Элизабет Джордж - Во всем виновата книга – 2

Налив себе еще вина, я занялся расшифровкой каракулей, закорючек и исправлений. Всецело поглощенный работой, я услышал, как дверь в прихожей открывается и закрывается, как приближаются шаги, – и вот в дверном проеме нарисовался Бенджамин Терк, в накинутом на плечи пальто. Он был изысканно одет и, судя по всему, прекрасно провел вечер: на лице играл румянец, глаза горели огнем.

– Ах, мой дорогой юный друг, – сказал он, сбрасывая с плеч пальто и прислоняя трость к стопке книг.

– Надеюсь, вы не против, – отозвался я, указывая на графин.

Он грузно опустился в кресло напротив меня, рубашка на объемном торсе натянулась так, что пуговицы грозили оторваться.

– Вы все еще полагаете, что участвуете в жестоком розыгрыше? – спросил он, шумно выдыхая воздух.

– Возможно, но уже не настолько уверен.

Мои слова вызвали у него улыбку, пусть и усталую.

– Мы знаем, кто авторы пометок на полях?

– Всегдашние подозреваемые. – Он встал, чтобы налить вина. – Эдвин Хайт, – протянул он.

– Да.

– Вы, случаем, не знаете, кто он такой?

Расположившись в кресле, он изучающе разглядывал меня поверх своего бокала.

– Он – Хайд.

Но Терк медленно покачал головой:

– Друг Стивенсона, один из студентов, с которыми тот в свое время выпивал.

– Его действительно так звали? И Стивенсон собирался использовать его настоящее имя в своей книге?

Эти слова прозвучали недоверчиво, в соответствии с моим настроем.

– Знаю. – Терк пригубил бокал, смакуя вино. – Хайт снова объявился в жизни Стивенсона, посетив его в Борнсмуте, незадолго до того, как тот начал работу над повестью, которую вы сейчас держите в руках. В какой-то момент их пути разошлись, и к тому времени они уже несколько лет не общались. Сохранилась пара портретов Хайта – я их видел, но копиями поделиться не могу. Зато у меня есть вот это…

Он запустил руку в карман пиджака и вытащил оттуда лист с печатным текстом. Я забрал его и аккуратно развернул. Это оказалась первая страница газеты той эпохи, «Эдинбургских вечерних курантов», за один из февральских дней 1870 года. Заглавная статья излагала историю «молодой женщины, известной городским любителям ночной жизни», которую нашли «убитой самым чудовищным образом» в одном из переулков, примыкающих к Каугейту.

– Как и Стивенсон, – рассказывал Терк, – Эдвин Хайт был членом Университетского дискуссионного общества. Правда, любые дискуссии сопровождались там обильными возлияниями. И не забывайте: в ту пору Эдинбург был известен научными и медицинскими экспериментами, а значит, у студентов был доступ ко всевозможным препаратам, в большинстве своем непроверенным и порой смертельно опасным. Аппетитом Хайт отличался недюжинным: это касалось выпивки, наркотиков и бурных развлечений. Его несколько раз арестовывали и однажды обвинили в совершении «непристойных и распутных действий».

– Зачем вы мне это рассказываете?

– Сами знаете зачем.

– Хайд был Хайтом? А газета?..

– Думаю, и тут вы все понимаете.

– Ее убил Хайт, хотите сказать? И Стивенсон знал об этом?

– Наш дорогой Льюис, скорее всего, присутствовал при этом, Рональд. Чувство вины снедает его до тех пор, пока он не разбирается с ним, сочиняя «Попутчицу». Книгу не принимают, но слухи о ней доходят до Хайта, который спешит в Борнсмут, дабы убедиться, что его старый приятель не раскололся. Может статься, Хайт сам надавил на Стивенсона, но я подозреваю, что гораздо сподручнее было привлечь для этого Фанни. Та думает, что у нее все получилось, когда Льюис демонстрирует ей горящие страницы. Затем он переписывает историю, перенося действие из Эдинбурга в Лондон и заменяя Хайта на Хайда…

– Он был врачом?

– Что, простите?

Я поймал взгляд Терка:

– Эдвин Хайт был врачом?

Он покачал головой. Я осушил свой бокал и тут же, не задумываясь, наполнил его.

– Откуда вы все это знаете?

– Эта история передается в моей семье из поколения в поколение.

– Зачем?

– Видимо, для острастки.

– Вы – потомок Хайта, – заявил я, не сводя с него глаз.

Немного помолчав, он насмешливо фыркнул:

– Искренне надеюсь, что нет, – и поднял свой бокал.

– Я могу увидеть повесть целиком?

– Которую?

– Обе.

– В свое время.

– Почему не сейчас?

– Я не уверен, что вы готовы.

– Не понимаю.

Но он лишь покачал головой.

– Все это напоминает пытку водой, – не отступал я. – Одна страница, две страницы, три…

– Когда я сказал, что вы не готовы, я имел в виду себя: это я пока не готов их передать.

– После всех этих поколений – почему я?

Он устало пожал плечами:

– Я – последний в роду. Причина, пожалуй, довольно веская. А как насчет вас?

– Меня?

– Есть братья? Сестры?

– Единственный ребенок в семье.

– И в этом мы с вами схожи. – Он зевнул и потянулся. – Прошу прощения, но мне, кажется, пора на покой.

– Я мог бы остаться здесь и почитать.

Терк снова покачал головой:

– Может быть, завтра.

Он поднялся на ноги и жестом пригласил меня сделать то же самое. Мы прошли в коридор, хозяин подал мне пиджак, и все это время я ощущал нечто совершенно противоположное его усталости. Меня чуть не трясло от возбуждения, от потребности двигаться, потребности действовать и напрягать свои силы.

– Я повстречал вашу подругу, – сказал я ему. – Она заглядывала в магазин.

– Да?

– Элис, светлые волосы.

– Элис, – повторил он.

– Просто подумал, что надо вам сказать.

– Спасибо.

Он потянул на себя дверь, и я устремился наружу, чуть не вприпрыжку сбегая по каменным ступеням. Элис, конечно, уже ждала на том же месте на противоположной стороне улицы, в своем платье в цветочек, озябшая с виду. Я скинул пиджак и укрыл им девушку, а потом взял ее за руку и повел за собой.

– Куда мы идем? – поинтересовалась она.

– К реке. Хочется пройтись.

В этот поздний час катера с туристами уже не ходили, и нам повстречались лишь несколько молчаливых влюбленных и шумных выпивох.

– Ты живешь у него? – спросил я.

– Нет.

– А где тогда?

– Здесь недалеко.

– Может, пойдем туда?

– Нет. – Казалось, мое предложение привело ее чуть ли не в ужас.

– Значит, пойдем ко мне, у меня комнатка при магазине.

– С чего я должна куда-то с тобой идти?

– Ты меня поцеловала.

– Не стоило мне этого делать.

– А я, наоборот, рад. – Я резко остановился и повернулся к ней. – Мне бы хотелось, чтобы это случилось снова.

Элис понадобилось несколько мгновений, чтобы решиться, и тогда она снова погладила меня по лицу, на этот раз обеими руками, словно хотела удостовериться, что я и вправду создан из плоти и крови. Я наклонился, губы наши встретились, рты приоткрылись. Однако она прервала поцелуй и со смехом отстранилась от меня. Я постарался придать лицу разочарованное выражение, и ей хватило такта, чтобы изобразить легкое смущение.