Агата Кристи - Часы. Пальцы чешутся. К чему бы? Вечеринка на хэллоуин

— Но сами вы не совсем уверены, что это именно тот случай?

— Лично я, скажем так, предпочел бы, чтобы набралось побольше улик. Полиция, мне кажется, придерживалась того же мнения, но прокурор настоял на своем…

— Значит, там могло быть что-то совсем иное?

— О да. Можно было выдвинуть несколько версий. Слишком уж много за этим Ферриром водилось грешков. Даже странно… Воспитание он получил отменное. Мать — достойнейшая женщина. Вдова. С отцом, правда, сложнее… Насилу выпутался из нескольких скверных историй. Жене его приходилось несладко. Похоже, юноша пошел по его стопам. Были случаи, связывался с весьма сомнительными личностями. Однако я, например, ему все же верил. Думал, молодо-зелено, образуется. Предупредил только, чтобы от кое-каких своих дружков держался подальше. Так, знаете ли, мелкие жулики. А если начистоту, я бы его и держать не стал, кабы не его матушка. А ведь и на самом деле жаль: молодой, способный… Я раз его отчитал, другой… Все надеялся, остепенится. Куда там! Сейчас ведь вообще один разврат вокруг. И чем дальше, тем больше, особенно в последние десять лет…

— Вы полагаете, кто-то из дружков заподозрил его в двойной игре?..

— Вполне возможно. Эти их компании — такая мерзость… Только раз с ними свяжешься, жди беды. Что-то не так — получай нож в спину. Так, на всякий случай. Обычное дело по нынешним временам.

— И никто не видел, как это случилось?

— Нет, конечно. Да и кому видеть-то. В таких вещах рассчитывают все до мелочей. Готовят алиби.

— И все же, кто-нибудь мог случайно стать свидетелем. Ребенок, например.

— Поздно вечером? Около «Зеленого лебедя»? Маловероятно, мосье Пуаро.

— Ребенок, — продолжал Пуаро, — который все запомнил. Скажем, девочка, возвращавшаяся домой от подруги. Случайно увидела из-за угла дома или через живую изгородь.

— Ну и воображение у вас, мосье Пуаро, право слово.

— Мне, например, это не представляется столь уж невероятным, — заметил Пуаро. — Дети много чему оказываются свидетелями. И главным образом потому, что часто появляются там, где никто не ожидает.

— Да, но потом они приходят домой и обязательно рассказывают об увиденном.

— Не обязательно, — возразил Пуаро. — Видите ли, порой они не уверены, что действительно что-то видели. Особенно, если увиденное вызвало у них неосознанный страх. Дети не всегда рассказывают о каком-то происшествии, тем более с роковыми последствиями. К тому же им нравится сознавать, что у них есть тайна — нечто, о чем никому кроме них не известно.

— Ну уж матери-то они наверняка расскажут, — настаивал Фуллертон.

— Не уверен, — отозвался Пуаро. — Я, например, в детстве, рассказывал матери далеко не все.

— А позвольте полюбопытствовать, чем вас так заинтересовало дело Лесли Феррира? Неужели тем, что его убили? Боюсь, в наши дни этим уже никого не удивишь.

— Именно потому, что его убили, и потому, что случилось это сравнительно недавно, мне и хотелось бы узнать об этом молодом человеке как можно больше. Возможно, это окажется очень полезным.

— Право, мосье Пуаро, — немного резко сказал Фуллертон. — Я как-то не могу понять, зачем вы пришли ко мне и что вас на самом деле интересует. Не можете же вы всерьез подозревать, что между смертью Джойс Рейнольдс и давнишней смертью нашего жуликоватого молодого сотрудника существует какая-то связь?

— Подозревать можно все что угодно, — невозмутимо ответил Пуаро. — И моя цель — как можно больше узнать.

— Извините! Я всегда считал, что главное — это найти улики.

— Вы, наверное, слышали, что погибшая девочка, Джойс, в присутствии нескольких свидетелей сказала, что она собственными глазами видела, как произошло убийство?

— В наших местах, — ответил Фуллертон, — слухи расходятся быстро. И, как правило, в чрезвычайно искаженном виде, так что принимать их на веру было бы, по меньшей мере, неразумно.

— Совершенно с вами согласен, — кивнул Пуаро и продолжил: — Джойс, как я понимаю, было всего тринадцать. Но и девятилетний ребенок вполне может кое-что запомнить из увиденного: например, как машина, сбив человека, умчалась дальше, или как темным вечером кому-то всадили нож в спину, или, скажем, задушили ее школьную учительницу… Подобное зрелище было бы для детской психики настоящим шоком — картиной, которую страшно даже вспоминать. И тогда ребенок, вполне возможно, внушил бы себе, что этого просто не было. Вы согласны, что в принципе такое возможно?

— Да-да, но едва ли это… Совершенно невероятное предположение!

— Кажется, у вас тут еще пропала девушка-иностранка. То ли Ольга, то ли Соня, фамилии, правда, не знаю.

— Ольга Семенова. Да, было такое.

— Не очень, по-видимому, надежная особа?

— Не очень.

— И она была подживалкой… простите, сиделкой при миссис Ллуэллин-Смайд, о которой вы мне только что рассказывали?

— Да. До этой Ольги у нее было еще несколько девушек, и две из них, если не ошибаюсь, тоже иностранки. Одну она выгнала едва ли не сразу; другая оказалась поприличней, но уж чересчур глупа. А миссис Ллуэллин-Смайд в этом отношении была не слишком терпима… Ольга же, похоже, пришлась ей по нраву. Если мне не изменяет память, внешне она не была особенно привлекательной, — сказал Фуллертон. — Небольшого росточка, коренастая, нелюдимая… В округе ее недолюбливали.

— Но главное, чтобы хозяйка любила, — заметил Пуаро.

— Просто она к ней привязалась. Некоторым даже казалось, что чересчур…

— Да, пожалуй.

— Очевидно, — с некоторым раздражением сказал Фуллертон, — вы уже все знаете лучше меня. Не думаю, что сумею сообщить вам что-либо новое. Слухи, как я уже сказал, расходятся у нас моментально.

— Я слышал, миссис Ллуэллин-Смайд оставила девушке большую сумму денег?

— Вот это-то всех и насторожило! — ответил Фуллертон. — Миссис Ллуэллин-Смайд долгие годы практически не меняла своего завещания. Ну, разве что впишет еще какие-нибудь благотворительные заведения или передаст другим лицам долю тех, кто умер, так и не дождавшись наследства. Не сомневаюсь, впрочем, коль скоро вы интересуетесь данным вопросом, все это вам тоже известно. Да… Неизменным оставалось то, что все свои деньги она оставляла в совместное владение племяннику Хьюго Дрейку и его жене, которая одновременно приходилась ему двоюродной сестрой, а миссис Ллуэллин-Смайд, соответственно, племянницей. В случае кончины одного из них, право на его долю в наследстве переходило к здравствующему супругу. Также завещания миссис Ллуэллин-Смайд обычно содержали множество распоряжений в пользу благотворительных фондов и ее старых слуг. Документ, который выдавали за свидетельство ее последнего волеизъявления, появился недели за три до ее кончины и, в отличие от всех предыдущих, не был оформлен через нашу фирму. Он представлял собой дополнительное распоряжение к уже существовавшему завещанию и был написан якобы ее собственной рукой. И, если кое-какие благотворительные учреждения, хотя и в гораздо меньшем количестве, чем обычно, еще упоминались в этом сомнительном документе, о старых слугах в нем уже не было сказано ни слова. Все же остальное, то есть весьма значительная часть ее очень даже солидного состояния отходило к Ольге Семеновой в благодарность за преданную службу и личную привязанность. В высшей степени поразительное распоряжение, которое совершенно не вязалось со всем, что миссис Ллуэллин-Смайд делала прежде.