Элизабет Джордж - Во всем виновата книга – 2

– Прости, – сказала она. – Это всего лишь…

– Что?

– Ничего. – Она помотала головой, но потом оживилась и, схватив меня за руку, потянула вдоль набережной к ближайшему ярко освещенному мосту. – Можем перейти на другую сторону.

– Зачем нам это делать?

– Там поспокойнее. У тебя дурь есть?

– Только вот это. – Я показал ей остатки каннабиса. – Но у меня нет ни сигарет, ни бумаги.

– Не страшно. – Она развернула целлофан и надкусила содержимое с уголка. – Можно есть просто так. Почти съедобно.

– Почти? – Я улыбнулся и вгрызся в кубик из зернистой массы. – Подействует так же?

– Скоро узнаем. У Гарри купил?

– Ты его знаешь?

– Если ты еще не заплатил, предложи ему половину того, что он попросит.

– А если это ему не понравится?

Она оглядела меня с головы до ног:

– Ты крупнее его.

– Зато у него есть друзья.

– А ты его ножиком. – Она изобразила, как вынимает лезвие из ножен и наносит удар. – Пырни прямо в брюхо, его дружки смотают удочки. – Увидев мое лицо, она прыснула от смеха и прикрыла рот ладонью.

Я схватил ее за плечи, притянул к себе и замер, ожидая, когда она будет готова к следующему поцелую.

– Глаза на этот раз не закрывай, – прошептал я. – Хочу видеть, что там в них…

Всю следующую неделю, когда я выходил из «Шекспира и компании», Элис уже ждала меня. Своему платью она не изменила ни разу, и я в знак уважения тоже бросил переодеваться, хотя Майк и выказывал недовольство, демонстративно нюхая мое плечо и морща нос.

– Приятель, ты когда в последний раз заглядывал в душ?

Но Элис, похоже, было все равно. Мы покупали самое дешевое вино в пластмассовой бутылке и шли к реке, Лувру или Триумфальной арке, посмеиваясь над туристами, позирующими для своих глупых фоток. Однажды мы позволили себе взять пятилитровую канистру красного и распивали ее с бездомными, собиравшимися у одного из мостов, пока не началась драка и нас не спугнули жандармы. Бриться я перестал, и Элис, проводя руками по моим щекам и подбородку, называла меня своим «дикарем». В кармане лежало сложенное письмо от отца. Я его не распечатал и Шарлотте позвонить так и не удосужился. Они жили в совершенно другом мире. Я чувствовал, как меняюсь, взрослею. Как-то ночью Гарри перехватил меня у ресторана, чтобы напомнить про одолженные у него деньги, и я уложил его одним ударом, после чего мне пришлось держаться подальше от ресторана. Не то чтобы это создавало большие неудобства – Элис никогда ничего не ела, и нас вроде как все устраивало. На деньги, позаимствованные из кассы книжного магазина, я купил нам у дилера-африканца несколько граммов кокаина, который окончательно отбил остатки аппетита. И когда Майк прицепился ко мне за то, что я пропустил свою смену и ему пришлось работать за меня, я в долгу не остался – он попятился, вытянув перед собой руки, а в его глазах застыл страх перед моими сжатыми кулаками и стиснутыми зубами.

О да, я менялся.

Я еще раз зашел к Терку, но дверь квартиры оставалась запертой, на стук никто не отвечал. Элис посоветовала выбить дверь плечом, что лишь подарило мне здоровенный синяк и нанесло легкий удар по самолюбию.

– Я бы мог вскарабкаться по фасадной стене, от окна к окну, – проворчал я за очередной порцией третьесортного вина, получив в ответ мягкую улыбку и объятие.

– Его часто не бывает по несколько дней, – посочувствовала она. – Скоро вернется.

А потом она меня поцеловала.

Секса у нас еще не было, что устраивало обоих. Мы охотно ждали подходящего момента, самого волнующего. Объятия и поцелуи, держание за руки, поглаживание пальцами плеча, щеки, основания шеи. У нее, похоже, не было друзей – или же не было никого, чью компанию она бы предпочла моей, и я мог сказать про себя то же самое. Делиться тем, что было между нами, с Майком или кем-нибудь еще я не собирался. Каждую свободную минуту я старался проводить с ней.

До того дня, когда я, еще не вполне отойдя ото сна, спустился в магазин и увидел стоящую там Шарлотту. У нее с собой был рюкзак и соломенная шляпа с широкими полями, и она выглядела разгоряченной после прогулки. На лице – робкая улыбка.

– Привет, – поздоровалась она. – Мы уже начали беспокоиться.

– Да ну?

– Я звоню, но тебя никогда здесь нет. И твоя мама с папой… – Шарлотта осеклась. – Ну, так обнимешь?

Я сделал шаг вперед и взял ее за плечи, мои губы скользнули по влажным рыжим волосам.

– Черт возьми, Ронни, только погляди на себя. Когда ты в последний раз ел?

– Я в порядке.

– Вообще-то, нет. Твой друг Майк…

– Майк?

– Он вчера снял трубку.

– И велел тебе бежать сюда со всех ног? Верно, просто прикидывал, сгодишься ли ты, чтобы сделать очередную зарубку.

– Зато он не обманул: ты выглядишь больным. К доктору ходил?

– Не нужен мне доктор. Мне нужно, чтобы все оставили меня в покое.

Шарлотта на мгновение умолкла, сверкая на меня глазами. Потом отвела взгляд в сторону.

– Прекрасный теплый прием ты устроил своей девушке, – пробормотала она, делая вид, что рассматривает одну из полок.

Я провел рукой по своим спутанным волосам:

– Послушай, вчера вечером я немного выпил. И это так неожиданно – видеть тебя здесь… – Тут я оборвал себя. Я чуть было не сказал, что мне жаль, но что-то во мне этому воспротивилось. – Сколько сейчас времени?

– Почти час.

– Давай я куплю тебе что-нибудь в кафе.

Я открыл кассу и вынул несколько банкнот.

– А так можно? – спросила Шарлотта, пока я засовывал деньги себе в карман.

– Потом верну, – соврал я.

Когда мы вышли на улицу, Элис – в виде исключения – нигде не было видно, но Мариса как раз выставляла на тротуар коробки с дешевыми книжками в мягкой обложке.

– Передай Майку, что я поговорю с ним позже, – сказал я с каменным лицом.

Затем мы с Шарлоттой, пройдя несколько метров по улице, зашли в кафе и заняли место у стойки. Шарлотта сняла рюкзак.

– Думаешь задержаться здесь? – поинтересовался я.

– Я не собиралась наведаться в Париж всего на один день. С каких пор ты куришь?

Я опустил глаза на сигарету, которую скручивал в тот момент.

– Даже не знаю, – признался я.

Что было правдой: я совершенно не помнил, как покупал порцию табака «Драм» или пачку папиросной бумаги. Я знал лишь то, что Элис определенно не имела ничего против.

Выражение лица Шарлотты отлично демонстрировало ее ограниченность и верность пресвитерианским идеалам. Я мог представить, как она с чинным видом сидит в гостиной моих родителей, держит в руках чашку с блюдцем и позволяет себе «всего один малюсенький кусочек пирожного». Домашняя выпечка? Разумеется. Разговор натянутый, мещанский, безопасный. Все такое, блин, безопасное.

– О чем ты думаешь? – спросила она, пока я зажигал тонкую самокрутку.