Агата Кристи - Смерть приходит в конце. День поминовения. Лощина

Ее руки взлетели в необычном отчаянном жесте, и Эркюль Пуаро невольно подумал, как эти руки красивы и выразительны.

— Вы, по-видимому, понимали Джона Кристоу очень хорошо, — заметил он.

— О да! Я понимала. Джон обычно как приходил, сразу начинал говорить. Не совсем со мной… скорее, мне думается, он просто рассуждал вслух. Таким образом многое становилось для него яснее. Иногда он был почти в отчаянии… например, не знал, как преодолеть возрастающую интоксикацию… И тогда у него появилась идея варьировать лекарствами. Я не могу объяснить, что это было… Больше всего это было похоже на сражение! Вы даже представить себе не можете — это неистовство, эта отрешенность от всего и вся, эти мучительные поиски. А порой — полнейшее изнеможение…

Генриетта замолчала, глаза ее потемнели; она вспоминала.

— Наверное, вы сами обладаете определенными знаниями в этой области? — с любопытством спросил Пуаро.

— Нет. Лишь настолько, чтоб понимать, о чем говорил Джон. Я достала кое-какие книги.

Она снова умолкла, лицо стало мягче, губы полуоткрылись. «Ее снова увлекли воспоминания», — подумал Пуаро. Наконец, вздохнув, она заставила себя вернуться к настоящему и грустно посмотрела на Пуаро.

— Если бы я могла сделать так, чтобы вы представили…

— Вы этого достигли, мадемуазель.

— В самом деле?

— Да, истину узнаешь, когда ее слышишь!

— Благодарю вас, но инспектору Грэйнджу объяснить это будет непросто.

— Пожалуй, вы правы. Он будет акцентировать внимание на аспекте личных отношений.

— А это как раз совсем не важно, — с жаром сказала Генриетта. — Совершенно не важно.

Пуаро удивленно поднял брови, и Генриетта ответила на его невысказанный протест.

— Уверяю вас! Видите ли… я стала со временем как бы преградой между Джоном и тем, чему он отдавал всего себя. Он все больше ко мне привязывался, из-за меня не мог не отвлекаться от главного. Испугался, что полюбит меня… а он не хотел никого любить. Джон был физически близок со мной, потому что не хотел слишком много обо мне думать. Он хотел, чтобы наша связь походила на прочие его мимолетные увлечения.

— А вы… — Пуаро пристально наблюдал за ней, — а вас удовлетворяло… такое положение вещей?

Генриетта встала.

— Нет, конечно же нет. В конце концов, я живой человек…

— В таком случае, мадемуазель, почему вы мирились?.. — спросил Пуаро, помолчав.

— Почему? — резко перебила его Генриетта. — Потому что хотела, чтобы Джон был доволен, чтоб было так, как он хотел, чтоб он мог продолжать заниматься тем, что ценил больше всего, — своей работой! Если он не хотел новых сердечных переживаний… не хотел снова чувствовать себя уязвимым… Ну что ж… я приняла это…

Пуаро потер нос.

— Только что, мисс Сэвернейк, вы упомянули Веронику Крэй. Она тоже была другом Джона Кристоу?

— До ее визита в «Лощину» в прошлую субботу он не видел ее пятнадцать лет.

— Он знал ее пятнадцать лет тому назад?

— Они были помолвлены. — Генриетта вернулась к дивану и села. — Я вижу, что должна все объяснить. Джон безумно любил Веронику, а она всегда была, да и сейчас осталась, настоящей стервой. Это величайшая эгоистка. Вероника поставила условие, чтобы Джон бросил все, что было ему дорого, и стал послушным муженьком мисс Вероники Крэй. Джон разорвал помолвку… и правильно сделал, но мучился дьявольски. И у него появилась идея: взять в жены кого-нибудь, кто был бы как можно меньше похож на Веронику. Он женился на Герде, грубо говоря, редкостной дуре. Все это было очень мило и удобно, однако произошло то, что должно было произойти, — настал день, когда эта женитьба стала его раздражать. У него появились разные интрижки… ничего серьезного. Герда, разумеется, ничего об этом не знала. Но я думаю, все эти пятнадцать лет с Джоном было что-то неладно, что-то связанное с Вероникой. Он так и не смог забыть ее. И вот в прошлую субботу он опять с ней встретился.

После долгой паузы Пуаро задумчиво произнес:

— В ту ночь он пошел ее провожать и вернулся в «Лощину» в три часа утра.

— Как вы узнали?

— У горничной болели зубы.

— В «Лощине» слишком много прислуги, — неожиданно заметила Генриетта.

— Но вы, мадемуазель, сами знали об этом.

— Да.

— Откуда?

После незначительной паузы Генриетта раздумчиво ответила:

— Я смотрела в окно и видела, как он вернулся.

— Зубная боль, мадемуазель?

Она улыбнулась.

— Боль совсем иного рода, мосье Пуаро! — сказала Генриетта и, поднявшись, направилась к двери.

— Я провожу вас, мадемуазель.

Они перешли дорогу и через калитку вошли в каштановую рощу.

— Нам необязательно идти мимо бассейна, — сказала Генриетта. — Мы можем обойти слева по верхней тропинке и выйти к цветочной дорожке.

Тропинка вела круто вверх к лесу. Через некоторое время они вышли на более широкую тропу, ведущую наискосок через холм, высившийся над каштановой рощей, и подошли к скамье. Генриетта села, Пуаро опустился рядом. За спиной у них был лес, под ногами — густая каштановая рощица. Как раз против их скамьи тропинка, извиваясь, вела вниз, где тускло мерцала голубая вода бассейна.

Пуаро молча наблюдал за Генриеттой. Выражение ее лица смягчилось, напряжение исчезло, лицо казалось круглее и моложе. Пуаро представил себе, как она выглядела в юности.

— О чем вы думаете, мадемуазель? — наконец спросил он очень мягко.

— Об Эйнсвике.

— Что такое Эйнсвик?

— Эйнсвик? Это имение. — Генриетта описывала Эйнсвик почти мечтательно: изящный белый дом… рядом высокая магнолия, а вокруг поднимающиеся амфитеатром холмы, поросшие лесом.

— Это был ваш дом?

— Не совсем. Я жила в Ирландии. В Эйнсвик все приезжали по праздникам — Эдвард, и Мидж, и я. На самом деле это был дом Люси. Он принадлежал ее отцу, а после его смерти перешел к Эдварду.

— Не к сэру Генри? Титул, однако, у него.

— Кавалер Ордена Бани! [193] Орден Бани — один из высших орденов Великобритании, учрежденный королем Георгом I в 1725 году. Имеет три степени и два класса: упоминание Ордена Бани второй степени, в переносном смысле, по-видимому, означает и наследника второй степени, который поэтому не наследует имение предков. — объяснила она. — Генри — всего лишь дальний кузен.

— К кому перейдет Эйнсвик после Эдварда Энкейтлла?

— Как странно! Никогда об этом не думала. Если Эдвард не женится… — Она замолчала, и тень прошла по ее лицу.

Эркюлю Пуаро захотелось узнать, какие мысли роятся у нее в голове.

— Наверное, — медленно проговорила Генриетта, — Эйнсвик перейдет к Дэвиду. Так вот почему!

— Что почему?

— Почему Люси пригласила его. Дэвид и Эйнсвик?.. — Генриетта покачала головой. — Они как-то не подходят друг другу.