Агата Кристи - Часы. Пальцы чешутся. К чему бы? Вечеринка на хэллоуин

Тапенс добралась уже почти до самой стены. Могилы здесь были неухоженные и поросшие травой. На эту часть кладбища у викария, похоже, уже не хватало сил. Многие плиты повалились, поврежденная стена в некоторых местах осыпалась и обвалилась.

Поскольку эту часть кладбища скрывала от дороги церковь, дети, очевидно, пробирались сюда и, пользуясь полной безнаказанностью, творили что хотели. Тапенс склонилась над одним из камней… Надпись стерлась настолько, что ее уже нельзя было разобрать… Перевернув глыбу набок, Тапенс увидела несколько небрежно вырезанных слов и букв, сохранившихся немного получше.

Она принялась водить по ним указательным пальцем, складывая в слова:

Кто бы… ни обидел… одного из этих малышей…

И, чуть ниже, корявыми буквами нацарапано:

Здесь лежит Лили Уотерс

Тапенс глубоко вздохнула… Она почувствовала, что за спиной у нее мелькнула чья-то тень и хотела уже повернуться, но что-то ударило ее по затылку, и она повалилась вперед, на могильный камень, в полнейшее небытие.

— Ну, Бересфорд, — сказал генерал-майор сэр Джосая Пенн, кавалер орденов Подвязки [166] Орден Подвязки — высший орден Британской империи, учрежденный королем Эдуардом III в 1348 году. , Бани [167] Орден Бани — один из высших орденов Великобритании, учрежденный королем Георгом I в 1725 году и дающий право на личное дворянское звание «рыцарь». и «За боевые заслуги» [168] Орденом «За боевые заслуги», учрежденным в 1886 году, награждаются офицеры сухопутных, военно-морских и военно-воздушных войск и морской пехоты. , тоном, полностью соответствующим этой впечатляющей веренице званий. — И что вы думаете обо всей этой трескотне?

По этой фразе Томми сразу догадался, что старина Джош, как его непочтительно называли за глаза, отнюдь не в восторге от результатов только что закончившейся конференции.

— «Тише, тише, детки, ловим обезьянку», — передразнил кого-то сэр Джосая, продолжая делиться впечатлениями. — Сплошное словоблудие. А если кто и скажет вдруг что-нибудь путное, тут же встают четыре — не меньше — орясины и начинают топить его мысль в… Да…. Не понимаю, зачем мы приезжаем на эти сборища. Впрочем, нет, знаю. По крайней мере, знаю, почему приезжаю я. У меня просто нет выбора. Если бы я не поехал на этот балаган, сидел бы сейчас дома. А вы знаете, каково мне живется дома, Бересфорд? Меня терроризируют. Терроризируют все кому не лень… Экономка, садовник… Этот старикашка шотландец до того обнаглел, что не позволяет мне трогать мои собственные персики… Вот я и бегу сюда, пускаю в ход свое влияние и притворяюсь перед самим собой, будто выполняю какую-то полезную миссию и обеспечиваю безопасность страны! Вздор и чепуха! Но вы? Вы ведь сравнительно молодой человек. Вы-то зачем понапрасну тратите свое время? Тем более что слушать вас все равно никто не станет, даже если вы и впрямь скажете что-нибудь очень толковое.

Томми, слегка развеселившись тем, что, несмотря на его почтенный, как он полагал возраст, генерал-майор Джосая Пенн считает его молокососом, покачал головой. Генералу было уже далеко за восемьдесят, он страдал бронхиальной астмой и был глуховат, но при всем при этом был довольно умным человеком.

— Не будь здесь вас, сэр, — заявил Томми, — тут бы вообще ничего было.

— Ну, спасибо, приятно слышать, — сказал генерал. — Я беззубый бульдог, но лаять-то еще могу. Как там миссис Томми? Давненько ее не видел.

Томми ответил, что Тапенс здорова и на редкость активна.

— Да, столько энергии… Она всегда напоминала мне стрекозу. Начнет, бывало, гоняться за какой-нибудь очередной нелепой выдумкой, а потом вдруг обнаруживается, что никакая это не выдумка. Вот как надо веселиться! — с одобрением сказал генерал. — Не то что нынешние дамочки. У всех у них, вишь ты, какое-то Дело, и непременно с заглавной буквы. А что до совеременных девиц… — Генерал покачал головой. — Совсем не то, что в годы моей юности. Тогда они были красивые, как картинки. Муслиновые [169] Муслин — легкая хлопчатобумажная или шелковая ткань. платья! Шляпки «клош»! Вы помните? Да нет, вы, наверное, тогда еще под стол пешком ходили… Приходилось наклоняться и заглядывать под поля, чтобы разглядеть девичье лицо. Это было мучительно, и они это знали! Я вдруг вспомнил… дайте подумать… она ведь, кажется, ваша родственница… даже тетя… Ада Фэншо…

— Тетушка Ада?!

— Самая хорошенькая из моих знакомых.

Томми, к своей чести, ничем не выдал удивления. Казалось совершенно невероятным, что кто-то мог находить его тетю Аду хоть сколько-нибудь привлекательной. Старина Джош тем временем возбужденно продолжал:

— Красивая, как картинка. Живая! Веселая! А как любила пошутить! Я тогда только стал младшим офицером, собирался отбыть в Индию. Мы устроили пикник при лунном свете на пляже. Сидели рядышком на камне и смотрели на море.

Томми искоса посмотрел на генерала: двойной подбородок, лысина, кустистые брови и огромное брюшко. Ему тут же вспомнилась тетушка Ада: пробивающиеся усики, мрачная улыбка, серебристо-седые космы и злобный взгляд. Вот что делает с человеком время! — подумал он и попытался представить себе красивого молодого офицера и прекрасную девушку в лунном свете. Почему-то это ему никак не удавалось.

— Любовь, — тяжело вздохнув, сказал сэр Джосая Пенн. — Мне так хотелось сделать ей в ту ночь предложение, но о каком предложении может идти речь, когда ты всего-навсего унтер-офицер? Да, при таком жалованье не очень-то создашь семью. Нам пришлось бы ждать пять лет, прежде чем мы смогли бы пожениться. На столько лет растянутая помолвка — разве можно просить об этом девушку? Ну да что там. Вы же знаете, как это бывает. Я отправился в Индию, отпуск получил очень не скоро… Первое время мы еще переписывались, потом все как-то само собой прекратилось. Так я ее больше и не увидел. И, однако, знаете, никогда ее не забывал. Часто думал о ней… Помню, однажды, уже много лет спустя, чуть не написал ей письмо. Я прослышал, что она в тех же краях, где какое-то время гостил я. Думал, съезжу, повидаю ее, спрошу, можно ли мне еще раз ее увидеть. А потом решил: «Не будь идиотом. Она, наверное, теперь совсем другая».

Потом, еще несколько лет спустя, о ней упомянул один мой приятель и сказал, будто она — одна из самых уродливых женщин, которых он когда-либо видел. Я ему, разумеется, не поверил. Но теперь вот думаю: может, оно и к лучшему, что я так ее больше и не увидел? Что она нынче поделывает? Еще жива?