Агата Кристи - Труп в библиотеке. Отравленное перо. Пять поросят. Час зеро

— Да уж, надо думать.

— Пусть письма глупы и нелепы, но рано или поздно одно из них может попасть в точку. И одному Богу известно, что может произойти! К тому же люди бывают разные — кто-то примет этот бред за чистую монету. Раз написано, значит, по их мнению, так оно и есть. И тогда возможно любое развитие событий.

— Да, кстати, письмо изобиловало грубыми ошибками. Написано явно безграмотным человеком.

— Как знать… — сказал Оуэн, уходя.

Вспоминая потом это «как знать», я ощущал смутную тревогу.

Не стану уверять, будто это дурацкое письмо не оставило у меня на душе скверного осадка. Еще какой! И тем не менее я скоро о нем забыл. Я тогда действительно не принял его всерьез, уже выяснив, что подобные вещи далеко не редкость в подобном захолустье. Скорее всего, это развлекается какая-то истеричка, склонная драматизировать свои проблемы. Во всяком случае, если остальные письма столь же примитивны и глупы, как и наше, особого вреда они причинить не могут.

Следующее событие, если можно так его назвать, произошло неделю спустя, когда Партридж, скорбно поджав губы, сообщила мне, что Беатриса, ее приходящая помощница, сегодня не придет.

— По-моему, сэр, — сказала Партридж, — из-за сильного расстройства.

Я было подумал, что Партридж имела в виду расстройство желудка, о чем по свойственной ей стыдливости, она не рискнула сообщить более конкретно. Я посочувствовал и выразил надежду, что девушка скоро поправится.

— Девушка совершенно здорова, сэр, — возразила Партридж. — Она в расстройстве чувств.

— О, — сказал я неопределенно.

— А все из-за письма, — продолжала Партридж. — А в нем, надо думать, разные наговоры.

Суровый взгляд Партридж, заставил меня со страхом подумать, что в «наговорах» фигурировал я собственной персоной. Надо сказать, я так мало обращал внимания на Беатрису, что вряд ли узнал бы ее, встретив на улице. Поэтому я почувствовал вполне естественное раздражение. Инвалид, который ковыляет, опираясь на две палки, едва ли годится на роль соблазнителя деревенских девиц.

— Какая нелепость! — с досадой воскликнул я.

— В точности так, сэр, я и сказала ее матери, — заверила Партридж. — В нашем доме, говорю, покуда я тут служу, никаких таких делишек не было и не будет… И вообще, говорю, нынче девушки бывают всякие. Если кто и завелся у вашей Беатрисы так где-то еще, об этом я знать не могу… А вся закавыка, сэр, в том, что дружок ее — он в гараже работает — тоже такое письмо получил. Ну и конечно, себя не помнит.

— Черт знает что! — разозлился я.

— А по-моему, сэр, — сказала Партридж, — оно и к лучшему, что мы от нее избавились. Не будь за ней греха, небось не расстроилась бы. Дыма без огня не бывает, вот что я вам скажу.

Не знал я тогда, что в дальнейшем эта пословица будет всюду меня преследовать.

В то утро я решил спуститься с нашего холма и пройтись по деревне (мы с Джоанной всегда называли Лимсток деревней, хотя формально это было неправильно и самому Лимстоку это очень не понравилось бы).

Светило солнце, в воздухе, еще очень прохладном, веяло весной. Я взял две свои клюки и отправился в путь, категорически запретив Джоанне сопровождать меня.

— Нет, — сказал я. — Мне не нужен ангел-хранитель, который будет семенить рядом, подбадривающе чирикая. Помни: один пойдешь — скорей дойдешь [52] Видоизмененная цитата из стихотворения «Победители» (сборник «Баллады казарм», 1892) английского писателя Редъярда Киплинга (1865–1936). . У меня множество дел. Надо зайти в контору «Голбрейт, Голбрейт и Симмингтон» подписать передачу акций. К булочнику — попенять за батоны с изюмом. А еще надо вернуть книгу… да зайти в банк… Не мешай мне, женщина, утренние часы так скоротечны…

Мы договорились, что Джоанна заедет за мной на машине, ибо обратный путь — в гору, и мы вернемся к ленчу вместе.

— За это время ты успеешь пообщаться со всем Лимстоком.

— Не сомневаюсь, — сказал я, — что увижу весь местный бомонд [53] Бомонд (фр.) — высшее, аристократическое общество. .

Ведь в утренние часы Главная улица волей-неволей была местом встречи всех, кто шел за покупками, и здесь можно было узнать все новости.

Прогуляться в одиночестве мне так и не удалось. Не успел я одолеть и двухсот ярдов [54] Ярд — мера длины, в системе английских мер равная 91,44 см. , как сзади раздался велосипедный звонок, скрип тормозов — и к моим ногам плюхнулась Меган Хантер.

— Привет! — тяжело дыша, с ходу сказала она и, вскочив, принялась отряхиваться.

Меган была довольно приятной девушкой и всегда вызывала в моей душе симпатию и сочувствие.

Она была падчерицей адвоката Симмингтона, дочерью его жены от первого брака. О мистере Хантере (его здесь все называли просто капитаном) мои здешние знакомые предпочитали не распространяться, и я понял, что его как бы вообще хотят вычеркнуть из памяти. Говорили, что он очень плохо обращался с миссис Симмингтон. Она развелась с ним через год с небольшим после свадьбы. У нее были кое-какие средства, и она поселилась со своей маленькой дочкой в Лимстоке, «чтобы забыть деспота мужа», а затем вышла за единственного подходящего местного холостяка, Ричарда Симмингтона. Во втором браке она родила двух сыновей, которых и она и муж просто обожали, и Меган, догадывался я, должна была чувствовать себя лишней. Она была совсем не похожа на мать — маленькую бледную женщину с хорошеньким увядшим личиком, которая тонким печальным голоском все время жаловалась на здоровье и прислугу.

Меган была высокой и нескладной, и в свои двадцать выглядела школьницей лет шестнадцати. У нее была копна растрепанных каштановых волос, зеленые глаза, худое скуластое лицо и неожиданно обаятельная улыбка. Одевалась она плохо и неряшливо и носила дырявые фильдеперсовые [55] Особым образом обработанная (опаленная) хлопковая пряжа, имеющая вид и гладкость шелковой нити. чулки.

В то утро она показалась мне более похожей на лошадь, чем на человеческое существо. И действительно, она была бы очень милой лошадкой, если бы ее немного почистили скребницей.

Она заговорила, как всегда, без пауз, не успевая даже перевести дух:

— Я только что была на ферме, ну, вы знаете, у Лешера, хотела достать утиных яиц. Какие там хорошенькие поросята! Прелесть! Вам нравятся поросята? Мне — да. Даже их запах.

— Если их держат в чистоте, они не пахнут.

— Разве? Здесь пахнут. А вы идете в город? Я смотрю, вы один, вот и решила пойти с вами, только очень уж сильно притормозила.

— Ты порвала чулок, — сказал я.