Морис Леблан - Приключения Арсена Люпена

— Что? Пьер Ледюк! Кто вам сказал?

— Кессельбах.

— Этого не может быть! Это секрет, который я ему доверил, и Рудольф умеет хранить свои секреты, особенно этот.

— Все-таки необходимо, чтобы вы нам ответили. У нас сейчас есть одно дело о Пьере Ледюке, и нам его надо безотлагательно закончить, а Кессельбах отсутствует.

— Да наконец, что же вам нужно?! — воскликнул Штейнвег. — Что вы хотите?

— Знаете ли вы Пьера Ледюка?

— Я его никогда не видал, но вот уже давно мне известна одна тайна, касающаяся его. После целого ряда случайностей, о которых бесполезно рассказывать, я убедился, что он живет в Париже, ведет распутную жизнь, называет себя Пьером Ледюком, но это ненастоящее его имя.

— Но он-то знает свое настоящее имя?

— Я думаю.

— А вы тоже знаете его?

— Да, я знаю.

— Ну так скажите нам.

После некоторого колебания он ответил решительно:

— Нет, я не могу… я не могу…

— Почему не можете?

— Я не имею права… Весь секрет заключается в этом. Когда я открыл его Рудольфу, то он так серьезно отнесся к нему, что дал мне большую сумму денег за мое молчание и обещал мне целое состояние в тот день, когда ему удастся найти Пьера Ледюка и использовать его секрет.

Он горько улыбнулся при этом.

— Большая сумма денег уже истрачена, и я приехал справиться об обещанном мне состоянии.

— Господин Кессельбах умер, — сказал начальник сыскной полиции.

Штейнвег привскочил от удивления.

— Умер! Неужели? Нет, этого не может быть, это ловушка… Правда ли это? — спросил он, обращаясь к госпоже Кессельбах.

Та опустила голову.

Штейнвег был совершенно подавлен этим неожиданным открытием, и в то же время оно, должно быть, произвело на него тяжелое впечатление, потому что он не удержался и заплакал.

— Бедный Рудольф, — говорил он, — я знал его, когда он был еще совсем маленьким… в Аугсбурге он приходил играть ко мне… я так любил его.

И, как бы призывая в свидетели госпожу Кессельбах, продолжил:

— Не правда ли, он тоже любил меня, сударыня? Он, наверно, говорил вам… «старый дядюшка Штейнвег» — так называл он меня…

Ленорман подошел к нему и сказал ясно и выразительно:

— Выслушайте меня. Кессельбаха убили… Не волнуйтесь, крики и слезы теперь бесполезны… Его убили, а по картине преступления можно быть уверенным, что убийца знал про знаменитый проект миллионера.

Штейнвег стоял молча, изумленный, наконец он проговорил:

— Это моя вина… Если бы я не навел его на мысль…

Госпожа Кессельбах подошла к нему с умоляющим выражением лица:

— Вы думаете… у вас есть предположения, Штейнвег… О, пожалуйста, прошу вас…

— Нет, я ничего не знаю, — сказал он, — я не могу сообразить… Мне надо подумать…

— Ищите среди знакомых Кессельбаха, — сказал Ленорман. — Когда вы говорили с ним о проекте, никто не мог услышать? Может быть, он сам доверил кому-либо секрет?

— Нет, никому.

— Подумайте как следует.

Оба, и Долорес, и Ленорман, с волнением ожидали его ответа.

— Нет, — ответил он, — я ни на кого не могу подумать…

— Первые буквы имени и фамилии убийцы — Л и М, — добавил Ленорман.

— Л… М… Нет, не вспоминаю… Л и М…

— Да, буквы сделаны из золота и помещены на углу портсигара, принадлежавшего убийце.

— Портсигар с монограммой, — повторил Штейнвег, напрягая память.

— Портсигар темной стали, одна сторона внутри разделена на два отделения: меньшее — для бумаги, большее — для табака.

— Два отделения… два отделения… — повторял Штейнвег, который, казалось, что-то вспоминал. — Не покажете ли вы мне его?

— Вот он или, вернее, точно такой же, — сказал Ленорман, протягивая ему портсигар.

— Ах, такой! — сказал Штейнвег, беря вещь из рук Ленормана. Он разглядывал его, раскрыл, посмотрел внутрь, оглядел со всех сторон, и вдруг у него вырвался невольный крик. Он побледнел, руки его задрожали.

— Ну, говорите!.. Да говорите же! — приказал Ленорман.

Штейнвег оттолкнул Ленормана и госпожу Кессельбах, с блуждающим взглядом, шатаясь, подошел к окну, потом, возвратившись на свое прежнее место, сказал, обращаясь к начальнику сыскной полиции:

— Кессельбаха убил… Я сейчас вам скажу, кто… убийца…

Он замолчал.

— Ну кто же?

Наступила тишина. Еще несколько секунд — и Ленорман услышит имя убийцы Кессельбаха.

— Нет, я не могу… — начал Штейнвег.

— Что вы говорите? — воскликнул в бешенстве Ленорман.

— Я говорю, что не могу назвать имя убийцы…

— Но вы не имеете права молчать! Правосудие требует, и вы должны…

— Завтра я скажу… завтра… мне надо подумать. Завтра я вам расскажу все, что я знаю про Пьера Ледюка, а также и о моих предположениях относительно этого портсигара… я обещаю вам, завтра…

Чувствовалось, что это упорство такого рода, что сломить его нельзя никакими усилиями. Ленорман уступил:

— Хорошо. Я согласен подождать до завтра, но предупреждаю вас, что, если завтра вы не расскажете того, что знаете, я вынужден буду известить об этом судебного следователя.

Он позвонил и, отведя в сторону вошедшего Дьези, сказал ему:

— Проводи его до отеля и оставайся там… я пошлю тебе еще двух агентов. Смотри, будь внимателен и гляди в оба… Могут сделать попытку похитить его.

Дьези ушел со Штейнвегом, а Ленорман, возвратясь к госпоже Кессельбах, которую эта сцена сильно взволновала, извинился перед нею:

— Поверьте, сударыня, я вполне сочувствую вам…

Он расспросил ее о том, когда Кессельбах познакомился со Штейнвегом и как продолжительно было это знакомство. Но она была так утомлена, что он не настаивал.

— Приезжать ли мне завтра? — спросила она.

— Нет, не надо. Я сообщу вам все, что передаст мне Штейнвег. Позвольте предложить вам руку и проводить вас до кареты. Здесь, с третьего этажа, довольно крутая лестница.

Он открыл дверь и дал ей дорогу. В тот же момент в коридоре послышались крики, шум, и в кабинет вбежали служащие, полицейские, агенты и швейцары.

— Начальник! Начальник!

— Что случилось?

— Дьези…

— Он только что ушел отсюда. Что с ним?

— Его нашли на лестнице…

— Мертвым?

— Нет, он лежит без чувств. Должно быть, его оглушили…

— А Штейнвег? Человек, который был с ним?

— Он исчез.

— А! Черт!!!

Ленорман бросился в коридор, быстро сбежал по лестнице и нашел Дьези на площадке второго этажа лежащим без сознания среди толпы служащих, старавшихся привести его в чувство. В это время по лестнице поднимался Гурель, и Ленорман обратился к нему:

— Гурель, встретил ли ты внизу кого-нибудь?

— Нет, никого.

Дьези начал понемногу приходить в себя и, едва открыв глаза, сказал слабым голосом: