Роб Томас - Мистер Критик

После того как актеры закончили, Вероника подалась назад пока они расходились. Грейс подняла красную фланелевую рубашку с кресла и повесила ее на плечи.

Ни рваного платья от-кутюр, ни макияжа, ни сумочки от Муавад, подумала Вероника. Или то как она была одета той ночью в «Гранде» было забавой, или же Грейс перешла к радикальной простоте за месяцы после нападения. Вероника знала, что для женщин в порядке вещей становится застенчивыми по поводу своей внешности после нападения. Все это от совершенно бесполезной тенденции мозга обвинять себя: шлюха, прикройся, не привлекай внимания к своему телу, если хочешь остаться непорочной.

— Грейс? Я Вероника, — когда Грейс не пожала ее руку, она ее опустила, — Похоже, шоу будет потрясающим.

Грейс ухмыльнулась.

— Прости, что у нас не было времени показать тебе «Тит Андроник». Там они меня насилуют и отрезают мне язык. Но может это слишком очевидно.

Как театрально, подумала Вероника, но выражение ее лица продолжало оставаться нейтральным. В некоторой степени она почувствовала облегчение. Она боялась увидеть хрупкую девушку всю на нервах, проходящую через эмоциональные последствия насилия — стыд, горе, ужас. Но гнев? Это было проще.

— Не хочешь поговорить в более приватной обстановке?

— Нет, все нормально, — Грейс обвела рукой вокруг, — Все ушли. И в любом случае, все знают что со мной случилось, — она скрестила руки на груди. Бледный белый шрам шел от скулы до губы, изгибаясь там, где ее кожа порвалась под силой ударов. — Так ты здесь, чтобы выяснить, не вру ли я?

— Я здесь, чтобы выяснить, что с тобой случилось, Грейс.

— От имени людей, которые не хотят нести ответственность за свои действия.

Вероника покачала головой.

— Слушай, я знаю, что у тебя нет причин мне доверять. Но чтобы ты знала, я для них не красочный альбом фактов на заказ делаю. Доказательства, которые я найду, они и получат. Все что я хочу, выяснить что случилось той ночью, — она помедлила, наблюдая за выражением лица Грейс.

В первый раз эмоции отразились в глазах Грейс. Она моргнула, посмотрев на ноги на секунду, прежде чем аккуратно опуститься на одно из кресел красного бархата. Вероника тоже села, оставляя между ними пустое сидение, чтобы оставить девушке нужное пространство.

— Что ты хочешь знать? — голос Грейс все еще был ровным, но стал мягче. Может менее враждебным.

Вероника достала тонкий блокнот из кармана куртки и открыла пустую страницу.

— Что ж, давай начнем с того что ты помнишь. Можешь рассказать мне что случилось той ночью?

Слабые складки прорезали ее лоб. Она взглянула на колени, ее руки лежали на бедрах.

— Все возвращается урывками… сложно это упорядочить.

— Просто постарайся — сказала Вероника.

Грейс пожала плечами.

— Хорошо. Я пришла в бар подождать своего парня. Было около 23.00. Я выпила пару мартини, сидела и болтала с Алиссой — барменом. Я ее немного знала. Я там часто бывала.

— О чем вы говорили?

Девушка нахмурилась.

— Не очень помню. Так, болтали. Мы часто говорили о кино, сериалах. Чем-то таком.

— Хорошо. Так ты ждала этого парня…

— Да, он написал мне, что не сможет. Уже было около одиннадцати вечера. Я выпила еще бокал, а потом поднялась идти домой, — она переплела пальцы на коленях, бледным, тугим узлом. Она была неподвижна, когда говорила, но каждый мускул, казалось, был напряжен. — Я помню как прошла через дверь на лестницу… дверь немного застряла и я помню как подумала, что хорошо что нет пожара. Я зашла и начала спускаться. А потом… в моей голове все смешалось. — Грейс замолчала, ее нижняя губа слабо подергивалась, но когда она снова заговорила, ее тон был сухим, — Не знаю где моя память начала исчезать. Как будто ты идешь к стоматологу, и они делают наркоз, а ты даже не понимаешь в какой момент отрубилась. Ты просто приходишь в себя позже, и вроде как помнишь, как стоматолог ходил вокруг тебя, и звук бормашины, и вибрацию в черепе, но хронологически ты это все сложить не можешь.

Вероника кивнула.

— Как ты думаешь, тебя могли накачать в баре, перед тем как ты ушла?

— Нет, я все время сидела прямо напротив бармена, и не разговаривала ни с какими парнями. Все что я говорю, это то, как я захожу на лестницу — мое последнее четкое воспоминание. И долгое время все, что я еще помнила, то что на меня напали. Я помню как что-то меня било снова и снова. Здесь, — она дотронулась до ребер, под грудью, — Здесь. И здесь, — она пробежала рукой по лицу, челюсти и ключице. — Я помню, как услышала, как что-то треснуло и подумала: «Черт! Мой чертов нос». И я знаю, что для тебя это прозвучало легкомысленно, но я помню как думала… «На следующей неделе у меня прослушивание. Как же я сыграю Гедду Габлер со сломанным носом?»

Вероника по своему опыту знала, что это не было легкомысленным, что нельзя было предсказать или контролировать мысли, которые появляются даже в такие моменты, но Грейс продолжала говорить.

— А потом я почувствовала, что что-то давит мне на шею, — длинные, бледные пальцы девушки инстинктивно согнулись вокруг горла, мягко и прикрывающе, хотя они и демонстрировали насилие, — Я не могла дышать. Я царапала что бы это не было и чувствовала как мои ногти за что-то цепляются. Тогда я и поняла, что он меня душит. Он тряс меня. Моя голова несколько раз обо что-то ударилась.

Она подняла глаза. Ее взгляд был ясным, выражение лица вежливым. Было бы легко спутать это с безразличием, Вероника полагала что так и подумали помощники шерифа, но Вероника видела кое-что еще. Она видела лицо девушки, разрушенной насилием и которая потом собрала себя воедино просто силой воли. Она видела девушку, отказывающую истории, рассказанной снова и снова, ранить ее еще раз.

— Когда я очнулась, я была в больнице, — продолжала Грейс, — Все еще было как в тумане, они мне вкололи много обезболивающих. У меня было сотрясение и много сломанных костей. И он так повредил мое горло, что я не могла говорить. Почему-то я вбила себе в голову, что я останусь немой до конца жизни. Я не могла бороться с этим страхом, даже после того как доктора сказали мне, что я смогу говорить спустя пару дней.

Все это звучало правдиво — ужас, проницательность и онемение от того, что все отняли у нее за какой-то момент. Ее тело. Ее ощущение безопасности. Ее голос.

— Долгое время я не могла вспомнить лицо парня. Оно было этим ужасным смазанным изображением, застрявшим у меня в мозгу. И кошмары продолжались. Я просыпалась от крика. Мои соседи однажды вызвали полицию, так я сильно кричала, они думали что меня убивают в кровати, — она безрадостно усмехнулась, — В любом случае, спустя пару недель я просто… я, наконец, снова увидела его лицо, во сне. И я проснулась и я знала, что это реально, что я могу его опознать. Мой врач сказал, что это бывает довольно часто в таких случаях. Иногда, чтобы информация обработалась, требуется время. Так что я позвонила в полицию. Я его описала. Они попросили меня прийти и посмотреть какие-то фото и… и он был там, — она сильно сглотнула, ее пальцы сжались. — Прямо в пачке фотографий. Мигель Рамирез. Парень, который меня изнасиловал.