Найо Марш - Однажды в Риме. Обманчивый блеск мишуры [сборник: 26, 27]

— И вы тоже? — уточнил Смит.

— Я? — переспросила она с обычным своим хладнокровием. — Разумеется. Конечно же, я могла прикончить Маулта. Хотя у меня для этого не имелось ни малейшей, даже самой маленькой причины, но мочь — могла. Несомненно.

— И очень просто. Скажем, вы входите к себе, видите, что полковник спит, слышите, как Альф Маулт возится в гардеробной. Проскальзываете через ванную в гардеробную, хватаете кочергу, раз — и готово. Осталось вытолкать труп в иллюминатор. Дело в шляпе! — У хитрого антиквара, похоже, все сошлось. — Ты ведь, кажется, говорил, что Винс и компания под окном его подобрали, да, Хилли? Это так?

— По-моему, я ничего об этом не говорил. Но, по словам Аллейна, — да. Именно там.

— Если признать мою теорию правильной, — продолжила миссис Форрестер, — то modus operandi [149] Образ действий ( лат .). , обрисованный вами, Смит, мог быть применен кем угодно. Вы тут столько бились, а не доказали ничего, я говорю: ни-че…

— Мне в ухо можете не орать, я вам не ваш старикан, — прорычал в ответ Смит. — Тут еще вот что. Я за вами давно наблюдаю, милая мадам. Очень чуднó вы держитесь иногда. Явно что-то скрываете, а не показываете что.

— Ну, уж слежки я не потерплю! — вскричал Хилари. Вид у него был диковатый.

— Еще как потерпишь. И с удовольствием. Ты и сам с удовольствием последил бы за теткой, если б хватило духу. Ну а я следил. Присматривался. Особенно когда Аллейн заговаривал об этой жестяной чудо-коробке. Вам это очень не по нраву приходилось, верно? — Антиквар ткнул старой леди прямо чуть ли не в грудь толстым, как сарделька, пальцем. — А ну-ка, милая мадам? Выкладывайте. Что у нас в коробочке?!

Миссис Форрестер, не говоря ни слова, вышла из комнаты и хлопнула дверью. Та тихонько приоткрылась сама по себе…

Ключ подошел и легко повернулся в замке. Еще чуть-чуть. Вот и засов откинут. С тугой петлей пришлось повозиться, тут пригодился бы рычаг, но такового под рукой не оказалось. Наконец ценой сломанного, несмотря на перчатку, ногтя удалось и петлю снять со скобы.

Крышка вроде бы застыла в вертикальном положении, но все норовила упасть — пришлось поддерживать ее лбом. Ужасно неудобно и утомительно.

Посмотрим. Шкатулка для денег: заперта. Офицерский планшет. Холщовые чехлы: завязаны у «горлышек» красными лентами. Цилиндрические футляры из картона. Конверты из манильской бумаги, все помечены: «Переписка: Ф.Б.Ф. с К., К. с Ф.Б.Ф.». Он сохранил все их письма друг другу…

«Квитанции и чеки». «Переписка: проч.». «Путешествия и т. д.». «Разное». Был какой-то документ в очень большом конверте: «Нашему верному, надежному и любимому…»

Спокойствие, только спокойствие. Любимая фраза Крессиды — не теряем голову. Нельзя громко шуршать, роясь в этих ворохах бумаг. Работаем методично и эффективно. Хладнокровно.

Так. Еще одна запертая шкатулка, внутри гремит. Значит, там драгоценности, которые она не надела на себя к столу.

Наконец-то. Кожаный портфель с откидным замочком, тоже закрыт.

Кто-то прошел мимо по коридору — накатила если не паника, то что-то очень похожее… Ключи заблаговременно убраны, снаружи дверь никто не запрет.

Накатил внезапный порыв: прихватить портфель и бежать скорее к себе, чтобы спокойно в нем покопаться. Порыв почти непреодолимый, но нет — тут возникнут свои трудности, и похлеще. Если бы только уметь вскрывать замочки! И ничего — все бы, наверное, подумали, что Маулт его давно сломал. Механизм раздвижной, с металлическим крючком на кожаных откидных створках, которые он и скрепляет между собой. Раздвинуть их, что ли, силой? Или, еще лучше, сорвать крючок, потянув его вверх? Кочерга, конечно, была да сплыла, но остались еще каминные щипцы. У них маленькие, тонкие, плоские кончики…

Вот оно. Между металлическим щитком и самим замком есть крохотный зазор! Засунуть пальцы. Глубже. И тянуть!

Есть!

Дневник. Еще одна папка. «Мое завещание». Не запечатано. Быстро пробежать глазами папку. Все понятно. Назад ее — быстрее. Теперь то, что внутри: опять конверт, уплотненный. Внутри — сам документ, на немецком языке, в отпечатанном виде, заверенный и подписанный. Собственноручное заявление полковника Форрестера. Заключительные слова: «Признаю и объявляю ее своей дочерью». Подпись: Альфред Маулт.

Теперь — портфель на место, в сундук. Скорее, скорее, скорее…

Закрываем сундук. Заталкиваем обратно в шкаф. Куда девать конверт? Под кофточку — и бежать.

Она встала на ноги, стараясь буквально не дышать.

Тут с обеих сторон одновременно распахнулись двери, и, не успела она даже вскрикнуть, как комната заполнилась какими-то мужчинами. Аллейн молча надвигался на нее.

— Ну, вот и все, — спокойно сказал он.

И уже во второй раз за время их краткого знакомства Крессида завизжала во весь голос.

— Комбинация буквально в три хода, — рассказывал Аллейн. — Мы оставили дверь приоткрытой и дали понять всем — как по ту, так и по эту сторону библиотеки, что путь свободен. Фокс открыто продемонстрировал ключ от жестяной коробки. Крессида Тоттенхэм сказала ему, что идет в кабинет к полковнику и сама отдаст его ему. Потом мы с инспектором пошли наверх, спрятались и, когда понадобилось, исполнили свою роль без слов. Конечно, это была авантюра. Могло и не выйти. Тогда уж нам оставалось бы только разматывать весь клубок нить за нитью — очень изнурительное мероприятие. Собственно, его все равно придется проводить, но теперь у нас в кармане преимущество в виде первой реакции, всеми зафиксированной. Мы застали ее с поличным, она была ошарашена и сразу выдала себя, так сказать, «в нескольких местах».

— Рори, когда же ты?..

— Ах, вот ты о чем. Когда догадался? Думаю, что почти с самого начала. — Детектив смущенно ухмыльнулся. — Видишь ли, дело состояло в том, что все — абсолютно все — приняли на веру ее историю о том, что полковника заменил Маулт. И такая история заведомо освобождала ее от любых подозрений и превращала все прямые улики и доказательства в какой-то бред наваждения: и мантия, и парик, и все остальное… Но стоило только предположить, что в роли Друида выступила она сама, как все становилось на свои места.

Она ударила Маулта кочергой по тыльной стороне черепа в верхней гардеробной — видимо, как раз тогда, когда он выглядывал в окно, ожидая сигнала от Винсента, который, собственно, его там увидел и, согласно плану, сейчас же перешел с санями за угол. Тут зазвенели колокола, колокольчики, и вообще поднялся оглушительный шум. Крессида сняла с тела парик и мантию, которая, как ты помнишь, расстегивается молнией через всю спину. Если тело в это время уже лежало обмякшее, перегнувшись через подоконник, это не составило никакого труда. Как не составило труда и вытолкнуть тело наружу. Гораздо сложнее было провернуть следующий фокус: незаметно спуститься вниз. Но ведь она знала по «колокольной трансляции», что все домочадцы с гостями собрались в закрытой библиотеке. Даже если бы кто-то из слуг заметил, как мисс Тоттенхэм несет в руках мантию и прочие аксессуары, в тот момент это еще не вызвало бы никакого удивления. Так вот, она проникла в нижнюю гардеробную, заложила за щеки по паре ватных тампонов, напялила парик, окладистую золотистую бороду, усы, венец из омелы и сапоги на меху. Шерстяные перчатки полковника, о которых, как все сокрушались, «Друид» забыл, она тоже надела. И — во двор, где ее ждал ничего не подозревавший Винсент. Потом она поплясала вокруг рождественской елки, вернулась в гардеробную, освободилась от маскарадных причиндалов и через пять минут уже спрашивала у тебя в гостиной, хорошо ли выступил «Маулт» — ей, дескать, плохо было видно из дальнего конца комнаты.