Марджери Аллингем - Черные перья. Работа для гробовщика [сборник]

В ее голосе прозвучало нечто новое, и Дэвид повернулся к ней. На мгновение показалось, будто он испугался, но, оценив ее внешнюю хрупкость и приняв во внимание преклонный возраст, сумел справиться с тревогой.

– Надеюсь, вы не собираетесь взять на себя роль сыщика, миссис Айвори? – пробормотал Дэвид.

Габриэлла, похоже, всерьез рассматривала такую возможность.

– Нет, – ответила она. – Нет. Но я любопытная старушка, а во всем этом ужасном деле есть одна деталь, которая представляется мне странной. Сначала Мадригал – несчастный, хотя и никчемный, найден мертвым с раной в груди. Затем несносный маленький мерзавец умирает подобным же образом. Любой здравомыслящий человек не может не прийти к заключению, что оба преступления совершены одним и тем же человеком. Причем убийца – некто, пребывающий либо в доме, либо в галерее по соседству. Пока все представляется очевидным. И любой пренебрегающий этими фактами просто глуп. Но вот что для меня совершенно необъяснимо. Оба здания тщательно обыскали не один раз, однако орудие убийства так и не нашли. Я долго размышляла над причинами, и мне в голову пришла идея, которая поможет установить истину.

Викторианский английский язык и бесхитростная разговорная интонация Габриэллы неожиданно придали фразе драматизма.

– Я не собираюсь ничего рассказывать ни вам, ни кому-либо другому, – продолжила она, – поскольку если я не права, то рискую совершить серьезную, непростительную ошибку. А потому задержусь здесь до тех пор, пока сама не разберусь в проблеме. Что с вами такое, мистер Филд?

Во взгляде Дэвида читалось предостережение, а заговорил он, с трудом подбирая слова:

– Это очень опасное заявление. Вы делились своими подозрениями с кем-либо еще?

Старая леди окинула его взглядом, а потом посмотрела на дверь внутри стенного шкафа.

– Так делились или нет? – повторил Дэвид вопрос, чуть повысив голос.

– Нет. Ни с одной живой душой. Но раз уж вы явились ко мне со своим предложением, мне необходимо было объяснить, почему оно меня не устраивает. А теперь извините, но я очень устала. Фрэнсис проводит вас вниз.

Так она неизменно просила оставить ее одну. И просьба не подразумевала никаких возражений, настолько безапелляционно звучала. Дэвид покорно двинулся к двери, но посреди комнаты снова повернулся к Габриэлле.

– Вы не должны так поступать, – произнес он. – Ради бога, подумайте обо всех остальных.

Черные глаза сверкнули в его сторону, и на секунду обоим молодым людям оказалось легко представить Габриэллу во времена полновластного могущества, когда ее мозг работал четче, чем у большинства других обитателей Лондона, а невероятная энергия оказывала влияние на судьбы многих людей.

– Мне необходим всего один день, – произнесла она так тихо, что ее никто не смог бы подслушать даже через самую тонкую дверь. – Всего один день.

– Что она имеет в виду? – прошептала Фрэнсис, когда они с Дэвидом покинули комнату.

Его рука тут же коснулась ее руки. Он не двигался, а продолжал стоять и вслушиваться, удерживая их обоих в тени ниши. Никого не было видно, хотя в доме царило оживление. Из холла доносились незнакомые голоса и чьи-то шаги. Фрэнсис услышала разговор Годольфина с какой-то женщиной. Потом вмешался доктор. Дэвид наклонился к Фрэнсис:

– В доме есть пожарная лестница? Отвечай как можно тише.

Фрэнсис замерла. До этого момента она не относилась к легкомысленному предположению Габриэллы, что Дэвид мог сбежать из-под ареста, серьезно. Он заметил выражение ее лица и опустил голову:

– Извини, герцогиня, но тут уж ничего не поделаешь. Так где у вас путь к спасению от огня?

– Там, дальше.

Фрэнсис ухватила его за руку и торопливо провела через самое узкое пространство лестничной клетки к крутым ступеням, ведшим на четвертый этаж. Оба молчали, пока не выбрались на крышу, встав в тесном проходе под каминной трубой. Было очень темно. Весь свет остался где-то внизу под ними, отбрасывая на крышу лишь причудливо изломанные тени. Их сразу атаковал ветер, пытаясь ухватиться за полы одежды и задуть в глаза печную сажу.

Фрэнсис вступила в желоб водостока, с трудом сохраняя равновесие.

– Отсюда пойдешь прямо, – хрипло сказала она. – Затем вдоль парапета доберешься до соседнего здания. Там располагаются служебные помещения, где сейчас никого нет, и твоих шагов никто не услышит. А на противоположной стороне того дома есть металлическая лестница. Где-то с высоты футов в восемь придется спрыгнуть, но ты ничем не рискуешь, если сделаешь все осторожно.

– Понятно. Спасибо.

– Ну, что же ты медлишь?

Дэвид нащупал в темноте плечо Фрэнсис и крепко сжал его. Еще долго он ничего не говорил, а лишь мягко раскачивался вместе с ней.

– Пойдем со мной, – наконец промолвил Дэвид.

– Куда?

– Мы можем отправиться в Голландию. Одному богу известно, во что я тебя втягиваю, но последуй за мной. Рискнем… Хотя это чистейший эгоизм с моей стороны.

– Почему?

Он негромко рассмеялся:

– Как же ты мила! Даже в такой момент! Так ты уедешь со мной?

– Не могу. Филлида больна, Габриэлла совершенно одинока… Нет, не могу. Мой долг оставаться с ними.

Дэвид отпустил ее.

– Да, – неожиданно согласился он. – Да, разумеется. – А затем заговорил с горячностью, какая никогда прежде не звучала в его голосе: – Фрэнсис, будь осторожна! Никого не слушай. Ни о чем не думай. А главное, никому ничего не рассказывай. Присматривай за Габриэллой. Постарайся сделать так, чтобы она не оставалась одна. Ни на минуту. Ты меня понимаешь?

– Да. Но чего ты так боишься?

– Ничего. Это как раз то, о чем тебе следует забыть. Оставь эти мысли. Отбрось их от себя. Превратись в бездумный овощ. Не думай вообще ни о чем. Не пытайся вычислить, сколько будет дважды два. И держи Габриэллу в узде. Уложи в постель и запри дверь, сама оставаясь снаружи.

– Ты собираешься отплыть в Голландию?

Дэвид тихо выругался.

– Я не должен был говорить тебе об этом, – сказал он. – Но сорвалось с языка, как случается с каждым из нас. Непростительно. Эта одна из тех вещей, о которых ты не должна никому рассказывать. Никогда. Обещай. Дай мне слово.

– Обещаю, – отозвалась Фрэнсис. – Честью клянусь.

Она услышала, как во мраке Дэвид шевельнулся, а потом вдруг склонился и поцеловал ее, снова обняв так крепко, что, несмотря на нахлынувшее на нее облегчение, она одновременно ощутила даже боль в тисках его сильных рук. А уже через секунду Дэвид оставил ее одну и двинулся вдоль края крыши.

– Они передают по радио очень точный словесный портрет, о чем приходится лишь сожалеть. Начали еще со вчерашнего вечернего выпуска новостей без двадцати двенадцать. Вот дурачок. У него же нет шансов сбежать. У нас слишком маленькая страна, чтобы спрятаться в ней надежно, – угрюмо сказал Годольфин и отодвинул от себя тарелку.