Агата Кристи - Хлеб великанов. Неоконченный портрет. Вдали весной

Почему Лесли, чей муж сидел в тюрьме и которая вынуждена была сама растить детей и заботиться об их пропитании, проведя рукой по волосам, произнесла: «Я думала о Копернике».

Однако именно с тех пор замирало всегда у Родни сердце при упоминании имени Коперника, и потому он повесил на стену старинную гравюру с изображением монаха, словно говорившего ему: «Лесли».

Он подумал, что должен был все-таки признаться ей в своей любви. Хотя бы сказать.

Но было ли это на самом деле так уж необходимо? В тот день на Эшлдауне, когда они грелись на октябрьском солнце. Вместе — он и она — и одновременно порознь. Горечь и отчаянная тяга друг к другу. Их разделяли четыре фута, потому что придвинуться ближе было опасно. Она это понимала. Он подумал смущенно: «Это расстояние между нами подобно электрическому полю… заряженному желанием».

Они не глядели друг на друга. Он смотрел вниз на поле и ферму, прислушиваясь к едва слышному гудению трактора и любуясь только что вспаханным полем. А Лесли вглядывалась в даль, туда, где был лес.

Они оба напоминали людей, увидевших землю обетованную, оказавшуюся для них недоступной. Я должен был сказать тогда, что люблю ее, думал Родни.

Но ни один из них ничего не сказал — только Лесли пробормотала:

И все. Одна избитая строка. И он даже не понял, что она имела в виду.

А может, и понял. Да, все-таки понял.

Спинка кресла исчезла. И лицо Лесли. Он не мог ясно вспомнить ее лицо — только этот смешно кривившийся уголок рта.

И тем не менее последние шесть недель она сидела там каждый вечер, разговаривая с ним. Фантазия — не более того. Вымышленная Лесли, в чьи уста он вкладывал слова, усадив ее в кресло. Он заставлял ее произносить то, что ему хотелось услышать, и она соглашалась, но губы ее смеялись, словно она потешалась над тем, как он с ней обходится.

Это были, решил Родни, шесть очень счастливых недель. Он смог повидаться с Уоткинсом и Миллзом, провел на редкость приятный вечер с Харгрейвом Тейлором — у него всего несколько друзей, не слишком много. Чудесная прогулка по холмам в воскресенье. Слуги отлично его кормили, ел он, как ему нравилось, не спеша, приставив книгу к сифону с содовой. После ужина иногда заканчивал кое-какую работу, а потом выкуривал трубку и, наконец, чтобы не становилось вдруг одиноко, усаживал в кресло придуманную Лесли — для компании.

Верно, ту Лесли он придумал, но не было ли где-то неподалеку настоящей?

«Не увядает солнечное лето»

Родни вернулся к договору об аренде.

«… и будет отвечать за вышеназванную ферму, никогда не нарушая правил хозяйствования».

Я и в самом деле толковый юрист, сказал он сам себе с удивлением.

А потом, перестав удивляться (достаточно равнодушно): «Мне повезло».

Возделывать землю, думал он, тяжелое, рвущее сердце занятие.

Но, Господи, как же я устал!

Родни давно не ощущал себя таким усталым.

Дверь отворилась, и вошла Джоан.

— Ой, Родни, ну зачем читать в темноте!

Проходя мимо него, она включила свет. Он улыбнулся и поблагодарил.

— Так глупо, милый, портить глаза, если достаточно всего лишь щелкнуть выключателем. Не знаю, что бы ты без меня делал, — с чувством добавила она, усаживаясь.

— Заимел бы кучу дурных привычек, — сказал Родни, улыбнувшись добродушно, насмешливо.

— Ты помнишь, — спросила Джоан, — как ты вдруг захотел отказаться от предложения дяди Генри и стать фермером?

— Да, помню.

— Ты не радуешься сейчас, что я тебе не позволила?

Родни смотрел на нее и восхищался ее неутомимой бодростью, молодой стройной шеей, гладким миловидным лицом. Жизнерадостная, уверенная, преданная. Джоан всегда была мне хорошей женой, подумал он.

Он подтвердил негромко:

— Да, радуюсь.

— У всех бывают порой неразумные идеи, — заметила Джоан.

— Даже у тебя?

Он пошутил, но с удивлением увидел, что она нахмурилась. Промелькнувшее на ее лице сомнение было подобно ряби на гладкой поверхности воды.

— Случается, нервы сдают, все видится в мрачных тонах.

Родни изумлялся все сильнее. Он не мог представить себе, чтобы Джоан нервничала или впадала в уныние. Желая поменять тему, он сказал:

— Знаешь, я немного завидую твоему путешествию на Восток.

— Да, было интересно. Но мне бы не хотелось жить в таком месте, как Багдад.

— А я бы с удовольствием посмотрел на пустыню. Это должно быть захватывающе — пространство и яркий ослепительный свет. Свет особенно привлекает меня. Видеть ясно…

Джоан не дала ему закончить, сказав с омерзением:

— Отвратительно, просто отвратительно — полнейшая пустота!

Она обвела комнату пристальным, беспокойным взглядом. Будто животное, которое хочет спрятаться, — показалось Родни.

Но ее лоб тут же разгладился.

— Подушки совсем старые, выгорели. Надо купить новую вон для того кресла, — заметила она.

Родни вздрогнул, но быстро справился с собой.

Что ж, собственно, почему бы и нет? Подушка выгорела. Лесли Аделина Шерстон покоится на кладбище под мраморной плитой. Фирма Олдермена, Скьюдмора и Уитни идет в гору. Фермер Ходдесдон надеется получить очередную ссуду.

Джоан прохаживалась по комнате, проверяла, не скопилась ли где пыль, расставляла книги в шкафах, двигала фигурки на каминной полке. За прошедшие шесть недель комната отчего-то и вправду стала выглядеть облезлой и немного неопрятной.

— Каникулы закончились, — буркнул себе под нос Родни.

— Что? — повернулась к нему Джоан. — Что ты сказал?

— Разве я что-то сказал? — обескураженно глядя на нее, спросил он.

— Мне показалось, ты сказал: «Каникулы закончились». Ты, наверное, задремал, и тебе приснилось, что дети собираются в школу.

— Да, — подтвердил Родни. — Я, должно быть, задремал.

Джоан стояла, поглядывая на него с сомнением. Потом поправила картину на стене.

— Что это? Что-то новое?

— Да. Купил как-то на распродаже у Хартли.

— О! — Джоан взглянула на картину с интересом. — Коперник? Наверное ценная?

— Понятия не имею. — Родни пожал плечами. И повторил задумчиво: — Не имею ни малейшего понятия…

Что ценно, а что — нет? Существует ли такое понятие, как память?

«Вы знаете, я думала о Копернике…»

Лесли, этот ее проходимец-муж, пьянство, нищета, болезнь, смерть.

«Бедная миссис Шерстон, такая невеселая жизнь».

Но, думал он, Лесли не была печальной. Она прошла сквозь разочарование, и нищету, и болезнь, подобно тому, как мужчина преодолевает болота, идет за плугом, переправляется через реки: неутомимо, с нетерпением, чтобы добраться туда, куда стремится…

Родни задумчиво смотрел на жену своими усталыми, добрыми глазами.

Такая бодрая, ловкая, деловитая, такая уверенная в себе и удачливая. Ей не дашь больше двадцати восьми, решил он.