Агата Кристи - К берегу удачи. Кривой домишко. Объявлено убийство. Три слепых мышонка

— Твоя комната готова, — объявила София.

Она стояла радом и глядела в сад. Сейчас, в сумерках, он был уныло-серый, и ветер раскачивал деревья, с которых уже наполовину облетела листва.

Как бы угадывая мои мысли, София сказала:

— Какой он унылый…

Мы все еще смотрели в окно, когда перед нашими глазами вдруг возникла какая-то фигура, за ней вторая — они появились из-за тисовой изгороди со стороны альпийского садика, два серых призрака в меркнувшем вечернем свете.

Сперва появилась Бренда Леонидис. На ней было манто из серых шиншилл [127] Шиншиллы — млекопитающие из семейства грызунов, живут в горах Южной Америки, их мягкий светло-серый мех очень высоко ценится. . В том, как она крадучись двигалась по саду, было что-то кошачье. Легко, как привидение, она скользнула в сумеречном свете.

Когда она прокрадывалась под нашим окном, я увидел, что на губах у нее застыла кривая усмешка. Та же усмешка, что и тогда на лестнице. Через несколько минут за ней скользнул и Лоренс Браун, казавшийся в сумерках хрупким и бестелесным. Я не нахожу других слов. Они не были похожи на гуляющую пару, на людей, вышедших немного пройтись. Что-то в них было от таинственных, лишенных субстанции обитателей потустороннего мира.

Под чьей ногой хрустнула веточка? Бренды или Лоренса?

В мозгу возникла невольная ассоциация.

— Где Жозефина? — спросил я.

— Наверное, с Юстесом в классной комнате. — София помрачнела. — Знаешь, Чарлз, меня очень беспокоит Юстес, — сказала она.

— Почему?

— Последнее время он такой угрюмый и странный. Вообще он очень изменился после этого проклятого паралича. Я не могу понять, что с ним происходит? Иногда мне кажется, что он всех нас ненавидит.

— У него сейчас переходный возраст. Это всегда сложный период.

— Скорее всего, ты прав, по я не могу не беспокоиться о нем.

— Почему, мое солнышко?

— Очевидно, потому, что не беспокоятся его отец и мать. Словно он не их ребенок.

— Но, может, это и к лучшему. Дети гораздо чаще страдают от излишнего внимания, чем от небрежения.

— Ты прав. Знаешь, раньше, до того, как я вернулась домой из-за границы, я никогда об этом не задумывалась. Они на самом деле странная пара. Отец с головой погружен в темные глубины истории, а мама развлекается тем, что театрализует жизнь. Сегодняшняя дурацкая комедия — полностью ее постановка. Этот спектакль никому не был нужен. Но ей захотелось сыграть сцену семейного совета. Дело в том, что ей здесь скучно, и поэтому она пытается разыгрывать драмы.

У меня в голове на мгновение промелькнула фантастическая картина: мать Софии с легким сердцем дает яд своему престарелому свекру для того, чтобы воочию наблюдать мелодраму с убийством, где она исполняет главную роль.

Забавная мысль! Я тут же постарался отогнать ее, но тревожное чувство не покидало меня.

— За мамой нужен глаз да глаз, — продолжала София. — Никогда не знаешь, что она еще выкинет.

— Забудь о своем семействе, — сказал я жестко.

— Я бы с радостью, но сейчас это не так легко. Как я была счастлива в Каире, когда могла о них не думать.

Я вспомнил, что она никогда не говорила со мной ни о своем доме, ни о родных.

— Поэтому ты никогда не говорила о них? — спросил я. — Тебе хотелось о них забыть?

— Видимо, да. Мы всегда, всю жизнь жили в слишком тесном кругу. И мы… мы все слишком друг друга любили. Есть столько семей, где все друг друга смертельно ненавидят. Это ужасно, но не менее ужасно, когда все полюбовно завязаны в один клубок сложных противоречивых отношений. Я, помнится, имела в виду именно это, когда сказала тебе, что все мы живем в кривом домишке. Не какую-то испорченность, а то, что нам трудно было остаться независимыми, встать на ноги. Мы все какие-то крученые-верченые, как вьюнки.

Я вспомнил, как Эдит де Хэвиленд вдавила каблуком в землю сорняк.

Неожиданно в комнате появилась Магда — она распахнула дверь и громко спросила:

— Дорогие мои, почему вы сидите без света? За окном уже темно.

Она включила все лампочки, и свет залил комнату. Потом мы задернули тяжелые розовые шторы и оказались в мирке уютном, пахнущем цветами.

Магда бросилась на диван.

— Какая получилась невероятная сцена, — воскликнула она. — Как вам показалось? Юстес был очень недоволен. Он сказал мне, что это было, просто непристойно. Мальчики иногда такие смешные. — Она вздохнула. — Роджер — тот душечка. Я люблю, когда он ерошит себе волосы и начинает крушить все подряд. А какова наша Эдит? Предложить ему свою долю наследства! Но, с другой стороны, это не очень умно — Филип мог подумать, что он тоже должен так же поступить. Но Эдит, конечно, готова на все ради семьи. Есть что-то необычайно трогательное в любви старой девы к детям покойной сестры. Я когда-нибудь сыграю вот такую же преданную тетушку — старую деву, во все вникающую, настойчивую и преданную.

— Ей, очевидно, было нелегко после смерти сестры, — сказал я с твердым намерением не дать Магде втянуть нас в обсуждение очередной ее роли. — Особенно если учесть, что она недолюбливала старого Леонидиса.

Магда прервала меня.

— Недолюбливала? Кто вам сказал? Чепуха! Она была в него влюблена.

— Мама! — сказала с укором София.

— Пожалуйста, не перечь мне, София. В твоем возрасте естественно думать, что любовь — это юная красивая пара, вздыхающая на луну.

— Она сама сказала мне, что всегда его терпеть не могла, — продолжал я.

— Наверное, так и было вначале, когда она только-только приехала. Она, очевидно, не одобряла брак сестры. Мне кажется, какой-то антагонизм был всегда. Но она, безусловно, была влюблена в него. Дорогие мои, я знаю, о чем говорю. Понятно, что он не мог на ней жениться — как-никак сестра покойной жены… Вполне могу допустить, что ему это и в голову не приходило, впрочем, как и ей. Она была счастлива и так, пеклась о детях, вступала в стычки с ним. Но ей не понравилось, что он женился на Бренде. Ох как не понравилось!

— Но ведь тебе и папе это тоже не понравилось, — сказала София.

— Конечно, и далее очень. И это естественно. Но Эдит негодовала больше всех. Дорогая моя девочка, ты бы видела, как она смотрела на Бренду.

— Мама, ты уж слишком, — упрекнула ее София.

Магда поглядела на нее виновато, как напроказившая балованная девочка.

— Я твердо решила отправить Жозефину в школу, — вдруг объявила она без всякой связи с предыдущим.

— Жозефину? В школу?!

— Да, в Швейцарию. Завтра срочно этим займусь. Мы должны как можно скорее отослать ее в школу. Ей совсем ни к чему тут болтаться и встревать во все эти кошмарные дела. Она сама не своя от этого. Ей необходимо общество детей ее возраста. Нормальная школьная жизнь. Я всегда так считала.