Агата Кристи - Скрюченный домишко

Джозефина осторожно потрогала голову.

- Меня могли ведь и убить, - самодовольно сказала она. - Я же говорила - настало время для второго убийства. Прятать письма за котлом, конечно, глупо. Я сразу обо всем догадалась, когда увидела Лоуренса выходящим из котельной. Понятное дело, он там что-то прятал - чем еще можно заниматься на чердаке?

- Но я думал... - начал я и смолк, заслышав повелительный голос Эдит де Хэвилэнд.

- Джозефина! Джозефина! Сейчас же иди сюда!

Джозефина вздохнула. - Начинается. Я пойду, пожалуй. С тетей Эдит опасно спорить. И она побежала через лужайку. Я неторопливо последовал за ней.

Обменявшись несколькими словами с тетей Эдит, Джозефина прошла в дом, а я присоединился к сидящей на террасе в плетеном кресле старой леди. Сегодня утром она выглядела полностью на свой возраст, и меня потрясло выражение усталости и страдания на ее старом больном лице. Заметив мой восторженный взгляд, мисс де Хэвилэнд попыталась улыбнуться.

- Ребенок как будто полностью оправился, - сказала она. - За ней нужно получше присматривать. Впрочем... полагаю, теперь в этом не будет необходимости? - Тетя Эдит вздохнула. - Я рада, что все кончилось. Но какой позор! Если уж вас арестовывают по обвинению в убийстве, нужно, по крайней мере, сохранять чувство собственного достоинства. Терпеть не могу таких людей, как Бренда, которые впадают в истерику и визжат от страха. Никакой силы воли. Лоуренс Браун был похож на затравленного кролика.

Я испытал неясное чувство жалости.

- Бедняги!

- Да... Бедняги. Надеюсь, у нее хватит ума позаботиться о себе? Я имею в виду приличного адвоката... и все такое прочее.

Странно, как сочеталось в них всех, с одной стороны, острая неприязнь к Бренде и, с другой - благородная забота о ее защите в суде.

Эдит де Хэвилэнд продолжала:

- Интересно, как долго все это протянется?

Я ответил, что дело будет сначала рассмотрено в полиции, потом передано в суд. Три-четыре месяца, вероятно. А по вынесении приговора еще можно будет подать апелляцию.

- Вы думаете, их осудят?

- Трудно сказать. Неизвестно, какими доказательствами располагает полиция. Эти письма...

- Любовные письма?.. Значит, они все-таки _б_ы_л_и_ любовниками?

- Да, они любили друг друга.

Лицо тети Эдит помрачнело.

- Не нравится мне все это, Чарлз. Я не люблю Бренду. Я всегда очень не любила ее и отзывалась о ней крайне резко. Но сейчас... Я хочу, чтобы Бренда воспользовалась каждым шансом - каждым возможным шансом. Аристид тоже хотел бы этого. Я чувствую себя обязанной обеспечить Бренде хорошую защиту.

- А как же Лоуренс?

- О, Лоуренс! - Старая леди раздраженно пожала плечами. - Мужчины должны сами заботиться о себе. Но Аристид никогда не простил бы нас, если... - Она оставила фразу незаконченной, помолчала и сказала: - Время ленча. Пойдемте в дом.

- Я должен ехать в Лондон.

- Вы на своей машине?

- Да.

- Хм. Может быть, вы меня подвезете? Полагаю, теперь нам уже можно выехать в город?

- Конечно, подвезу. Но кажется, Магда с Софией тоже собирались в Лондон после ленча. Может, вам будет удобней поехать с нами? У меня двухместный автомобиль.

- Я не хочу ехать с ними. Возьмите меня с собой и не распространяйтесь, пожалуйста, на эту тему.

Я удивился, но выполнил ее просьбу. По дороге в город мы не разговаривали. Я спросил старую леди, где ее высадить.

- На Харлей-стрит.

В моем уме забрезжила некая смутная догадка, но мне не хотелось ни о чем спрашивать.

- Впрочем, нет, еще слишком рано, - сказала тетя Эдит. - Высадите меня у "Дебенкама". Я перекушу там и потом пройдусь пешком до Харлей-стрит.

- Надеюсь... - начал было я и остановился.

- Именно поэтому я и не хотела ехать с Магдой. Она всегда драматизирует ситуацию. Поднимает страшный шум по любому поводу.

- Мне очень жаль, - сказал я.

- Это лишнее. Я прожила хорошую жизнь. Очень хорошую. - Неожиданно старая леди усмехнулась: - И она еще не кончилась.

23

Я не видел отца уже несколько дней. Застав его за делами, не имеющими отношения к Леонидисам, я отправился на поиски Тавернера.

Инспектор выразил желание выйти со мной пропустить по стаканчику. Я поздравил его с успешным завершением дела; поздравления он принял, но вид у него при этом был далеко не победоносный.

- Что ж, все кончено, - сказал Тавернер. - Дело закрыто. И никто не посмеет отрицать этого.

- Как вы думаете, обвинительный приговор будет вынесен?

- Трудно сказать. Прямых улик нет... как часто бывает в делах об убийствах. Многое зависит от того, какое впечатление обвиняемые произведут на присяжных.

- А насколько серьезно содержание писем?

- На первый взгляд просто убийственно.

Сплошные разговоры о сладкой совместной жизни, которая ждет любовников после смерти старого мужа Бренды. Фразы типа "Теперь осталось недолго ждать". Не забывай, защита будет трактовать все это иначе: мол, муж был уже так стар, что молодые люди с полным основанием могли ожидать его естественной смерти. Впрямую об отравлении в письмах не говорится, но есть некоторые пассажи, которые можно понять вполне однозначно. Все зависит от того, кто будет судействовать. Если старый Карберри - то он живо разберется с любовниками: страшно добродетелен. Защищать обвиняемых будет, вероятно, Иглз или Хэмфри Керр. Хэмфри великолепно ведет подобные дела, но для успеха ему обязательно подавай блестящего героя войны или что-нибудь вроде этого. А человек, уклонившийся от воинской службы, несколько смажет ему картину. Но главное для обвиняемых - понравиться присяжным. С присяжными никогда не угадаешь. Но знаешь, Чарлз, эти двое определенно возбуждают симпатию и жалость. Бренда - миловидная молодая женщина, бывшая замужем за глубоким стариком; Лоуренс - невротик, освобожденный от службы в армии. Само преступление настолько традиционно, настолько соответствует некоей избитой схеме, что невольно начинаешь верить в невиновность подозреваемых. Конечно, суд может решить, что старика отравил Лоуренс без ведома Бренды или она без ведома любовника но может и обвинить их в сговоре.

- А что вы сами думаете по этому поводу? - спросил я.

Лицо Тавернера осталось совершенно бесстрастным.

- А я ничего не думаю. Я собрал факты и отправил дело в прокуратуру, где уже и были сделаны все выводы. Я исполнил свои обязанности, а остальное меня не касается. Вот и все, Чарлз.

Да, нет, не все. Тавернер определенно был не очень счастлив.

И только три дня спустя я завел разговор на эту тему с отцом. Сам он о деле Леонидисов не упоминал. В наших отношениях возникла некоторая напряженность - и мне казалось, я догадываюсь о ее причинах. Но мне было необходимо разрушить возникшую между нами преграду.

- Нужно назвать вещи своими именами, - сказал я. - - Тавернер не верит, что старика убили эти двое, - и ты тоже не веришь в это.