Морис Леблан - Приключения Арсена Люпена

Сернин с ужасом смотрел на страшную картину, и холодный пот выступил у него. Он думал о беспомощной Женевьеве, обреченной на самую ужасную смерть, потому что только один барон знал, где она заперта. В то же время он ясно слышал, как агенты полиции открывали маленькую дверь под лестницей в передней и как они спускались вниз. Он был отделен от них только дверью комнаты, в которой находился. Он быстро подошел и запер ее, почти в тот самый момент, когда они к ней подходили. Трап был рядом с ним… Это была возможность спасения, потому что там был еще выход.

— Нет, — сказал он, — сначала Женевьева.

Он наклонился и приложил ухо к груди барона. Сердце еще билось. Он встал на колени и нагнулся к нему:

— Ты меня слышишь?

Веки Альтенгейма слабо зашевелились… Агенты полиции начали взламывать последнюю дверь. Сернин тихо, но выразительно сказал:

— Я спасу тебя… у меня есть сильные лекарства… одно только слово, где Женевьева?

Барон пытался что-то сказать.

— Отвечай, — требовал Сернин, — отвечай, и я спасу тебя… Сегодня — жизнь, а завтра — свобода… Отвечай!

Дверь трещала и подавалась под ударами полицейских.

Губы барона шевелились, но нельзя было понять, что он хочет сказать.

— Отвечай же, отвечай!

Он приказывал, он умолял, и Альтенгейм, как загипнотизированный, проговорил:

— Улица Риволи…

— Номер, какой номер?

В это время раздался сильный треск и торжествующие крики — дверь была сломана.

— Бросайтесь к ним, — кричал Вебер, — схватить обоих!

Сернин, стоя на коленях, продолжал:

— Номер дома? Номер! Отвечай же, отвечай…

— Двадцать… двадцать семь… — прошептал барон.

Руки агентов полиции уже прикасались к Сернину, десять револьверов были направлены на него. Он повернулся к полицейским, которые невольно подались назад.

— Если ты сделаешь только одно движение, Люпен, — кричал Вебер, — я размозжу тебе голову!

— Не стреляй, — сказал Сернин серьезно, — это бесполезно. Я сдаюсь.

— Глупости! Ты врешь! Хочешь выиграть время?!

— Нет, — продолжал Сернин, — сражение проиграно. Ты не имеешь права стрелять, я не защищаюсь.

Он вынул два револьвера и бросил их на пол.

— А! — засмеялся Вебер. — Приятное зрелище! Наконец-то мы тебя поймали, господин Люпен.

Он приказал открыть ставни большого окна вверху, и свет ворвался в полутемную комнату. Повернувшись к Альтенгейму, которого он считал мертвым, он, к своему удивлению, увидел, что барон открыл глаза и смотрит помутневшим взором. Он посмотрел на Вебера, потом, казалось, поискал взглядом кого-то, а при виде Сернина лицо его исказилось гневом. Можно было подумать, что он вышел из оцепенения и что ненависть придала ему силы. Он пытался немного приподняться на руках и, по-видимому, хотел говорить.

— Вы его узнаете? — спросил Вебер.

— Да.

— Это Люпен, не так ли?

— Да… Люпен.

Сернин слушал, улыбаясь.

— Боже! Как это забавно! — заявил он.

— Вы хотите что-то сказать? — спросил Вебер, видя, что губы барона шевелятся.

— Да.

— Быть может, насчет Ленормана?

— Да.

— Вы его заперли? Где? Отвечайте!

Напрягая последние усилия, барон показал на шкаф в углу комнаты.

— Та… та… там, — сказал он.

— Ага! Мы все сгораем от нетерпения! Где же Ленорман? — смеялся Люпен.

Вебер открыл шкаф — на одной из полок лежал сверток из черной саржи. Он развернул его и нашел в нем шляпу, маленький ящичек и костюм. Он задрожал, узнав темно-зеленый редингот Ленормана.

— Ах, подлецы, они его убили!

Альтенгейм отрицательно покачал головой.

— Так что же тогда?

— Это… это…

— Что «это»? Кто убил?

— Это… это он…

— Как «он»? Люпен убил начальника сыскной…

— Нет.

Альтенгейм упорно цеплялся за последние проблески жизни. Он желал что-то сказать, обвинить Люпена… Тайна, которую он хотел открыть, была на кончике его языка, но у него не хватало сил, он не мог выразить ее словами и все же ненависть к Люпену не давала ему молчать, была сильнее смерти.

— Так, — продолжал настаивать Вебер, — все-таки Ленорман умер?

— Нет.

— Он жив?

— Нет.

— Я ничего не понимаю… что же значит это платье… редингот… Куда вы спрятали Ленормана… зачем здесь его вещи?

Альтенгейм показал глазами на Сернина.

— А, понимаю, — воскликнул Вебер, — Люпен взял платье Ленормана, чтобы переодеться и убежать?

— Да… да…

Но во взгляде умирающего Вебер видел, что это было не все, что есть еще что-то, какая-то тайна, которую тот хотел открыть. В чем было дело? Какую странную и темную загадку хотел разъяснить перед смертью барон Альтенгейм? И Вебер спросил его:

— Ну а Ленорман, где он?

— Та… там.

— Как «там»?!

— Да.

— Но ведь, кроме нас, никого нет в этой комнате?

— Есть… есть…

— Да говорите же!

— Есть… Сер… Сернин.

— Сернин! Как? Что?

— Сернин… Ленорман…

Вебер подпрыгнул от удивления. Странная мысль пришла ему в голову.

— Нет, нет! Это невозможно, — пробормотал он, — это глупо.

Он поглядел на Сернина. Тот, казалось, очень забавлялся происходившей сценой и с удовольствием зрителя ожидал ее развязки. Совершенно истощенный, Альтенгейм упал и вытянулся. Неужели он умрет, так и не разъяснив загадку? Вебер мучился странными предположениями, нелепыми, невероятными, которые он не хотел принимать и от которых в то же время не мог отделаться. Он бросился к умирающему:

— Объясните, пожалуйста… что вы хотели сказать? Какая тайна?

Барон, казалось, ничего не слышал и лежал с остановившимся взглядом. Вебер встал на колени, нагнулся к его уху и говорил внятно, раздельно, так, что каждый слог должен был отпечататься в мозгу барона, погружавшегося в бездну смерти.

— Слушай… Я понял, ты хотел сказать, что Люпен и Ленорман одно…

Он остановился и не мог продолжать, до того эта мысль казалась ему чудовищной, нелепой и невозможной. В остановившемся взгляде барона не отражалось ничего…

— Так? Ты это хотел сказать? Ты в этом уверен? Люпен и Ленорман — одно и то же лицо? — окончил Вебер, делая усилие над собой.

Барон не двигался, тоненькая струйка крови показалась у него изо рта, он глубоко вздохнул, и последняя дрожь пробежала по его телу. Все было кончено.

В низкой комнате, наполненной людьми, наступило долгое, глубокое молчание.

Почти все полицейские агенты обернулись и с изумлением смотрели на Сернина, не понимая или отказываясь понять. Казалось, что они слышали невероятное обвинение, которое Альтенгейм не имел силы высказать вполне.

Вебер взял маленький ящичек, бывший в узелке из черной саржи, и раскрыл его; там были седой парик, очки в серебряной оправе, коричневое кашне, а в двойном дне ящика лежали баночки с гримом и маленькие пряди седых волос — одним словом, все, что было нужно для того, чтобы сделать точное изображение лица Ленормана. Он подошел к Сернину, долгое время смотрел на него молча, погруженный в свои мысли, и наконец сказал: