Роберт Гулик - Убийство в Кантоне

Полутемная комната была куда больше обычной судовой каюты и вдобавок роскошно обставлена. В воздухе висел тяжелый аромат мускуса.

— Раз уж вы здесь, что ж не подойти ближе? — донесся до него голос плясуньи.

Теперь, когда его глаза привыкли к полумраку, он разглядел в глубине комнаты высокое ложе с приоткрытым красным пологом. Там возлежала, откинувшись на парчовую подушку, нагая Зумурруд. Она была не накрашена, а единственным украшением служили синие бусы в золотой филиграни.

Цзяо Тай подошел к девушке. От столь невероятной красоты у него перехватило дыхание и слова застряли в горле. Наконец он выдавил из себя:

— А где же тот изумруд?

— Дурачок, я ношу его, лишь когда танцую! А сейчас я только что искупалась. Тебе бы тоже не помешало, а то весь в поту. Вон там, за синей завесой.

Он осторожно пробрался между столиками и креслами, которыми был уставлен толстый ковер с густым ворсом. За синей занавесью оказалась маленькая, но изящная умывальня, отделанная красиво отполированным деревом. Цзяо Тай быстро разделся, присел у кадки с горячей водой и вымылся, черпая воду маленьким деревянным ведерком.

Вытираясь подкладкой собственного платья, он заметил на туалетном столике коробку с лакричными палочками. Он взял одну, пожевал, придавая кончику нужную форму, и тщательно почистил зубы. Затем он повесил платье и защитный жилет на бамбуковую вешалку и, поигрывая мышцами испещренного шрамами обнаженного торса, вернулся в комнату в одних мешковатых штанах. Пододвинув кресло к ложу, он буркнул:

— Как видишь, я принял твое вчерашнее приглашение.

— И ждать, конечно, не заставил, — язвительно произнесла она. — Хотя ты поступил мудро, выбрав столь ранее утро, ибо лишь в это время я имею возможность принимать гостей.

— Почему?

— Да потому, друг мой, что я не обычная куртизанка. Какими бы оскорблениями ни осыпал меня этот мерзавец Мансур, я не продаюсь, ибо у меня есть постоянный покровитель. Богатый, как можешь убедиться, — добавила она, обведя комнату широким взмахом округлой руки. — И он не жалует соперников.

— Я здесь по делу, — возразил Цзяо Тай. — Кто говорит, будто я соперник?

— Я говорю. — Она заложила руки за голову и грациозно потянулась. Затем зевнула и, подняв на него свои огромные глаза, раздраженно спросила: — Ну, и чего же ты ждешь? Или ты из тех зануд, что лезут сперва в календарь, чтобы выяснить, насколько благоприятен день и час?

Он встал и заключил ее податливое тело в объятия. Каких только женщин он не встречал за свою долгую жизнь, но лишь сейчас впервые ощутил, что эта любовь навсегда. Зумурруд заполнила собой то место в глубине его души, что всегда оставалось пустым, всколыхнув что-то такое, о чем он даже не подозревал, но теперь внезапно осознал как первопричину всего своего существа. Он знал, что не сможет жить без этой женщины, — и даже не удивился такому открытию.

Потом они наскоро вымылись вместе. Надев тонкий халат из голубой кисеи, она помогла одеться Цзяо Таю. Вскинула голову при виде утяжеленного железными пластинами жилета, но от замечаний воздержалась. Вернувшись в каюту, она указала ему на кресло у чайного столика из розового дерева и небрежно произнесла:

— Раз уж со всем остальным мы покончили, расскажи немного о себе. Времени у нас немного, ведь скоро явится горничная, а она обо всем доносит моему покровителю.

— Я бы лучше послушал о тебе: ведь я почти ничего не знаю о твоем народе — арабах. Ты ведь…

— Арабы — не мой народ, — отрезала она. — Мой отец был арабом, но мать-то — дешевая шлюха из племени танка. Тебя это смущает?

— Вовсе нет! Работа в борделе — тоже ремесло, а что до племени или цвета кожи, так мне вообще никакого дела нет. Рано или поздно всем людям придется стать китайцами, будь они коричневые, синие или черные! Если мужчина хорош в бою, а женщина в постели, то, как мне кажется, большего и желать нечего.

— Ну, это уже кое-что! Мой отец был арабским мореходом. Вернувшись в свою страну, он бросил мою мать с ребенком. Со мной. — Она налила ему чашку чая и продолжила: — Ремеслом я занялась, когда мне исполнилось пятнадцать. Я подавала надежды, благодаря этому матери удалось продать меня на большую цветочную лодку. Мне приходилось принимать гостей, а в свободное время прислуживать китайским куртизанкам. Издеваться надо мной было любимым развлечением этих грязных сучек!

— Не так уж плохо они к тебе относились, — не согласился Цзяо Тай. — На твоем восхитительном теле не осталось ни единой отметины.

— Да, меня не били ни розгами, ни палкой, — с горечью сказала она. — Хозяин запрещал оставлять отметины, ибо в будущем рассчитывал хорошо на мне заработать. Так что мерзавки всего лишь подвешивали меня за волосы на стропилах и кололи раскаленными иглами, просто чтобы скоротать вечерок. А когда им становилось по-настоящему скучно, они связывали меня и засовывали в штаны огромную сколопендру. Ее укусов не видно, но ты же понимаешь, куда именно она жалила! Чего только мне не пришлось вынести!

Она пожала плечами.

— Ладно, все это в прошлом. Мой покровитель выкупил меня и снял эти превосходные покои. Единственная моя работа — танцевать на пирушках, и все деньги за это он позволяет оставлять себе. Мансур предложил забрать меня к себе на родину и сделать там своей Первой женой. Но он мне не нравится, и страна моего дражайшего папочки мне тоже не нравится, судя по тому, что я о ней слышала. Представляешь меня сидящей в шатре посреди выжженной пустыни в окружении ослов и верблюдов? Благодарю покорно!

— Ты сильно привязана к своему покровителю?

— К нему-то? Нисколько! Но он богат и щедр. Такой же мерзкий, как все они. — Она помолчала, задумчиво пощипывая мочку уха. — Мне нравился только один мужчина, да и он был влюблен в меня по уши. Но я повела себя как последняя дура и все испортила. — Она смотрела куда-то мимо него, и ее огромные глаза лучились скорбным сиянием.

Цзяо Тай приобнял ее за талию.

— Но сейчас ты была со мной так нежна! — с надеждой проговорил он.

Она оттолкнула его и раздраженно фыркнула:

— Оставь меня! Ты же получил все, что хотел, разве не так? В нужное время я стонала, задыхалась и извивалась как угорь. Поимел сполна, со всеми приправами, а потому не жди, что я буду сейчас ласкаться и нежничать! Да ты вообще не в моем вкусе. Я люблю утонченных господ, а не таких неотесанных здоровяков.

— Ну-у… — неуверенно начал Цзяо Тай, — я, может, и кажусь неотесанным, но…

— Избавь меня от объяснений! Я научилась принимать мужчин такими, какими они мне кажутся. Какое дело до того, что они сами о себе думают? Найми себе няньку и говори с ней весь день напролет о любимом себе. Так что ближе к делу. Я тут с тобой, потому что ты полковник Императорской стражи и, если верить Мансуру, правая рука председателя Столичного суда. А это значит, что вполне в твоих силах добиться для меня китайского подданства. Ты же понимаешь, что для закона я ничто, пустое место? Женщина-танка, которой нельзя ни выйти замуж за китайца, ни даже жить на китайской земле.