Агата Кристи - Убийство в разгар зимы

– Надо спросить у Грейвза. Вдруг краска найдется в доме…

И, топая, как табун лошадей, банда рванула в дом.

– Задумались, Эндикотт? – спросил Леверинг с неприятным смешком.

Роджер встряхнулся. Он все пропустил.

– Просто размышляю, – негромко объяснил он.

– И над чем же?

– Почему у нас в доме вдруг оказался месье Пуаро?

Казалось, этот вопрос поставил Леверинга в тупик, но как раз в этот момент раздался звук большого гонга, и все направились на рождественский обед. Шторы в столовой были задернуты, везде горели свечи – они освещали длинный стол, щедро декорированный хлопушками и другими украшениями. Это был настоящий традиционный рождественский обед. В торце стола сидел сквайр [61], жизнерадостный и краснолицый; его сестра заняла место на противоположном конце стола, прямо напротив него. Месье Пуаро, будучи почетным гостем, надел по этому поводу красную жилетку – полная фигура и то, как он наклонял голову набок, делали его похожим на красногрудого дрозда.

Сквайр быстро разрезал птицу, и все набросились на еду. После того как скелеты двух индеек были убраны, все примолкли, отдуваясь. А потом Грейвз, дворецкий, появился с пудингом в руках – гигантское блюдо было охвачено языками пламени. Столовая наполнилась беспорядочными криками.

– Быстрее, пожалуйста! Ой! У меня все гаснет! Кладите же, Грейвз, пока не погасло окончательно. Я же не смогу загадать желание!

Никто не заметил, с каким любопытством месье Пуаро положил себе на тарелку порцию пудинга. Никто не обратил внимания на то, как он быстро осмотрел всех сидевших за столом и, еле заметно и озадаченно улыбнувшись, приступил к еде. Все занялись пудингом. Разговоры стихли.

Неожиданно сквайр вскрикнул и, побагровев, поднес руку ко рту.

– Черт побери, Эмили! – взревел он. – Почему ты позволяешь кухарке класть в пудинг всякое стекло?

– Стекло? – переспросила мисс Эндикотт, не поверив своим ушам.

Сквайр вытащил изо рта мешавший ему предмет.

– Я ведь мог сломать зуб, – проворчал он. – Или проглотить это и заработать аппендицит…

Перед каждым сидящим за столом стояла полоскательница, в которой надо было отмывать всякую мелочь, найденную в бисквите. Мистер Эндикотт прополоскал посторонний предмет в воде и поднял его вверх, демонстрируя всем сидящим.

– Боже мой! – воскликнул он. – Да ведь это же красный камень из какой-то бутафорской брошки.

– Вы позволите? – Пуаро твердой рукой вытащил камень у него из пальцев и внимательно осмотрел его. Как и сказал сквайр, камень оказался большим и красным, по цвету напоминавшим рубин. Когда сыщик поворачивал его, грани отражали колеблющийся свет свечей.

– Ничего себе! – воскликнул Эрик. – А что, если он настоящий?

– Да ладно тебе, придурок, – с издевкой заметила Джин. – Если б он был настоящим, то стоил бы целую уйму тысяч фунтов… Правда, месье Пуаро?

– Просто потрясающе, как здорово они научились делать эту бижутерию, – пробормотала мисс Эндикотт. – Но как, ради всего святого, он мог попасть в пудинг?

Поискам ответа на этот вопрос был посвящен остаток обеда. Каждая высказанная гипотеза подробно обсуждалась. И только Пуаро сидел молча – правда, словно глубоко задумавшись, он небрежно спрятал камень в карман жилета.

После обеда сыщик нанес визит на кухню.

Кухарку это приятно поразило. Чтобы один из гостей, да еще к тому же иностранец, пришел поговорить с ней!.. И она постаралась ответить на все его вопросы. Пудинги приготовили три дня назад. «Как раз в день вашего приезда, сэр». Тогда еще все зашли на кухню, помесили тесто и загадали желание. Это такой старинный обычай – может быть, у вас за границей такого нет? После этого пудинги приготовили и положили дозревать на верхнюю полку в чулане. Можно ли было как-то отличить этот пудинг от всех остальных? Да нет, она так не думает. Разве что он лежал в форме из алюминиевой фольги, тогда как все остальные были в фарфоровых. Был ли этот пудинг приготовлен специально для рождественского обеда? Странно, что он об этом спрашивает. Конечно, да! Пудинг для рождественского обеда обычно готовится в большой форме из белого фарфора, украшенной узором из листьев падуба. Но как раз сегодня утром (лицо кухарки исказил гнев) эту Глэдис, кухонную прислугу, послали за пудингом, чтобы нанести на него последние штрихи, и она ухитрилась уронить его на пол. Форма разбилась.

– Естественно, понимая, что в пудинге могут остаться мелкие осколки, я решила взять тот, что был в алюминиевой форме.

Пуаро поблагодарил кухарку за информацию. Из кухни он вышел, улыбаясь себе под нос, словно был полностью удовлетворен тем, что ему удалось узнать. А пальцы его правой руки машинально поигрывали чем-то в кармане.

– Месье Пуаро! Месье Пуаро! Проснитесь! Случился настоящий кошмар!

Так кричал Джонни ранним утром следующего дня. Месье Пуаро сел в кровати. На голове у него был ночной колпак. Контраст между чувством собственного достоинства, написанным на его лице, и раскачивающимся помпоном ночного колпака вызвал бы у стороннего наблюдателя улыбку. Но эффект, который этот диссонанс произвел на Джонни, был практически ничтожным. Если не прислушиваться к его крикам, то можно было решить, что подросток пребывает в полном восторге от чего-то. За дверью раздавались какие-то странные звуки, напоминавшие шипение сифона, в котором закончилась вода.

– Скорее спускайтесь вниз, – продолжил Джонни слегка дрожащим голосом. – Кое-кого убили! – С этими словами он отвернулся.

– Ах вот как! Это может быть серьезно, – сказал Пуаро.

Он встал и без никому не нужной спешки надел что-то на себя. А потом вслед за Джонни спустился по лестнице. Вся молодежь сгрудилась возле двери, выходившей в сад. По лицам присутствовавших было видно, что все они сильно взволнованы. При появлении сыщика на Эрика напал приступ сильнейшего кашля.

Джин вышла вперед и взяла Пуаро за руку.

– Вы только посмотрите! – Тут она театральным жестом указала на открытую дверь.

– Mon Dieu! [62] – воскликнул месье Пуаро. – Все это похоже на театральную мизансцену.

Подобное сравнение было вполне уместным. За ночь снега выпало еще больше, и в сумеречном свете раннего утра мир выглядел белоснежным и таинственным. Перед ними лежала никем не тронутая снежная целина, на которой резко выделялось багровое пятно.

На снегу неподвижно лежала Нэнси Корделл. На ней была ярко-красная шелковая пижама, маленькие ножки были голыми, а руки – широко раскинутыми в стороны. Голова была повернута набок и скрыта под массой растрепанных черных волос. Лежала она совершенно неподвижно, из левого бока у нее торчал кинжал, а по снегу расплывалось пятно алого цвета.