Роберт Гулик - Пейзаж с ивами

Она остановилась и, подбоченясь, окинула его презрительным взглядом.

— Если вы решили, что это начало незамысловатой и дешевой любовной интрижки, господин офицер, то должна вас разочаровать. Вы спасли мне жизнь, и я вам за это заплатила. Мы в расчете, понятно?

Пока глубоко уязвленный Ма Жун пытался подобрать слова для ответа, она продолжала:

— Мой отец прав. Все вы, люди с положением, считаете, что любая женщина из простонародья — легкая добыча. Неужели у тебя еще остается время после жены и наложниц, милый друг?

— Я холост! — негодующе воскликнул Ма Жун.

— Конечно, ты лжешь. Как может человек в твоем положении уже много лет назад не завести семью!

— Но у меня ее нет. Я не собираюсь прикидываться, что все эти годы был святошей, но женат я никогда не был. Время от времени, когда мне одиноко, находятся женщины, которым приятно меня приласкать, но у меня нет даже постоянной любовницы. Наверное, потому что мне ни разу не повстречалась подходящая девушка.

— Все вы так говорите, — холодно отрезала она.

— Ну, считай как тебе угодно, — устало смирился Ма Жун. — Пошли. У меня на сегодня есть еще дела поважней, чем провожать девушек домой.

— Хорошо, господин офицер.

— Хватит попрекать меня моим положением! — вспылил он. — Я не отношусь к тому высшему слою, откуда выходят верховные военачальники. Я сын лодочника, чем и горжусь. Родом я из Фулина, маленькой рыбацкой деревеньки в провинции Цзянсу. Разумеется, это ничего не говорит заносчивым городским дамочкам вроде тебя.

Он передернул плечами и замолчал. Поскольку она ничего не говорила, но и не двигалась с места, он задумчиво поскреб подбородок и продолжал:

— Мой отец был славный человек. Носил в каждой руке по мешку с рисом, словно это были тюки с пухом. Но, кроме лодки, у нас ничего не было, и, когда отец умер, мне пришлось ее продать, чтобы заплатить долги.

Он опять замолчал. Через некоторое время Синица спокойно сказала:

— Мне хорошо известно, что значит оказаться в долгах. И чем же ты тогда занялся?

— Видишь ли, я всегда увлекался кулачным боем и борьбой, поэтому местный судья нанял меня в телохранители. Платил он неплохо, но был настоящий ублюдок. Однажды он сотворил гнусную шутку со вдовой, и тогда я ему как следует врезал. Прямо в челюсть! — Он окинул ее кислым взглядом и невесело закончил: — За такое полагается высшая мера, поэтому я бежал и присоединился к «лесным братьям». Если тебе это ничего не говорит, то поясню — попросту стал грабителем.

— Мне это известно. Но как, будучи грабителем, ты смог стать офицером императорской гвардии?

— Потому что встретил своего нынешнего хозяина, который оказался самым благородным из всех существующих на этом свете. Он сделал меня своим помощником, и в течение последних пятнадцати лет я служу при нем. Своими успехам, своим положением — всем я обязан ему.

Она внимательно на него посмотрела.

— Ты в самом деле родом из Фулина? — спросила она на местном диалекте.

— Будь я проклят! — вскричал Ма Жун. — Не хочешь ли ты сказать, что тоже оттуда родом?

— Моя мать из тех мест. Она была замечательная женщина, но умерла несколько лет назад. — Помолчав некоторое время, Синица добавила: — Мой отец принадлежит к «старым людям».

— Он поставил мне подножку, но тем не менее я думаю, что человек он неплохой. Хотя излишне много ворчит.

— Он великий мастер, — серьезно заметила она. — У него в жизни случилась ужасная трагедия, и после этого он захандрил.

Они пошли дальше. Вскоре вдалеке замаячила крытая зеленой черепицей крыша даосского храма. Большие бумажные фонари, свешивающиеся с карнизов ворот, еще горели.

Она положила руку на запястье Ма Жуна.

— А здесь мы попрощаемся. Учти, мой отец не должен ничего знать о моем визите к Ху. Я скажу ему, что упала в канал случайно.

Теперь, когда он мог отчетливо рассмотреть лицо Синицы при свете больших фонарей, ему показалось, что в ее глазах появился мягкий блеск, что придало Ма Жуну дополнительную решимость.

— Я был бы очень рад встретиться с тобой снова, — сказал он. — Совсем не для того, о чем ты подумала, а чтобы лучше познакомиться друг с другом. Давай условимся о каком-нибудь месте встречи?

Она пригладила мокрые волосы.

— Ну, скажем, если ты послезавтра сможешь в полдень прийти в «Таверну пяти блаженств», то я постараюсь появиться там, и мы вместе съедим по чашке лапши. Поскольку я акробатка, то считаюсь отверженной, но зато могу появляться на людях с тем мужчиной, с каким пожелаю. Разумеется, если ты не возражаешь, что тебя увидят со мной.

— За кого ты меня принимаешь? Я буду там… госпожа акробатка!

Рано утром, как только рассвело, судья Ди, еще в ночном платье, вышел на мраморную террасу. Толстая, непроницаемая стена желтого тумана, окутавшая его, была достаточно красноречивой. Точно такой же туман он наблюдал уже в течение последних трех недель. А это означало, что не предвидится ни ветерка, ни перемены погоды, а следовательно, рассчитывать на дождь не приходится. Несчастному городу предстоял еще один жаркий, пропитанный миазмами, удушливый день.

Он вернулся в комнату и захлопнул за собой дверь на террасу. В просторной комнате с низким потолком было жарко, но он предпочел отгородиться от болезнетворного тумана. Обычно эта комната, расположенная на верхнем этаже губернаторского дворца, летом использовалась для небольших пирушек, чтобы гости могли на мраморной террасе наслаждаться вечерней прохладой. После введения чрезвычайного положения, когда Верховный совет передал дворец столичного губернатора в распоряжение судьи Ди, он решил оборудовать здесь свои личные покои. Четыре стола для праздничных торжеств было приказано разместить квадратом, в центре которого и оказался его письменный стол. На одном из столов лежали все досье и документы, имеющие отношение к текущим городским делам, на втором — связанные с чрезвычайными мерами, на третьем — бумаги Верховного суда, а четвертый был завален документами по вопросам снабжения города продовольствием, поэтому, когда он сидел за своим столом и работал, все эти документы оказывались у него под рукой.

У задней стены находились лежанка и чайный столик с четырьмя стульями, а в углу — простой умывальник. После того как он отправил трех своих жен с детьми в загородный дом к одному из друзей, живущему к югу от имперской столицы, судья Ди ел, спал и работал здесь.

Именно из этой комнаты он управлял всеми городскими делами, которые глава империи лично доверил ему три недели назад. Тогда император, двор и кабинет министров, равно как и все правительственные учреждения, переехали в резиденцию в прохладной горной долине, примерно в сотне ли [2] Ли — мера длины, составляющая приблизительно 500 м. от столицы. Там был возведен временный город из шатров и легких строений, который теперь и являлся административным центром огромной Китайской империи. Многолюдная столица, население которой сократилось на две трети, превратилась в подобие островка, отгороженного от мира Черной Смертью, марширующей по улицам города. На долю судьи Ди выпало управлять этим охваченным ужасом городом в период чрезвычайного положения.