Кэй Стрэхен - Следы

— Не стали бы? Ну, раз вы так говорите, значит я этого заслуживаю.

— Нет, нет. Ты меня неправильно понял. Я бы впереди всех попросил бы помощи у тебя в любом деле — кроме этого. Это самая болезненная вещь в твоей жизни, мой мальчик. Как же чертовски сложно донести это до тебя.

— Должно быть то, что вы хотите сказать, как-то связано с… 1900 годом.

— Примерно так, Нил. Я убил Дика.

— Это чертова ложь! И вы это знаете!

— Полегче, мой мальчик. Мне жаль. Я знал, что не стоит изливать тебе душу. Оставим это. Просто забудь. Позвонишь в колокольчик? Я бы выпил воды. Время так катастрофически быстро идет…

— Послушайте, доктор Джо. Я…

— Все в порядке, мой мальчик. Я знал, что лучше тебе не говорить, но…

— Ради Бога, откуда только у вас в голове появилась эта сумасшедшая идея? Вас не было здесь на ранчо. Вы были в Портленде, за двести с лишним миль отсюда.

— Так я говорил. Мне пришлось сказать. Нил, выслушай меня, если можешь, перед тем, как бросаться. Это не было хладнокровным убийством. Это было — я сделал это для Дика. Я так поступил, потому что он заклинал и молил мня об этом. Я сделал это, потому что он угрожал, и он бы выполнил свою угрозу: если бы я не сделал это для него, сделал бы кто-то другой.

Нил сказал:

— Кувшин воды, пожалуйста, — двум ногам в белых штанах, и они исчезли.

— Видишь ли, мой мальчик, болезнь твоего отца была раком. Мы оба это знали. Я обещал никому не рассказывать. Ему и жить оставалось не больше трех месяцев. Три месяца медленной агонии. Он их не боялся. Нет. Он боялся потерять К‑2 для своей семьи, детей и их детей. Он бы не беспокоился об этом так сильно, если бы мог жить и видеть вас всех у себя перед глазами. Но жить ему оставалось совсем мало. И там были старые люди и его сестра, и трое его детей, и мальчик-инвалид, которые могли остаться одни, и которым не за что было ухватиться. Он уступил Крису с продажей ранчо не из-за какой-то там гордыни — на моей памяти не было ни одного Квилтера, в котом присутствовала бы хоть толика этого чувства, — а потому что знал, что не сможет еще полгода ему препятствовать. Крис был хорошим парнем и с каждым днем становится все лучше и лучше. Но тогда любой, даже наполовину вменяемый человек понимал, что рано или поздно Крис сдастся. Дик знал, но ему нужно было знать точно. Ты прав, погода здесь…

Нил сказал:

— Хорошо, Джи Синг. Спасибо. Можешь идти.

— Да, как я уже сказал, Дику нужно было знать точно, и он узнал: если у Криса не получится продать в октябре, он продаст в декабре.

Итак, Нил, твой отец — это сын твоего деда. Он вырос на философии твоего деда. Шиллер, как тебе известно, и его практический пантеизм; его вера в жертву одного ради многих (кажется мне, что как раз тогда твой дед работал над новым переводом Шиллера). И Юм с его убеждением, что ни одно полезное действие не может быть преступлением. Дик всей душой верил в эти принципы. Его случайная смерть была бы очень полезной — чертовски полезной. Она бы принесла его родным деньги на содержание К‑2 и толчок, давший бы возможность хорошо жить не только им, но и будущим поколениям. Если бы Крис продал К‑2 в 1900-м, он продал бы намного больше, чем просто ранчо. Некоторые в то время так говорили. Дик ненавидел мысли о том, что его старики будут жить в нищете; его сердце разрывалось при мысли о том, что ты можешь стать фермером; что Грегу и Джуди придется уехать из Колорадо; что блестящий ум Люси выветрится школой.

Все это и многое другое, включая и вопрос о целесообразности сохранения семьи Квилтеров, было балансом, который Дик ставил на противоположную чашу весов к мошенникам-страховщикам (смерть была не так важна. Он и так умирал, а быстрая и простая смерть была милосердием и благословением). Благополучие большинству — это было очень тяжело. Это была темная компания, мошенничала направо и налево. Дик решил пожертвовать денежными средствами компании ради блага Квилтеров.

Конечно, я знаю, что некоторые мужчины скорее будут смотреть, как их семьи утопают в нужде, скорее выберут долгую, мучительную смерть и оставят после себя голодающую родню и детей без будущего, чем свяжутся с какой-то гнилой страховой компанией. Некоторые. Честно не знаю, рад я или нет, что Дик, сын Фаддея, оказался не из таких. Но в любом случае это так. Он был не из таких. И он верил в то, что «ни одно полезное действие не может быть преступлением».

Тысячу раз обдумывая это, я постоянно спрашивал себя, догадался ли каким-то образом наш старый джентльмен до правды. Ты знаешь, как хорошо и гладко он все это вынес. Концерт Олимпии его на несколько минут подкосил, но через час он уже был как огурчик. Впереди планеты всей, хозяин дома, каким и был всегда. Да, отлично держался до тех пор, пока твой дядя Финеас не вернулся домой с деньгами. Тогда он слег и больше не поднялся. Кажется, это было последней каплей — бесполезность нашего с Диком плана; получается, мы сделали это напрасно. Возможно бесполезность этого дела превратила его в преступление.

План? Конечно мы все спланировали. Да, но я слишком рано вывожу себя на сцену. До того, как рассказать мне об этом, Дик пытался сам себе организовать случайную смерть. Помнишь, когда прицеп у повозки сломался во время его поездки по Квилтер-Маунтин? Он не на шутку перепугался, когда по приезду домой узнал, что если бы его план удался, ты бы винил себя в произошедшем до конца своих дней. Тогда он принял твердое решение, что следующую попытку устроит так, чтобы никто не мог себя в этом обвинить. Это было не так просто, как тебе может показаться. Например, утонуть? Точно списали бы на самоубийство. Нет, ему нужно было обставить все так, чтобы можно было точно доказать, что смерть произошла в результате несчастного случая. Нил? Нил, мой мальчик, ты меня слушаешь?

— Слушаю.

— Прошу прощения. На мгновение мне показалось, что ты уснул или отвлекся. Ничего, если я продолжу? Итак, после происшествия на Квилтер-Маунтин, Дик так же осознал, как тяжело будет тетушке Грасии жить с тем, что он умрет во грехе — или не в состоянии блаженства, как, кажется, она это называет. Он знал, что внезапная шокирующая смерть будет большим ударом для семьи. И если он мог хоть на толику облегчить эту тяжесть, он собирался сделать это. И сделал. Пошел и принял крещение силоамитов. Ты и без меня прекрасно знаешь, что это значило для твоей тетушки, особенно в эти последние недели перед ее смертью.

Итак, мы с Диком все спланировали. Господи, Нил, мы пытались. Мы думали, что наш план безупречен от начала и до конца. Каждый член семьи заперт в своей комнате. В тот вечер Дик собрал все ключи и сам запер все двери (чертова «удача» с Ирен, которая осталась снаружи. Господи, какой же это был промах!). Все остальные двери в доме он оставил открытыми, чтобы показать, что кто угодно мог зайти в дом. Но он подумал, что веревка — все равно лучший способ доказать, что это был кто-то чужой. Дик сам ее привязал и подвинул кровать, чтобы казалось, что кто-то точно взобрался по ней к окну, а затем так же убежал.