. Она хорошо держалась, и это отсутствие эмоций почти убедило его в ее полной невиновности. Почти, но не совсем. Ему доводилось встречать женщин, которые были прекрасными актрисами, чьи покрасневшие веки и черные круги под глазами объяснялись отнюдь не естественными причинами, а искусной игрой.

Не стоит торопиться с выводами, сказал он себе, но в хладнокровии ей не откажешь.

Рут повернулась спиной к столу и спокойно ответила на его последний вопрос:

— Я работала у него много лет, в апреле было бы восемь; конечно, я привыкла к нему, и мне кажется, что он... мне доверял.

— Не сомневаюсь. — Он добавил: — Сейчас время обеда. Может быть, перекусим в каком-нибудь тихом месте? Я бы о многом хотел с вами поговорить.

— Спасибо. С большим удовольствием.

Рейс повел ее в небольшой известный ему ресторан, где столы стояли на удалении друг от друга и можно было спокойно беседовать. Он сделал заказ и, когда официант ушел, посмотрел на спутницу. Гладко зачесанные темные волосы, тонкая линия рта, твердый подбородок — ее вполне можно признать симпатичной.

Пока не принесли еду, они говорили на отвлеченные темы, по его инициативе, и мисс Лессинг проявила себя девушкой умной и здравомыслящей.

Наконец, после паузы, она спросила:

— Вы ведь хотите поговорить о вчерашнем вечере? Пожалуйста, я готова. Все это так невероятно, что мне хочется выговориться. Не случись это на моих глазах, я бы ни за что в это не поверила.

— Вы уже говорили со старшим инспектором Кемпом?

— Да, вчера вечером. С виду человек умный и опытный. — Она помолчала. — Неужели это было убийство, полковник Рейс?

— Это вам сказал Кемп?

— Напрямую нет, но по его вопросам было ясно, что у него на уме.

— Насчет того, было это убийство или самоубийство, у вас может быть свое мнение, мисс Лессинг, как и у всех остальных. Вы хорошо знали Бартона, видимо, провели в его обществе почти весь вчерашний день. Как он держался? Как обычно? Или был обеспокоен, расстроен, возбужден?

Она заколебалась.

— Трудно сказать. Пожалуй, он был и расстроен, и обеспокоен — но на то была причина.

Она рассказала о новых обстоятельствах в связи с Виктором Дрейком, кратко описала карьеру этого молодого человека.

— Хм-м, — произнес Рейс. — Без черной овцы не обходится. И что же, Бартон был из-за него расстроен?

— Трудно объяснить, — медленно произнесла Рут. — Я ведь очень хорошо знала господина Бартона. Эта история всегда его раздражала и тревожила, а тут госпожа Дрейк, как обычно, подлила масла в огонь — и он хотел быстро этот вопрос решить. Но у меня сложилось впечатление...

— Какое, мисс Лессинг? Уверен, ваши впечатления будут точными.

— Мне показалось, он был раздражен как-то иначе, не как обычно, если так можно выразиться. Потому что к этой истории так или иначе приходилось возвращаться. В прошлом году Виктор Дрейк приезжал сюда, у него были неприятности, пришлось посадить его на корабль и отправить в Южную Америку, а в июне он снова прислал телеграмму с просьбой о деньгах. Так что реакция господина Бартона на эти вещи мне была известна. И в этот раз мне показалось: раздражен он был, главным образом, тем, что телеграмма прибыла в неподходящее время — когда он был занят подготовкой вечеринки. Она настолько его захватила, что все другие проблемы вызывали у него недовольство.