Энн Гленконнер - Убийство на острове Мюстик [litres]

– Я совершил ошибку. Как и ты. И пытаюсь найти способ жить с ней.

Лайрон изучает его со спокойным выражением на лице.

– Ты вспоминаешь и другие вещи из прошлого, да?

– В каком смысле, Лай?

– Я изменил твою жизнь, ведь так? Наша мама умерла из-за меня.

– Ты серьезно?

Лайрон пихает камень на земле.

– Все уже случилось, я ничего не могу изменить.

– Неужели ты все время носил это в себе? – Найла охватывает желание все отрицать, однако правда медленно дает о себе знать. – Я ненавидел тебя, когда мне было семь, но ненависть прошла задолго до того, как мне исполнилось восемь. Как я мог злиться на малыша, который только учился ходить?

Лайрон выпрямляется.

– Ты в этом уверен?

– Абсолютно.

– И ты помог бы мне поступить в летное училище?

– Я дам тебе столько же, сколько ты накопил, только держись подальше от проблем. Если тебе нужны деньги, скажи. Договорились?

Лайрон медленно кивает, затем встает, однако детектив не может вместе с ним идти домой. Он хлопает брата по плечу, радуясь возможности прояснить ситуацию.

Соломон едет на мотоцикле Чарли на виллу леди Ви, и все его мысли заняты расследованием. Ему плевать на то, что крепнущий ветер раскачивает ветки деревьев и пытается столкнуть мотоцикл с дороги. Его единственное желание – выяснить, как умерли обе жертвы, и снять груз со своей совести.

Найл оставляет мотоцикл у виллы. От влажного воздуха кожа делается липкой. Он оглядывается на руины виллы Фортини, до которой всего метров сто, и вспоминает о том, что сегодня семья понесла еще более тяжелую утрату; мать Аманды горько рыдала в телефон, когда узнала о смерти дочери. Сопутствующий ущерб тоже велик: их дом превратился в горы обломков и битого стекла, деревья сильно повреждены огнем.

Сержант видит на террасе Лили Колдер. К ней уже вернулась обычная сдержанность. Она изящным движением, как гимнастка, встает с шезлонга и устремляет на детектива внимательный взгляд бирюзовых глаз.

– Ты одна? – спрашивает он.

– Ви отправилась на поминальную службу после визита к твоему отцу.

– Зря ты не пошла с ней. Одной небезопасно.

– Остаток дня мне и так придется провести среди людей.

Они садятся за стол.

– Лили, ты в порядке?

– Более-менее, – отвечает она, но улыбка у нее неуверенная. – Если не считать того, что я только что потеряла двоих друзей детства.

– Мне неприятно говорить это, но очень возможно, что ты – следующая цель убийцы.

– В каком смысле?

– Ты – эксперт по кораллам на острове, он оставил угрозы на твоей лодке, и он убивает людей, которые тебе дороги. Даже вломился ночью на вашу виллу, чтобы оставить у тебя под дверью свою визитную карточку.

– Все это какая-то бессмыслица… Здесь у меня нет врагов.

– Вероятно, Аманда и Томми думали так же.

Лили ежится от ветра.

– Ты говоришь все это, чтобы напугать меня?

– Как раз напротив. Я хочу защитить тебя.

– Я тоже. – Наконец ее улыбка становится шире. – Есть множество других рифов, которые нуждаются в моей помощи… Соломон, у тебя наверняка есть версии. Как ты думаешь, кто это делает?

– В последний раз, когда видели Аманду, она плыла в сторону «Морской грезы». У меня нет полномочий подняться на борт, но несколько часов назад я сходил туда, чтобы сделать фотографии. У двух членов экипажа есть дипломатический иммунитет, так что их нельзя привлечь к ответственности.

Она недоверчиво качает головой.

– Можно взглянуть на фотографии?

Лили садится рядом с ним и просматривает снимки. На одном – закрепленный на палубе «Бэйрайдер», ожидающий, когда гидронасос спустит его на воду; на остальных – внутренние помещения яхты. Каюты, которые Найл сфотографировал через иллюминаторы, на удивление скромные для такого дорогого судна, с простой деревянной мебелью и линолеумом на полах, без предметов роскоши. В одной у стены сложено дайвинговое оборудование и баллоны с кислородом.

– Не похоже, что они тут кого-то мучили.

– Возможно, они сразу хоронили их на рифе.

Лили вдруг прикрывает глаза.

– Не исключено, что эти ублюдки держали ее там. Один господь знает, что она выстрадала, прежде чем умерла…

– Доктор Пейкфилд считает, что она умерла мгновенно, в воде.

– Хоть какое-то утешение.

– Расскажи мне о ней. Я знаю, что что-то упускаю; мне нужно понять связь между ней и Томми.

– Она была веселой, доброй и щедрой, но ей не всегда давалась эмпатия.

– То есть она была высокомерной?

– Аманда обожала свою жизнь, а вот Томми был более осторожным. Они часто бывали эгоцентричны. Ведь в таком состоянии человек игнорирует предупреждающие знаки, правда?

Найк качает головой.

– Мой начальник хочет, чтобы все верили, будто Томми убил ее, а потом утопился.

– Он был слишком мягким для этого, хотя и сильно страдал. – Взгляд Лили затуманивается, и Найл прикусывает язык: он совсем забыл ту историю, когда ее мать ушла в море.

– Прости, ляпнул не подумав.

– Все нормально, просто сегодня годовщина ее смерти… В такой день я всегда стремлюсь заниматься делом, а не сидеть дома и грустить.

– Я знаю, каково это. Моя мама тоже умерла молодой.

Он удивлен тем, что в ее глазах появляется сочувствие. Ее рука на мгновение накрывает его руку, прикосновение легкое, будто бабочка коснулась крылом. В следующую секунду Лили вскакивает.

– Почти пять. Мне нельзя опаздывать на поминовение Томми.

– Тебя подвезти?

– Спасибо, я быстро.

Лили бежит в дом, перепрыгивая через ступеньку. Пять минут спустя, когда она опять появляется на террасе, на ней уже короткое черное платье, туфли на высоких каблуках и огромные очки, закрывающие глаза. В таком виде ей бы ехать на лимузине, а не трястись на старом мотоцикле, но ее это, кажется, не волнует. Найл запускает двигатель, и Лили обхватывает его за талию так, будто это самое естественное движение в мире.

На Мюстике время работает по-другому. Мероприятия обычно начинаются позже назначенного, даже поминальные службы. В пять вечера я прихожу в Бамбуковую церковь одной из первых, потому что мне хотелось поскорее закончить напряженный разговор с Мамой Тулен. Я восхищаюсь ее картинами, однако из-за потусторонней ауры этой женщины мне не по себе, словно она на самом деле может видеть жизненные опасности отчетливее, чем остальные из нас.

Церковь стоит за Лоуэллом, дальше от берега, чем деревня, на ровном участке. У нее нет витражей, сводчатых потолков и шпилей, однако отдыхающие часто фотографируются на фоне этого деревянного каркасного здания. Со своего места я отлично вижу слоновье дерево. Его массивные ветви наклоняются к моей скамье, как будто слон тянется своим хоботом. Благодаря климату на Мюстике все вырастает до гигантских размеров, в том числе и сороконожка, которая ползет по скамье передо мной. Постепенно собираются прихожане. Не исключено, что на службе появится и убийца Томми и Аманды. Он наверняка все еще на острове, так как никто не может свободно уехать отсюда. Сейчас великолепная возможность понаблюдать за людьми – не выдаст ли себя кто-нибудь.