Джон Кэмерон - Исколотое тело

— Нет, не представилось. Но не буду притворяться, что я сколько-нибудь сожалею о его смерти. Это было бы полнейшим лицемерием.

— Исходя из этого, могу ли я предположить, мистер Маколей, что вы вполне симпатизируете человеку, убившему его?

Маколей несколько вызывающе взглянул на детектива.

— Полностью симпатизирую, — ответил он. — Особенно если он убил его по той же причине, по которой его хотел убить я.

— И я буду прав, если скажу, что вы не горите желанием помочь мне найти убийцу?

Маколей заколебался, а затем медленно сказал:

— Этого я не знаю. Я из принципа не терплю убийства. Если я не стану помогать, то, конечно, не стану и препятствовать.

— Понимаю. Что ж, мне лучше осознавать, чего от вас ожидать. А теперь, мистер Маколей, что касается этой ссоры между Перитоном и викарием: как я понимаю, ее причиной, прежде всего, была неприязнь со стороны Перитона. Он сделал это, чтобы просто досадить викарию.

— О нет, вовсе нет, — энергично возразил Маколей. — Перитон был полностью откровенен на этот счет. Он действительно верил, что религия — это бедствие для человечества. Он полагал, что поступает единственно правильно, противодействуя всякому и всему, что только способствует распространению религии.

— В сущности, настоящий фанатик.

— Настоящий. Они оба были такими. Вернее, конечно же, я хотел сказать, один из них был, а второй все еще остается.

— Верно. Теперь, сэр, смотрите: вы довольно хорошо знали их обоих. Между нами, считаете ли вы абсолютно невозможным то, что Перитона мог убить викарий?

— Нет, — поразмыслив, признался Маколей.

— А то, что Перитон мог напасть на викария и был убит в драке?

— Нет.

Флеминг наклонился к Маколею.

— А то, что Перитон мог совершить самоубийство, обставив все так, чтобы убедить всех, что его убил викарий?

Маколей удивленно смотрел на детектива несколько секунд; затем он подскочил и принялся ходить взад-вперед по комнате.

— Да! — горячо воскликнул он. — Да, это было бы полностью в духе Перитона. Такая странная, причудливая мысль вполне могла прийти ему в голову. Его далеко не так удовлетворило бы убийство собственными руками, как если бы священник англиканской церкви был повешен, подобно Аману [15] Аман — враг иудеев, стремившийся уничтожить их во всей Персии. Был повешен на том дереве, которое приготовил для Мардохея (Есф 7:10). , за преступление, которого не совершал. Это бы полностью соответствовало представлениям Перитона о по-настоящему занятной шутке.

— И вы думаете, что он пошел бы на самоубийство ради подобной шутки — ведь он не смог увидеть ее кульминацию?

— Нет. Но я думаю, что он бы не возражал. Я действительно считаю, что он пошел бы на что угодно, лишь бы уничтожить клерикализм. Он был весьма несдержан в этом вопросе.

— Понимаю, — ответил Флеминг. — Могу я теперь увидеть ваших сыновей?

— Конечно, — поэт позвал Адриана и оставил их с детективом одних.

Предупрежденный Карью о некоторых «странностях» старшего отпрыска Маколея, Флеминг начал разговор издалека — с замечания о микроскопе, стоявшем на столике. Адриан Маколей охотно подошел к своему драгоценному инструменту и начал длинными, нервными пальцами перебирать груду предметных стекол.

— Вы бы хотели взглянуть? — увлеченно предложил он. — Я могу показать вам нечто удивительное — вы о таком и не подозревали. Вот стекло с каплей воды из Килби-ривер. А вот питьевая вода из Лондона. Взгляните на различие!

Флеминг с мнимым энтузиазмом осмотрел оба образца, а затем, стремясь предотвратить рассмотрение и изучение других экспонатов, вскользь заметил:

— Мистер Маколей, я полагаю, вы знали этого несчастного мистера Перитона?

После этого вопроса Адриан внезапно повернулся к Флемингу, и его бледное лицо исказилось. В темном углу за освещенным светом микроскопом он походил на призрака.

— Да, я знал его, — тихо ответил он. — Он был безобидным человеком. Мне жаль, что он мертв.

— Безобидным человеком? Что вы имеете в виду?

— Он не причинял вреда животным. Не калечил птиц, не охотился на лис, не убивал бабочек с мотыльками. Карью убивает бабочек. Я попытался его убить — наверное, вам об этом рассказывали.

Он был так отчаянно серьезен, что Флеминг с трудом подавил улыбку. Пустяковые царапины и удары, которыми наградил владельца гостиницы этот бледный юноша, вряд ли тянули на попытку предумышленного убийства. Как ему сказали, парню было двадцать шесть — двадцать семь лет, но Флемингу казалось, что тот едва вышел из мальчишеского возраста.

— Перитон всего лишь пытался навредить душам, — продолжил Адриан, — но, конечно, этого сделать нельзя. Это глупо. Пустая трата времени. Холливеллу это не нравилось, но тогда он не понимал, — юноша замолчал и снова повернулся к микроскопу.

— Чего не понимал Холливелл? — быстро спросил детектив.

— Он не понимал, что миру угрожают отнюдь не люди вроде Перитона. Ведь душа бессмертна и нетленна, а животные — нет. Поэтому опасность для мира представляют люди вроде Карью с его силками и колбами и вроде Мандуляна, развлекающиеся на большой охоте.

Это пылкое и красноречивое выступление Адриана резко контрастировало с его прежней неуверенностью, его черные глаза сверкали.

— И как это согласуется с вашим желанием убить Карью? — спросил Флеминг, который подобно почти всем шотландцам всегда был готов вступить в дискуссию на тему этики или религии. — Это не очень-то логично.

— Это не логично, — повторил Адриан. — Я знаю это. Но люди могут позаботиться о себе. По крайней мере, у них есть такая возможность. А животные не могут. Если бы я думал, что смогу спасти всех бабочек и мотыльков в мире, погибающих от рук людей вроде Карью, просто убив Карью, то я бы подстерег его и врезал бы ему так, что он стал бы так же мертв, как и бедняга Перитон.

— А вы кровожадный юноша, — начал было Флеминг, но Адриан с жаром прервал его:

— Я не кровожаден. Но я бы предпочел пролить кровь один раз, чтобы избежать тысячи кровопролитий в будущем. Иногда о животных я беспокоюсь больше, чем о людях. Вот и все.

Он вновь погрузился в молчание, и Флеминг подумал, что он угрюм от непонимания.

— Тогда кто, по вашему мнению, убил Перитона? — спросил он. Ему пришлось повторить вопрос, чтобы получить ответ.

— Какой-то безумец, — наконец ответил Адриан.

— Безумец? — удивился Флеминг.

— Да.

— Вы имеете в виду человека, для которого души имеют большую ценность, нежели тела?

— Это определенно идеальное определение безумца.

— И вы имели в виду именно такое безумие? — упорствовал Флеминг.

— Нет. Я имел в виду, что некий человек, полагавший, что Перитона стоит убить, должно быть, сумасшедший или сумасшедшая.