Агата Кристи - Труп в библиотеке. Отравленное перо. Пять поросят. Час зеро

Ее тоже каждый видел по-своему. Монтегю Деплич презирал за мягкотелость и нежелание бороться, Молодому Фоггу она казалась воплощением любви, Эдмунде видел в ней прежде всего истинную леди. Мистер Джонатан назвал ее пылким мятущимся существом.

А какой бы она показалась ему, Эркюлю Пуаро? От ответа на этот вопрос зависел успех его расследования.

Да, пожалуй, он видел ее по-своему. И все же пока никто из его собеседников не усомнился в том, что Кэролайн Крейл была убийцей.

Старший полицейский офицер в отставке Хейл задумчиво попыхивал трубкой.

— Странное занятие вы себе придумали, мосье Пуаро.

— Действительно, не совсем обычное, — осторожно согласился Пуаро.

— Столько лет прошло, — продолжал сомневаться Хейл.

Пуаро предвидел, что ему еще не раз придется услышать эту фразу.

— Это, конечно, затрудняет расследование, — с готовностью подхватил он.

— Рыться в прошлом, — размышлял его собеседник, — иногда стоит, но ради какой-то цели…

— Цель как раз имеется.

— И какая же?

— Всегда приятно искать истину ради самой истины. Это мне по вкусу. И потом, не забудьте про страдания дочери.

— Да, — кивнул Хейл, — ее можно понять. Но, извините меня, мосье Пуаро, вы человек изобретательный. Придумайте для нее какое-нибудь убедительное объяснение.

— Вы не знаете, что это за девушка, — возразил Пуаро.

— Да какая бы ни была! Человек с таким богатым опытом, как у вас…

Пуаро гордо расправил плечи.

— Вполне возможно, mon cher [103] Мой дорогой (фр.). , что я сумел бы ее красиво убедить — вы, по-видимому, в этом не сомневаетесь, — но я отнюдь не уверен, что должен это делать. У меня свои принципы.

— Бога ради простите, мосье Пуаро. Я ни в коем случае не хотел вас обидеть. Я ведь исключительно из добрых побуждений… Это была бы ложь во спасение.

— В самом деле?

— Судите сами. Девушка собирается выйти замуж и вдруг узнает, что ее мать совершила убийство. Это же беда, несчастье. На вашем месте я бы постарался убедить ее, что это было самоубийство. Скажите, что Деплич оказался бездарным адвокатом. Скажите, что лично вы не сомневаетесь, что Крейл просто покончил с собой.

— Но в том-то и дело, что я очень сомневаюсь! Я ни на секунду не поверил бы, что Крейл мог наложить на себя руки. А вы-то сами считаете такое возможным?

Хейл лишь медленно замотал головой.

— Вот видите. Нет, я должен отыскать истину, а не придумывать какую-нибудь душещипательную историю, пусть даже и очень убедительную.

Хейл посмотрел на Пуаро. Его квадратное красное лицо еще больше побагровело и даже сделалось еще более угловатым.

— Вы сказали «истину», — проговорил он. — Что ж, я полагаю, в деле Крейлов мы сумели ее распознать.

— Да, конечно. Было бы странно, если вы думали иначе, — с горячностью откликнулся Пуаро. — Я ведь знаю, что вы порядочный человек и хороший полицейский. Именно поэтому я хочу спросить: были ли у вас хоть на минуту какие-либо сомнения по поводу виновности миссис Крейл?

— Никогда, мосье Пуаро, — ни секунды не мешкая, ответил полицейский. — Все указывало на нее, каждый мало-мальски известный нам факт.

— Вы можете в общих чертах перечислить выдвинутые против нее обвинения?

— Да хоть сию минуту… Когда я получил ваше письмо, то снова проглядел материалы следствия. — Он взял в руки маленькую записную книжку. — И выписал все мало-мальски примечательные факты.

— Спасибо, друг мой. Я весь внимание.

Хейл откашлялся. В голосе его зазвучали официальные нотки.

— «В четырнадцать сорок пять восемнадцатого сентября инспектору Конвею позвонил доктор Эндрю Фоссет, — начал он. — Доктор Фоссет сделал заявление о внезапной кончине мистера Эмиаса Крейла из Олдербери, оговорив, что в силу особых обстоятельств, сопутствующих смерти, а также на основании утверждения некоего мистера Блейка, находящегося в доме в качестве гостя, дело должна взять на контроль полиция.

Инспектор Конвей в сопровождении сержанта и полицейского врача тотчас после происшествия выехал в Олдербери. Дожидавшийся их доктор Фоссет тут же провел их туда, где находился труп мистера Крейла.

Обстоятельства, предшествующие трагедии, развивались следующим образом: мистер Крейл писал очередную картину в небольшом саду, в том, что известен всем под названием Оружейный сад, поскольку в нем имеется укрытая в бойнице миниатюрная старинная пушка. Сад выходит к морю и находится в четырех минутах ходьбы от дома. Мистер Крейл не пошел домой на ленч, объяснив это тем, что ему для работы нужно определенное освещение, а позже, мол, солнце начнет садиться. И поэтому продолжил работу. По словам присутствующих, в этом не было ничего необычного. Мистер Крейл не придавал значения времени приема пищи. Иногда ему присылали в сад сандвич, но, как правило, он предпочитал, чтобы его вообще не беспокоили. Последними, кто видел его живым, были: мисс Эльза Грир (гостившая в доме) и мистер Мередит Блейк (ближайший сосед). Эти двое вернулись из сада в дом и вместе с остальными домочадцами сели за стол. После ленча на террасу подали кофе. Миссис Крейл выпила кофе и сказала, что пойдет посмотрит, „что там поделывает Эмиас“. Мисс Сесили Уильямс, гувернантка, встала и пошла вместе с ней. Хотела поискать кофту мисс Анджелы Уоррен, сестры миссис Крейл, которую Анджела куда-то задевала, — мисс Уильямс решила, что девочка могла оставить ее на берегу.

Они отправились в путь. Дорожка вела вниз между деревьями, мимо калитки в Оружейный сад, к берегу моря.

Мисс Уильямс начала было спускаться к морю, а миссис Крейл вошла в Оружейный сад. Почти сразу же миссис Крейл вскрикнула, и мисс Уильямс бросилась назад. Мистер Крейл полулежал, откинувшись на спинку скамьи, без каких-либо признаков жизни.

По настоятельной просьбе миссис Крейл мисс Уильямс спешно вернулась в дом, чтобы по телефону вызвать врача. Однако по дороге она встретила мистера Мередита Блейка и, перепоручив ему просьбу миссис Крейл, вернулась к ней, полагая, что ее не стоит оставлять одну. Доктор Фоссет прибыл через пятнадцать минут. Он тотчас определил, что мистер Крейл умер примерно между часом и двумя часами дня. Ничто не указывало на причину смерти. У него на теле не было никаких внешних повреждений, и поза его была вполне естественной. Тем не менее доктор Фоссет, которому было известно, что мистер Крейл не страдал никаким заболеванием, неожиданно засомневался. Именно в этот момент мистер Филип Блейк и сделал доктору Фоссету свое заявление».

Хейл помолчал, а потом, глубоко вздохнув, что называется, перешел к следующей главе своего повествования:

— «В дальнейшем мистер Блейк повторил свое заявление инспектору Конвею. Оно заключалось в следующем.