Агата Кристи - Смерть на Ниле / Death on the Nile

Спустя немного времени я поняла, что у него созрело решение. И меня охватил ужас! Я сознавала, что он не справится с этим делом. Соображение у него как у младенца. Ни хитрости у него, ни капли воображения. С него могло статься накормить ее мышьяком и понадеяться на то, что доктор установит смерть от гастрита. Он считал, что как-нибудь все обойдется. И чтобы контролировать его, я подключилась к его планам.

Просто – и с какой верой сказано. Пуаро не сомневался, что именно по этой причине она решилась на соучастие. Ей не нужны были деньги Линит Риджуэй, но она любила Саймона Дойла. Любила, презрев рассудок, мораль и сострадание.

– Я извелась, обдумывая разные варианты. Я решила, что все должно быть построено на двойном алиби. То есть мы с Саймоном тем или иным способом свидетельствуем друг против друга, однако эти свидетельства полностью оправдывают нас. Нетрудно было притвориться, что я ненавижу Саймона. В наших обстоятельствах это было вполне правдоподобно. Поэтому, если Линит убьют, меня, скорее всего, заподозрят. И лучше всего, чтобы меня заподозрили сразу. Постепенно мы отработали все детали. Я старалась, чтобы в случае неудачи взяли меня, а не Саймона, а Саймон тревожился за меня.

Во всем этом хорошо было то, что не мне предстояло ее убить. Я бы не смогла это сделать. Хладнокровно войти и убить ее спящую? Нет. Понимаете, я ее не простила, и, случись нам сойтись лицом к лицу, я бы ее убила – открыто, не исподтишка.

Мы все продумали и предусмотрели, а Саймон взял и написал кровью букву Ж. Глупо и мелодраматично. Представляете, что у него в голове? Но все сошло удачно.

Пуаро кивнул:

– Не ваша вина, что Луизе Бурже в ту ночь не спалось… Потом, мадемуазель?…

Она выдержала его взгляд.

– Да, – сказала она, – это ужасно, правда? Не могу поверить, что сделала это я. Теперь мне понятно, что вы имели в виду, не велев допускать в сердце зла… Вы сами знаете, как все произошло. Луиза прозрачно намекнула Саймону, что ей все известно. Саймон попросил вас привести меня к нему. Как только мы остались одни, он мне все рассказал и объяснил, что нужно сделать. А я даже не ужаснулась – так я была напугана… смертельно напугана. Вот как убийство коверкает человека. Мы с Саймоном были в полной безопасности, если бы не эта жалкая шантажистка. Я отнесла ей все деньги, какие у нас были. Я делала вид, что подлизываюсь к ней, и, когда она стала пересчитывать деньги, я убила ее. Оказалось – так просто! В этом весь ужас. Это страшно просто.

И опять мы не были в безопасности. Меня видела миссис Оттерборн. Она победно неслась по палубе доложить вам и полковнику Рейсу. У меня не было времени раздумывать. Я действовала как заведенная. Даже интересно было: ведь все повисло на волоске! И вроде еще можно было поправить…

Снова она помолчала.

– Помните, как вы зашли тогда ко мне в каюту? Вы еще сказали, что не совсем понимаете, зачем пришли. Я была такая жалкая, насмерть перепуганная. Я думала, что Саймон умрет…

– А я надеялся на это, – сказал Пуаро.

Жаклин кивнула:

– Да, так для него было бы лучше.

– Я не об этом тревожился.

Жаклин взглянула на его ставшее строгим лицо. Она тихо сказала:

– Не переживайте из-за меня так, месье Пуаро. В конце концов, мне всегда жилось трудно. Выгори у нас это дело, и я была бы совершенно счастлива, всему бы радовалась и, может, никогда ни о чем не пожалела. А так – ладно, пройдем и через это. Горничную мне, наверное, подсадили, чтобы я не повесилась и не глотнула синильной кислоты, как это делают в книгах. Не беспокойтесь, я не сделаю этого. Саймону будет легче, если я буду рядом.

Пуаро встал, встала и Жаклин. Она улыбнулась и сказала:

– Вы помните, я говорила, что последую за своей звездой? Вы сказали, что она может оказаться ложной, а я сказала: «Очень плохая звезда, вот она закатилась».

Под ее звонкий смех он вышел на палубу.

Рассветало, когда они вошли в Шелал. К самой кромке воды сумрачно подсунулись скалы. Пуаро пробормотал:

– Quel pays sauvage! [118] Какая дикая страна! (фр.)

Рядом стоял Рейс.

– Ну что же, – сказал он, – мы свое дело сделали. Я распорядился, чтобы Рикетти первым свели на берег. Рад, что мы его взяли. Редкий негодяй! Сколько раз он уходил от нас. Надо приготовить носилки для Дойла, – продолжал он. – Поразительно, как быстро он распался на куски.

– Нисколько. Преступники с подростковой психологией слишком много мнят о себе. Ткните пальцем в мыльный пузырь их самомнения – и все, конец. Они распадаются на куски.

– Заслуживает веревки, – сказал Рейс. – Бесчувственный негодяй. Мне жалко девушку, но ей уже ничем не помочь.

Пуаро покачал головой:

– Говорят, любовь оправдывает все… Это враки! Женщины опасны, когда они любят так, как Жаклин любит Саймона Дойла. Я сказал это себе, когда впервые увидел ее: «Она слишком любит его, эта малышка». И это так.

К ним подошла Корнелия Робсон.

– Сейчас пристанем. – Минуту помолчав, она сказала: – Я была у нее.

– У мадемуазель де Бельфор?

– Да. Ужасно, что ей навязали эту горничную. Кузина Мари, боюсь, на меня очень рассердилась.

Мисс Ван Шуйлер как раз тащилась в их сторону. Глазки у нее были злые.

– Корнелия, – заскрипела она, – ты безобразно себя ведешь. Я немедленно отошлю тебя домой.

Корнелия глубоко вздохнула:

– Простите, кузина Мари, но домой я не поеду. Я выхожу замуж.

– Поумнела наконец, – молвила старуха.

Из-за угла вывернулся Фергюсон.

– Что я слышу, Корнелия? – сказал он. – Это неправда.

– Это правда. Я выхожу замуж за доктора Бесснера. Он просил моей руки вчера.

– Знаете, почему вы идете за него? – вскипел Фергюсон. – Потому что он богатый.

– Совсем не поэтому, – возмутилась Корнелия. – Он мне нравится, он добрый и все на свете знает. Меня всегда тянули к себе больные люди, клиники. У нас будет замечательная жизнь.

– Вы хотите сказать, – неверяще спросил Фергюсон, – что предпочтете этого противного старика мне?

– Конечно, предпочту. Вы неосновательный человек. Не представляю, как с вами можно было бы ужиться. И потом, он не старый, ему еще нет пятидесяти.

– У него большой живот, – вклеил Фергюсон.

– А у меня круглые плечи, – парировала Корнелия. – Внешность не имеет никакого значения. Он говорит, что я буду хорошей помощницей, обещает обучить меня лечить неврозы.

Она ушла.

– Вы думаете, она – серьезно? – спросил Фергюсон Пуаро.

– Конечно.

– Этого напыщенного зануду она предпочитает мне?

– Несомненно.

– Девушка не в своем уме, – заключил Фергюсон.

В глазах у Пуаро вспыхнул огонек.

– Оригинальная девушка, – сказал он. – Возможно, вы такую впервые встречаете.

Пароход швартовался к пристани. На борт поднялись полицейские, пассажиров попросили не спешить с высадкой. В сопровождении двух механиков к сходням угрюмо прошел Рикетти. После задержки не сразу появились носилки. Потом на них вынесли Саймона Дойла и направились к сходням. Это был уже другой человек – с заискивающим, перепуганным взглядом, без следа мальчишеского наплевательства. За носилками шла Жаклин де Бельфор, бок о бок с горничной. Если бы не бледность, она выглядела как обычно. Она подошла к носилкам.