Агата Кристи - Раз, два, пряжка держится едва… Печальный кипарис. Зло под солнцем. Икс или игрек?

— Но, право, уверяю вас, он уже совсем не болит, — жалобно лепетала она.

— Чепуха. Вы же сами мне говорили, что ночью не сомкнули глаз.

— Да, это правда… нет, но в самом деле… теперь нерв уже, наверное, убит.

— Тем более надо идти, — тоном, не терпящим возражений, заявила миссис Болито. — Все мы норовим оттянуть визит к зубному врачу, но это просто малодушие. Лучше уж собраться с духом и навсегда избавить себя от мучений!

С языка мисс Сейнсбери Сил чуть было не сорвалось: «Хорошо вам говорить, это ведь не ваш зуб!»

Однако вслух она очень вежливо произнесла:

— Наверное, вы правы, дорогая. К тому же мистер Морлей такой искусный доктор, он просто не способен причинить боль.

Собрание Совета управляющих окончилось. Прошло оно без сучка без задоринки. И отчет выглядел вполне удовлетворительным. Казалось, придраться не к чему. Однако чуткий мистер Сэмюэл Ротерштейн уловил в поведении председателя нечто не совсем необычное. Дважды в его голосе проскользнула то ли резковатость, то ли жестковатость, явно не относящаяся к тому, что происходило на собрании.

Может быть, его гложет какая-то тайная забота? Однако такое предположение никак не вязалось с характером мистера Бланта. Его не так-то просто вывести из равновесия. У него всегда все в порядке. Этакий истинный британец.

Может, печень шалит? Самому мистеру Ротерштейну она причиняет иногда неприятности. Однако Алистер вроде бы никогда не жаловался на печень. И вообще, здоровьем его Бог не обидел — как, впрочем, и умом и деловой хваткой. И ни грана показного усердия. Предприимчив, но при этом очень спокоен и уверен в себе.

Однако сегодня что-то все-таки случилось — раза два председатель, явно сам того не замечая, подносил руку к лицу. Сидел, подперев подбородок. Поза для него необычная. А временами даже казался рассеянным, да-да, рассеянным!

Они вместе вышли из зала заседаний и спустились вниз.

— Может быть, вас подвезти? — предложил Ротерштейн.

Алистер Блант улыбнулся и покачал головой.

— Внизу меня ждет автомобиль. — Он взглянул на часы. — Сегодня уже сюда не вернусь. У меня встреча с дантистом, — добавил он, помолчав.

Так вот она, разгадка тайны.

Эркюль Пуаро вышел из такси, расплатился с шофером и позвонил в квартиру номер пятьдесят восемь по Квин-Шарлотт-стрит.

Немного погодя ему отворил мальчик в ливрее. Он был рыжий, веснушчатый и ужасно важный.

— Принимает ли мистер Морлей? — спросил Эркюль Пуаро, в душе которого теплилась глупая надежда, что, возможно, мистера Морлея куда-то вызвали или что он сегодня нездоров и поэтому приема нет… Увы! Мальчик посторонился, Эркюль Пуаро ступил внутрь, и дверь за ним затворилась, равнодушно и безжалостно, точно врата судьбы.

— Ваша фамилия, сэр?

Пуаро назвал себя, мальчик распахнул дверь с правой стороны, и он вошел в приемную.

Эта комната, меблированная с отменным вкусом, показалась Пуаро неописуемо мрачной. На полированном столике, сделанном под «шератон» [4] «Шератон» — стиль мебели XVIII века. Отличался простотой формы и изяществом; назван по имени краснодеревщика Т. Шератона (1751–1806). , заботливой рукой разложены газеты и журналы. На буфете «хепплуайт» [5] «Хепплуайт» — стиль мебели XVIII века, названный по имени столяра-краснодеревщика Дж. Хепплуайта (? —1786). Мебель изготовлялась чаще всего из красного дерева; ее отличали овальные изогнутые линии и изящная отделка. (тоже, разумеется, великолепная подделка) стоят два шеффилдских подсвечника [6] Шеффилдские подсвечники — подсвечники из меди с серебряным покрытием. Такими изделиями издавна славился Шеффилд, крупный город в графстве Уэст-Райдинг на севере Англии. и высокая серебряная ваза. Каминную доску украшают бронзовые часы и пара бронзовых же вазочек. Синие бархатные шторы задернуты. Стулья в стиле «жакоб» [7] «Жакоб» — стиль мебели начала XVII века, получивший распространение при короле Якове I (1603–1625). Мебель, преимущественно дубовая, характеризовалась прямыми линиями и обильно украшалась резьбой. обиты шелком с узором из цветов и птиц.

На одном из стульев восседал джентльмен с военной выправкой, воинственно торчащими усами и изжелта-бледным лицом. Он посмотрел на Пуаро брезгливым взглядом, точно на некое зловредное насекомое. Было очевидно, что этому джентльмену было бы крайне желательно иметь при себе в настоящую минуту даже не столько пистолет, сколько садовый пульверизатор для опрыскивания ядовитых тварей. Пуаро, в свою очередь с отвращением разглядывая незнакомца, думал про себя: «Поистине, некоторые из этих англичан до того противны и нелепы, что лучше бы им вовсе не появляться на свет».

Испепелив Пуаро взглядом, джентльмен с военной выправкой схватил «Таймс» [8] «Таймс» — крупнейшая ежедневная газета консервативного направления, издаваемая в Лондоне с 1785 года. Публикует политическую и экономическую информацию, а также аналитические материалы. , развернул свой стул так, чтобы не видеть презренного иностранца, и погрузился в чтение.

Пуаро взял со стола «Панч» [9] «Панч» — популярный еженедельный сатирико-юмористический журнал, выходящий в Лондоне с 1841 года. .

Дотошно изучив журнал, он не нашел там ни одной забавной шутки.

Тут появился мальчик-слуга и не очень уверенно произнес:

— Полковник Эрроу… бамби…

Джентльмен с военной выправкой был препровожден в кабинет.

Пуаро предавался размышлениям о том, каких только фамилий на свете не бывает, когда дверь отворилась и в приемную вошел молодой человек лет тридцати.

Остановившись у стола, он принялся нервно тасовать журналы. Пуаро искоса посматривал на него. «На редкость отталкивающая физиономия, — думал он. — Я бы даже сказал больше: этот малый мне внушает опасение. Вылитый убийца. По крайней мере, он гораздо больше похож на убийцу, чем многие из тех, кого мне приходилось арестовывать».

Мальчик открыл дверь и произнес в пространство:

— Мистер Пирер.

Пуаро понял сразу, что так окрестили его, и покорно поднялся. Мальчик провел его в глубину холла, потом они завернули за угол к небольшому лифту, который поднял их на второй этаж, и по коридору прошли в тесную приемную. Мальчик постучал в дверь, не дожидаясь ответа, отворил ее и посторонился, пропуская Пуаро вперед.

Услышав звук льющейся воды, Пуаро обернулся и увидел мистера Морлея, который с профессиональной тщательностью мыл руки в раковине, стоящей у стены.

В жизни самих великих людей случаются иногда довольно унизительные эпизоды. Говорят, невозможно быть героем в глазах собственного слуги. К этому было бы справедливо добавить, что во время визита к дантисту героями в своих собственных глазах остаются очень немногие. Эркюль Пуаро с горечью осознал, что не может причислить себя к этим немногим.