Кэролайн Уэллс - Малиновый джем

— Но как? — Юнис заинтересовано обернулась к оратору. — Откуда вы знали, куда идти и где поворачивать?

— Мне не нравится это, — заявила тетушка Эбби. — Я ненавижу это, мне противны такие представления. Не люблю такие шуточки!

— Что ж, мисс Эймс, это не совсем «шуточка», — пояснил Хендрикс. — Конечно, это мистификация, но вполне законная. И братья Дэвенпорт, и Херманн занимались этим, ну и, конечно, наш Гудини. Мы знаем, что все это трюки, но нам весело. Хэнлон — очередной фокусник, и блестящий — я все еще не понимаю, как он это сделал.

— И я не понимаю, — признался Мейсон Эллиот. — Я думаю, что провернуть такой трюк — это большее дело, чем быть настоящим телепатом.

— Тем более что настоящим телепатом быть нельзя, — добродушно улыбнулся Хэнлон, а Эмбери нетерпеливо попросил его продолжить рассказ, а остальных — не перебивать.

— Итак, — подытожил Хэнлон, — понятно, что мне не могли надежно завязать глаза. Никакая комиссия не могла завязать мне глаза так, чтобы я не смог сдвинуть тампон вверх, вниз или в сторону и освободить хотя бы один глаз — а это все, что мне было нужно, — Хэнлон поиграл лицевыми мышцами, показывая, что тугая повязка ослабеет, если он ослабит мышцы. — Понятно, что я мог увидеть землю под ногами — всего несколько дюймов перед собой. Вот и все.

— Хорошо, — сказал Хендрикс. — Вы могли быть уверены, что у вас будет небольшое поле зрения, ну, а дальше?

— Сэр, это полностью объясняет мою маленькую забаву в офисе газеты. Ту, что я провел перед большим испытанием снаружи. Леди, вы помните, как Мортимер рассказывал вам, что я прошел по линии, начерченной мелом на полу: она вела меня вверх и вниз по лестницам, над стульями, под столами и так далее. Ну, это было проще простого, ведь все это время я мог видеть линию у себя под ногами. Газетчики были уверены в том, что надежно завязали мне глаза, но их уверенность застилала глаза им самим: они совершенно не подозревали, что я могу видеть. Так что было легко.

— Умно, — Эмбери с восхищением взглянул на юношу. — Просто, но убедительно.

— Да, сэр, их было очень просто одурачить. И, конечно, я немножко актер. Я нащупывал свой путь по стульям, перилам, дверным проемам, хотя мне и не нужно было их касаться: мой маршрут был четко прочерчен на полу, и я видел линию, так что мне нужно было просто идти по ней. Но это была репетиция, я настраивал их умы на нужную волну. Я просил своего «проводника» полностью сосредоточиться на том, чтобы «руководить» мною. Я уговаривал его использовать всю силу мысли, направляя меня в нужную сторону. В общем, я нес всякую чепуху — совсем как медиумы на своих сеансах.

Тетушка Эбби презрительно фыркнула, а Эмбери шикнул на нее. Хоть она и не принадлежала к спиритуалистам, но она очень интересовалась телепатией и прочими вещами такого рода, и подобно всем поборникам таких верований, она не любила слушать о махинациях.

— Продолжайте, — сказала Юнис, ее глаза танцевали от нетерпения. — Я люблю розыгрыши такого рода, но не могу себе представить, как вы все сделали! Я поняла все насчет завязывания глаз, но ведь это всего лишь половина дела!

— Это так, мэм, а вторая половина — обувь!

— Обувь?

— Да, мэм. Знаете, что на мужчинах редко можно увидеть две пары похожих туфель или ботинок?

— Думаю, все они похожи, — ответила Юнис. — Я хочу сказать, что все туфли похожи друг на друга так же, как похожи все тапочки, и так далее.

— Нет, не совсем, — хохотнул Эмбери. — Но, Хэнлон, ведь существуют тысячи одинаковых туфель!

— Позвольте мне объяснить. Начнем с того, что здесь присутствует четверо мужчин. Давайте, сравним нашу обувь.

Восемь ног протянулись вперед, и все были удивлены, увидев разницу в обуви. Конечно, обувь Хэнлона выделялась сильнее всего: она была заметно дешевле. Но в то же время можно было ожидать, что туфли трех светских львов будут почти одинаковы, но они значительно отличались. Конечно, вся обувь была изготовлена лучшими сапожниками и соответствовала общественному положению владельцев, но все туфли отличались формой носков, прорезями сбоку, подошвой и застежками — этого хватало, чтобы безошибочно отличить одну пару от другой.

— Вот видите, — сказал Хэнлон. — Возьмите всех ваших друзей, и, даже если они пользуются услугами одного и того же сапожника, то вы все равно найдете множество отличий. Конечно, существуют тысячи одинаковых туфель, изготовленных на одной и той же фабрике, и все они одинаковы, как горошины в стручке, но у них очень мало шансов оказаться в одной группе людей. Также можно учесть и разницу в степени износа. Допустим, что у двоих из вас оказались одинаковые ботинки. Но вы их по-разному носите! У кого-то стерты пятки, а у кого-то носки. Такие вещи можно заметить натренированным глазом. А я свой натренировал. Я научился этому, и теперь, увидев обувь один раз, я запоминаю ее, и никогда не свяжу ее не с тем человеком. На улице, в машине, где угодно — я смотрю на обувь… Ну, вернее, так было раньше, когда я тренировался. В самом деле, это было занятно! Иногда единственным отличием было протертое или поношенное место, но оно было! И я находил его! Я, конечно, не помню их всех — это была только тренировка. Вот пример: в начале поездки в Нью-Арк я познакомился с мистером Мортимером. Причем это был первый раз, когда я присмотрелся к человеку. Ну, и к его обуви, конечно. Возможно, для всех остальных это были самые обычные ботинки, но для меня они стали маяком! Я запечатлел их в своей памяти, буквально до каждой детали. Модель не была новой, и, конечно, кто угодно мог надеть такую же пару старых ботинок. Но на них были царапины, бугорки, потертости — в общем, их можно было безошибочно узнать! Итак, я был готов. Ревностный, но легко одураченный комитет «вывел меня из строя», наложив бесполезные тампоны и завязав мне на глаза плотный платок.

Помните, как я попросил мистера Мортимера думать о спрятанном ножике и руководить мною? Но я попросил его не только об этом. Вы можете вспомнить, как я просил его идти (или обернуться) к спрятанному предмету. А когда человек смотрит на что-либо, то обычно и все его тело оборачивается в нужном направлении. Итак, я неуклюже выискивал те самые, запомнившиеся ботинки, обращая внимание на то, куда смотрят их носки. И, увидев их, я получал всю необходимую информацию. Так, колеблясь, я постепенно нащупал верную дорогу. Ну, а дальше было легко. Конечно, достигнув очередного перекрестка, я был в полном неведении о том, нужно ли куда-либо повернуть или же идти прямо. Мне нужно было обернуться к мистеру Мортимеру и посмотреть, куда указывают его носки. В таких случаях я заговаривал с ним — так выглядело естественней. Я упрашивал его более активно «руководить» мной, сосредоточить свою силу воли и тому подобный вздор. Я мог изобрести множество причин для того, чтобы обернуться. Я мог сделать вид, будто потерял «связь» с Мортимером, или притвориться, будто услышал испугавший меня шум — мало ли опасностей на дороге, или прикинуться, будто бы чувствую, что пошел не туда. По мере необходимости я бросал быстрый взгляд на ноги «проводника», ну, а остальное было лицедейством — чтобы запутать публику. Конечно, когда я спотыкался о камень или когда чуть было не упал в подвал с углем, это было лишь игрой. На самом деле я видел тротуар так же хорошо, как и все вокруг, но я стремился скрыть это. Ведь, если бы я обходил препятствия, то все поняли бы, что я могу видеть.