Агата Кристи - Скрюченный домишко

Отец покачал головой и повторил слова Тавернера:

- Мы свое дело сделали. Остальное решит суд. И никаких вопросов здесь быть не может.

- Но вы-то с Тавернером не считаете их виновными?

- Это решать присяжным.

- Бога ради, не заговаривай мне зубы! Я спрашиваю, что _л_и_ч_н_о_ ты думаешь по этому поводу?

- Мое личное суждение не отличается от твоего, Чарлз.

- Нет, отличается. Я более осведомлен.

- В таком случае, буду откровенен: я просто... не знаю!

- Они _м_о_г_у_т_ быть виновными?

- О да!

- Но ты в их виновности не уверен?

Отец пожал плечами.

- Не уклоняйся от ответа, па. Прежде ты был уверен? Не сомневался?

- В общем, да. Не всегда, правда.

- Я молю небо, чтобы ты оставался уверенным и сейчас.

- Я тоже.

Мы помолчали. Я думал о двух призрачных фигурах, выплывающих в сумерках из парка. Одинокие испуганные люди. Они были испуганы с самого начала. Разве это не является признаком нечистой совести? Но тут же я ответил сам себе: "Совсем не обязательно". Оба они, и Бренда, и Лоуренс, боялись самой жизни - у них не было уверенности в себе; а тут еще они оказались участниками традиционной истории незаконной любви, разрешившейся убийством старого мужа.

- Ну-ну, Чарлз, - заговорил отец мягким грустным голосом. - Нужно смириться с ситуацией. Неужели ты до сих пор допускаешь возможность, что в действительности преступником является кто-то из Леонидисов?

- Я ни в чем не уверен, - ответил я. - Все как-то запутано и неясно. Но у меня ощущение... в целом... что все они пытаются закрыть глаза на правду.

Отец кивнул.

- Все, кроме Роджера, - добавил я. - Роджер безоговорочно верит в виновность Бренды и страстно желает увидеть ее повешенной. С Роджером легко общаться: он очень прост, прям и не держит никаких задних мыслей. Но остальные Леонидисы явно чувствуют себя виноватыми... Все они беспокоятся, чтобы обеспечить Бренде возможно лучшую защиту на суде... дать ей возможность воспользоваться любым шансом... Почему?

- Потому что в глубине души они по-настоящему не верят в виновность Бренды? Что ж, звучит логично. - Отец помолчал и спокойно спросил: - А кто же все-таки _м_о_г_ это сделать? Ты разговаривал с каждым из них. Кто, по-твоему, наиболее вероятный подозреваемый?

- Не знаю, - сказал я. - И это приводит меня в бешенство. Никто из них не отвечает твоему описанию убийцы, и все же я чувствую - именно чувствую, - что кто-то из Леонидисов _я_в_л_я_е_т_с_я_ убийцей.

- София?

- Нет! Бог мой, нет!

- Но ты обдумываешь и эту возможность, Чарлз... да-да, не отрицай. И тем более настойчиво, что страшно боишься этой возможности... А как остальные? Филип?

- Только по самым невообразимым мотивам.

- Мотивы убийства могут быть самыми невообразимыми - или до нелепости незначительными. И какие же мотивы могли быть у него?

- Он страшно ревновал отца к Роджеру - всю жизнь. Оказываемое старшему брату предпочтение приводило его в бешенство. Фирма Роджера оказалась на грани банкротства, старый Леонидис прослышал об этом и пообещал сыну помочь поправить дела. Предположим, Филип узнал об этом. Если старик умрет в ближайшее время, Роджеру уже никто помочь не сможет, и он полностью разорится. О, я понимаю, это нелепо...

- Да нет, вовсе нет. Это ненормально, но такое случается. Люди бывают самые разные. А Магда?

- Магда довольно инфантильна, у нее совершенно нет чувства меры. Но мне никогда и в голову не пришла бы мысль о ее причастности к преступлению, если бы не ее внезапное решение отправить Джозефину в Швейцарию. Возможно, Магда боится, что Джозефина что-то знает и может случайно сболтнуть...

- И девочку пытались пристукнуть?

- Ну, мать это сделать не могла!

- Почему?

- Но, отец, мать не может...

- Чарлз, Чарлз, разве ты никогда не читал полицейских сводок? Матери очень часто питают острую неприязнь к одному из своих детей. Только к одному, остальным она может быть глубоко предана. Как правило, у женщины есть вполне определенная причина для ненависти - какие-то подсознательные ассоциации, мотивы, - но докопаться до нее очень трудно.

- Магда называла Джозефину "подкидышем троллей", - неохотно признался я.

- Ребенка это обижало?

- Кажется, да.

- Кто там еще? Роджер?

- Роджер отца не убивал. В этом я абсолютно уверен.

- Хорошо, Роджера вычеркнем. Его жена... как ее? Клеменси?

- Да, - сказал я. - Если старого Леонидиса убила она, то из очень странных соображений.

И я поведал отцу о своем разговоре с Клеменси и предположил возможность того, что в своем страстном желании увезти мужа из Англии она могла отравить старика.

- Клеменси убеждала Роджера скрыться, не предупреждая Аристида. Но старик все узнал и собирался помочь фирме сына избежать банкротства. Все планы и надежды Клеменси рушились. И она действительно безумно любит Роджера - это чувство граничит с идолопоклонством.

- Ты повторяешь слова Эдит де Хэвилэнд!

- Да. И Эдит - следующий человек, который, думаю, мог совершить убийство. Не знаю, какие у нее могли быть на это причины, но при наличии достаточно веских оснований Эдит может оставить за собой право вершить правосудие. Такой она человек.

- И при этом она чрезвычайно озабочена тем, чтобы у Бренды была хорошая защита на суде?

- Да. Это можно объяснить угрызениями совести. Я абсолютно убежден: Эдит не допустит осуждения невиновных.

- Вероятно, не допустит. Но смогла бы она поднять руку на ребенка?

- Нет, - медленно произнес я. - В такое поверить просто невозможно. Но это наводит меня на какую-то смутную мысль... о чем-то, что говорила мне Джозефина... не могу вспомнить, вылетело из головы. Какое-то несоответствие... какая-то деталь, не увязывающаяся с общей картиной... Если бы только вспомнить...

- Не мучайся. Вспомнишь позже. Еще какие-нибудь соображения у тебя есть?

- Да, - сказал я. - И много. Что ты знаешь о детском церебральном параличе? Я имею в виду - о последствиях влияния этой болезни на характер человека?

- Юстас?

- Да. Чем больше я думаю, тем больше мне кажется что Юстас вполне подходит на роль подозреваемого. Его нелюбовь к дедушке и обида на него. Его странность и угрюмость. Мальчик не вполне нормален. Он единственный из семьи, кого я могу представить хладнокровно покушающимся на Джозефину, которой что-то известно о нем. А ведь ей наверняка что-то было известно. Это дитя знает все. И записывает свои наблюдения в блокнотике...

Я резко смолк.

- Боже мой, - сказал я. - Какой же я идиот!

- В чем дело?

- Я вспомнил, в чем заключается то несоответствие, о котором я недавно говорил. Мы с Тавернером пришли к выводу, что разгром в комнате Джозефины произведен во время поиска писем. Я думал, девочка раздобыла эти письма и спрятала их в котельной. Но потом в разговоре со мной она обронила, что письма в котельной спрятал сам _Л_о_у_р_е_н_с_! Джозефина однажды увидела учителя выходящим из котельной, обыскала ее и обнаружила там эти письма. Девочка, конечно, прочитала их. Но оставила там, где нашла.