Агата Кристи - К берегу удачи. Кривой домишко. Объявлено убийство. Три слепых мышонка

— Инспектор Тавернер? — произнесла она. — Входите и, прошу вас, садитесь. Вы курите? Какое ужасное событие. Я пока никак не могу свыкнуться с ним.

Голос звучал тихо, ровно — голос человека, решившего во что бы то ни стало держать себя в руках.

— Скажите, пожалуйста, могу я чем-нибудь помочь?

— Спасибо, миссис Леонидис. Где вы находились, коша произошла трагедия?

— Я, должно быть, как раз ехала сюда из Лондона. Днем я завтракала с приятельницей в «Иве». Затем мы поехали на показ мод. Выпили с друзьями в «Баркли» [100] «Баркли» — лондонская гостиница-люкс и ресторан на улице Баркли-стрит. , и я отправилась домой. Тут я застала страшную суматоху. Как оказалось, у моего свекра случился припадок, и он… умер. — Голос слегка дрогнул.

— Вы были привязаны к вашему свекру?

— Я его просто обо… — Голос зазвучал громче и пронзительнее. София чуть поправила уголок картины Дега. Голос Магды на несколько тонов упал. — Я очень любила его, — ответила она просто. — Мы все его любили. Он был так… добр к нам.

— Как вы ладили с миссис Леонидис?

— Мы редко виделись с Брендой.

— Отчего?

— Ну, у нас мало общего. Бедняжка Бренда. Ей, вероятно, иногда приходилось нелегко.

София опять коснулась Дега.

— Да? В каком отношении?

— Ну, не знаю. — Магда с грустной улыбкой покачала головой.

— Была ли миссис Леонидис счастлива с мужем?

— О да, я думаю, да.

— Ссоры бывали?

Опять улыбка и покачивание головой.

— Право, не знаю, инспектор. Их часть дома полностью отделена от нашей.

— Она была очень дружна с мистером Лоренсом Брауном, не так ли?

Магда Леонидис приняла холодный вид. Широко раскрытые глаза ее с упреком уставились на Тавернера.

— Я не думаю, — проговорила она с достоинством, — что вы вправе задавать мне подобные вопросы. Бренда дружески относилась ко всем. Она очень дружелюбный человек.

— Нравится вам мистер Лоренс Браун?

— Он очень тихий. Очень милый, но его почти не замечаешь. Я его вообще редко вижу.

— Он хороший преподаватель?

— По-видимому. Меня это мало касается. Филип, по-моему, вполне доволен.

Тавернер прибегнул к тактике внезапного нападения:

— Мне неловко вас об этом спрашивать, но как по-вашему — существовали между ним и миссис Брендой Леонидис любовные отношения?

Магда с величественным видом поднялась.

— Я никогда не замечала ничего подобного. Мне кажется, инспектор, такого рода вопросы вы не должны задавать мне. Все-таки она была женой моего свекра.

Я чуть не зааплодировал.

Старший инспектор тоже поднялся.

— Скорее, вопрос к слугам? — заметил он вопросительно.

Магда промолчала.

Сказав: «Спасибо, миссис Леонидис», инспектор удалился.

— Радость моя, ты была великолепна, — горячо похвалила София мать.

Магда задумчиво покрутила завиток за правым ухом и посмотрелась в зеркало.

— Д-да, — согласилась она. — Пожалуй, сыграно верно.

София перевела взгляд на меня:

— А тебе разве не надо идти с инспектором?

— Послушай, София, как мне себя…

Я запнулся. Не мог же я спросить ее прямо так, при ее матери, какая мне отводится роль. Магда Леонидис до сей поры не проявила ни малейшего любопытства к моей персоне — пока что я ей пригодился только как свидетель ее эффектной реплики под занавес о дочерях. Я мог быть репортером, женихом ее дочери, или незаметным сотрудником полиции, или даже гробовщиком — для Магды Леонидис все эти люди составляли только публику.

Поглядев вниз, себе на ноги, миссис Леонидис с неудовольствием сказала:

— Эти туфли сюда не подходят. Они легкомысленны.

Повинуясь повелительному кивку Софии, я поспешил вслед за Тавернером. Я его нагнал в большом холле как раз, когда он взялся за ручку двери, ведущей к лестнице.

— Иду к старшему брату, — пояснил он.

Я без околичностей изложил ему свои проблемы:

— Послушайте, Тавернер, в конце концов — кто я такой?

— Что вы имеете в виду? — удивился он.

— Что я тут делаю? Предположим, меня спросят, и что я отвечу?

— A-а, понятно. — Он подумал. Потом улыбнулся. — А вас кто-нибудь уже спрашивал?

— Н-нет.

— Ну так и оставьте все как есть. «Не объясняй ничего» — отличный девиз. Особенно в доме, где такая неразбериха. У всех полно своих забот и опасений, им не до расспросов. Ваше присутствие будет восприниматься как должное постольку, поскольку вы уверены в себе. Говорить, когда тебя не спрашивают, большая ошибка. Так, а теперь откроем дверь и поднимемся по лестнице. Ничего не заперто. Вы, конечно, понимаете, что вопросы, которые я им задаю, — сплошная чепуха. Да наплевать мне, кто из них был дома, а кого не было, и кто где в тот день находился…

— Так зачем же…

— Затем, что это мне позволяет взглянуть на них, составить о каждом мнение, послушать, что они скажут, — а вдруг кто-то ненароком даст мне ключ. — Он на секунду замолчал, потом понизил голос. — Голову даю на отсечение, миссис Магда Леонидис могла бы сболтнуть что-нибудь важное.

— Да, но насколько надежны были бы эти сведения?

— Совсем ненадежны, но это могло бы дать толчок к расследованию в новом направлении. У всех в этом проклятом доме было сколько угодно удобных случаев и способов это сделать. Мне не хватает мотива.

Наверху доступ в правое крыло преградила запертая дверь. На ней висел медный молоток, и инспектор послушно постучал.

В то же мгновение дверь с силой распахнулась. Мужчина, который открыл ее, очевидно, как раз собирался выйти. Это был неуклюжий широкоплечий гигант, волосы у него были темные, взъерошенные, лицо донельзя уродливое и в то же время приятное. При виде нас он тут же со смущенным видом отвел глаза — привычка, нередко свойственная честным, но застенчивым людям.

— Ох, Боже мой, — пробормотал он, — заходите. Сделайте одолжение. Я как раз уходил… но не важно. Проходите в гостиную. Сейчас приведу Клеменси… ах, ты уже здесь, дорогая. Это старший инспектор Тавернер. Он… Где же сигареты? Погодите минутку. С вашего разрешения… — Он налетел на ширму, нервно пробормотал «Прошу прощения» и выскочил из комнаты. Словно вылетел огромный шмель, оставив позади себя тишину.

Миссис Роджер Леонидис продолжала стоять у окна. Меня сразу же заинтриговала ее личность и атмосфера комнаты. В том, что это была ее комната, у меня не возникло никаких сомнений.

Стены были выкрашены в белый цвет, настоящий белый, а не тот цвет слоновой кости или бледно-кремовый, какой обычно подразумевается под словом «белый».

Когда речь идет об отделке дома. Картины отсутствовали, лишь над камином висела одна — геометрическая фантазия из темно-серых и темно-синих треугольников. Минимум мебели, только самое необходимое: три-четыре стула, столик со стеклянным верхом, небольшая книжная полка. Никаких украшений. Свет, простор, воздух. Комната являла собой полную противоположность нижней гостиной, сплошь заставленной парчовой мебелью и цветами. И миссис Роджер Леонидис разительно отличалась от миссис Филип Леонидис. Чувствовалось, что в Магде заключается несколько женщин одновременно и в любой момент может проявиться любая из них. Но Клеменси Леонидис, убежден, неизменно оставалась сама собой. Женщина с ярко выраженной индивидуальностью. На вид ей было около пятидесяти. Седые, очень коротко подстриженные на итонский манер [101] «Стрижка под итонца» — короткая женская стрижка «под мальчика»; итонец — воспитанник одной из старейших привилегированных мужских средних школ в городе Итон. волосы так красиво лежали на ее изящной голове, что эта стрижка, всегда казавшаяся мне уродливой, не безобразила ее. Умное, тонкое лицо, какой-то особенно пытливый взгляд светло-серых глаз. Простое темно-красное шерстяное платье элегантно облегало ее стройную фигуру.