Рекс Стаут - Игра в пятнашки

– Впечатлило, а, приятель?

Впечатлило, но гораздо меньше, чем общество, ожидавшее меня в просторном и роскошном кабинете комиссара полиции Скиннера. Помимо его самого и окружного прокурора Боуэна, присутствовали два заместителя комиссара, Кремер, еще один инспектор, помощник инспектора, капитан и сержант Пэрли Стеббинс. И все они определенно ждали меня, так как повернулись в мою сторону, когда я вошел, и не отводили глаз, пока я направлялся к столу.

Скиннер предложил мне сесть – у них и стул был для меня приготовлен. Потом он обратился к Боуэну:

– Эд, может, ты возьмешь это на себя?

– Нет, сам начинай, – ответил окружной прокурор.

Скиннер уставился на меня:

– Полагаю, вам известно о наших успехах столько же, сколько и мне.

Я лишь пожал плечами:

– Насчет остальных не скажу, а сам я положен на обе лопатки.

– Как и все мы, – кивнул он, – не при прессе будет сказано. Большинство из нас пожертвовали выходными, но с тем же успехом могли бы этого и не делать. В последние сорок часов этим делом людей занималось больше, чем любым другим на моей памяти. Однако, как мне видится, мы не продвинулись ни на дюйм, что признаю́ не я один. Положение в высшей степени скверное, хуже не придумаешь. Необходимо что-то предпринять. Мы долго обсуждали здесь возможные шаги. Поступили различные предложения, некоторые были одобрены, и одно из них касается вас. Нам нужна ваша помощь.

– Я старался помочь.

– Знаю. С тех самых пор, как в пятницу я прочел ваши показания, меня не оставляла уверенность, что лучший наш шанс – это ключи. Их стащили из дамской сумочки в присутствии двенадцати человек. Лично я не верю, что никто не заметил какого-нибудь подозрительного взгляда или движения. Как вам известно, каждого из двенадцати допрашивали по несколько раз. Единственное, чего мы добились, так это того, что подозрения сосредоточились на Хаге, бывшем муже. На протяжении почти всего вечера он находился ближе остальных к миссис Джаффи. Однако возможность имелась у всех, как вы отметили в своих показаниях… И в сущности, они этого не отрицают. Конечно, мы не можем предъявить обвинения Хагу только потому, что шансов украсть ключи у него имелось больше, чем у других. Кроме того, какой у него был мотив? И что тогда делать с первыми двумя убийствами? Вы ведь не станете с этим спорить?

– Нет, аргументов у меня больше не осталось.

– Да и на аргументы убийц не ловят. Согласен. Мы хотим предпринять решительную попытку как-то разобраться с кражей ключей. Новые допросы делу не помогут. Нам нужно поставить следственный эксперимент, собрав всех в кабинете Ниро Вулфа и заставив повторить тот вечер, естественно с участием Вулфа и вас. Надо как можно точнее воспроизвести каждое слово и движение, все, что говорилось и делалось в четверг вечером. При этом должны присутствовать трое или четверо из нас. И мы хотели бы все это записать на магнитофон. – (Я поднял брови.) – В основном это нужно, чтобы попытаться определить, кто взял ключи. Но есть и еще одно соображение. Если кто-то хотел убить миссис Джаффи, почему он тянул с этим до того вечера? Почему не убил раньше? Не потому ли, что прежде у него не было мотива? Быть может, тем вечером произошло нечто такое, из-за чего у него появился мотив? Мы хотим выяснить и это. В отчетах и показаниях мы ничего не обнаружили, но, быть может, удастся с этим разобраться таким вот способом. Мы хотим попробовать. А для этого нам придется заручиться вашей помощью и согласием Вулфа. Вынудить его предоставить нам свой кабинет мы не можем, не говоря уже об участии в следственном эксперименте. Мы просим вас обсудить это с ним по телефону или при личной встрече – вам решать – и уговорить его.

– Хочу добавить, Гудвин, – вставил окружной прокурор, – я придаю чрезвычайную важность данному мероприятию. Это необходимо сделать, – подчеркнул он.

– М-да, парни, наглости вам не занимать, – ответил я многозначительно.

– Я тебя умоляю, – проскрежетал Кремер, – не надо тут изображать оскорбленную невинность. И от шуточек своих тоже избавь.

– А то как же! – Я оглядел их. – В прошлый вторник, шесть дней назад, в этом самом здании я сидел на скамейке в наручниках. Может, вы также соизволите вспомнить, что мистера Вулфа на основании ордера приволокли на Леонард-стрит. И вы знаете, что́ он при этом испытывал. Желая устроить сцену, он объявил меня своим клиентом и затем от слов своих не отказался. Ему пришлось пойти на кое-какие шаги, и он их предпринял. А я, действуя от его лица, втянул в дело Сару Джаффи, и ее убили. Это вывело меня из равновесия, и я совершил ошибку. Я попросил, чтобы мне разрешили работать с вами, поскольку жаждал активных действий. И пожалуй, я до них дорвался. Но к чему мы пришли? А мистер Вулф, он ранимый, как щенок. И вам, черт возьми, это прекрасно известно! И все же у вас хватило наглости просить меня обратиться к нему с подобной просьбой. Вы думаете, если попросите сами, он вам откажет. Я тоже так думаю. А еще я думаю, что он откажет и мне. Выбирайте чего хотите: чтобы он отказал вам или мне?

– Мы хотим, чтобы он согласился, – заявил Скиннер.

– И я тоже. Вот только уверен, нам ничего не светит. Настаиваете, чтобы я попытался?

– Да.

– Когда желаете устроить представление? Сегодня?

– Как можно скорее. Мы сумеем собрать эту публику за полчаса.

Я посмотрел на свои часы: без десяти девять. Еще было время перехватить Вулфа до визита в оранжерею.

– С какого аппарата звонить?

Скиннер указал на один из пяти своих и даже соизволил снять трубку и протянуть ее мне, когда я подошел. Я набрал номер и, услышав голос Вулфа, начал:

– Это Арчи. Вы закончили завтрак?

– Да.

Ответ прозвучал отнюдь не сварливо. Я хорошо знал Вулфа, всю гамму оттенков и тонов его голоса, и вычислил настроение по этому единственному «да». Он добавил:

– Фриц говорит, ты завтракал здесь.

– Ага, мне надо было ополоснуться. Я звоню вам от имени народа штата Нью-Йорк.

– Вот как.

– По просьбе целого собрания: комиссара полиции, двух его заместителей, окружного прокурора, кучи инспекторов и их помощников, не говоря уже о сержанте Пэрли Стеббинсе. Я звоню из кабинета комиссара… Вам этот кабинет знаком, вы здесь бывали. После всех этих дней и ночей camaraderie [10] Товарищество (фр.) . с ними… Я правильно это произнес?

– Почти.

– Хорошо. Я пользуюсь большим уважением всех и вся. От комиссара до лейтенанта Роуклиффа. А это приличный диапазон. Желая продемонстрировать, какого высокого мнения они обо мне, меня почтили особым доверием. У них есть к вам просьба, и они предоставили мне возможность ее высказать. Сидят тут и смотрят на меня с такой нежностью, что просто ком стоит в горле. Вы бы их видели.