Морис Леблан - Приключения Арсена Люпена

— Это правда?

Сернин, улыбающийся и спокойный, ответил:

— Довольно смелая и красивая гипотеза. Но прежде, чем я отвечу на твой вопрос, скажи полицейским, чтобы они убрали свои игрушки.

— Хорошо, — согласился Вебер и сделал знак агентам. — Ну а теперь говори.

— Что?

— Ты — Ленорман?

— Да.

По комнате пронесся сдержанный крик удивления. Жан Дудевиль, присутствовавший там в то время, как его брат сторожил выход из туннеля в павильоне Гортензии, — даже Жан Дудевиль, сообщник Сернина, смотрел на него с выражением крайнего изумления. Вебер задыхался от волнения и стоял в нерешительности.

— Что, это тебя поражает? — сказал Сернин. — А ведь сознайся, это было очень забавно… Боже! Как часто я над тобою смеялся, когда мы работали вместе: я — как начальник сыскной полиции, ты — как помощник. И самое смешное, что все считали меня умершим, как бедного Гуреля. Нет-нет, мой милый, чудак Ленорман еще жив…

Он показал на труп Альтенгейма:

— Вот этот разбойник бросил меня в воду в мешке с привязанным булыжником. Он только забыл взять у меня ножик, а ножом перерезают и веревки, и мешки… Вот в чем ты ошибся, Альтенгейм… Если бы ты подумал об этом, ты не был бы сейчас здесь, в том положении, в котором ты находишься. Так-то… Ну, довольно, поговорили. Мир твоему праху!

Вебер слушал, не зная, что подумать.

— Наручники! — воскликнул он, вдруг забеспокоившись.

— И это все, что ты можешь сказать? — ответил Сернин. — У тебя мало воображения, мой милый… Но, наконец, если это доставит тебе удовольствие, пожалуйста…

И, увидев Дудевиля в первом ряду толпы агентов, он протянул ему руки, говоря:

— Ну, мой друг, пускай тебе принадлежит эта честь… и не бойся… я веду честную игру… потому что в данный момент нельзя иначе. — Он говорил это таким тоном, чтобы Дудевиль понял, что он сдается и подчиняется создавшемуся положению.

Дудевиль надел ему наручники.

Не двигая губами, так что ни одна черта на его лице не дрогнула, Сернин прошептал:

— Улица Риволи, дом двадцать семь… Женевьева.

Вебер не мог удержаться от выражения удовольствия при виде связанного Люпена.

— Отправляемся, — воскликнул он, — в полицию!

— Так-так, — заметил Сернин. — Ленорман сейчас заключит в тюрьму Арсена Люпена, а последний упрячет туда князя Сернина.

— Ты слишком остроумен, Люпен.

— Ты прав, Вебер. Что делать, мы с тобой никогда не поймем друг друга!

Во время переезда в автомобиле Люпен не произнес ни слова.

Его не задержали долго в сыскной полиции. Вспомнив о том, что Люпен неоднократно скрывался оттуда, Вебер отвел его сейчас же в антропометрическое бюро и отвез в Депо, а оттуда — в тюрьму Санте.

Предупрежденный по телефону директор тюрьмы уже дожидался. Все необходимые формальности были быстро закончены, и в семь часов вечера Арсен Люпен переступил порог камеры номер четырнадцать во втором отделении.

— Довольно приличное у вас помещение, — сказал он входя, — электрическое освещение, центральное отопление, ватерклозет… Одним словом, все удобства… Великолепно! Комната мне нравится… я оставляю ее за собой, господин директор.

И он бросился на кровать.

— Ах да, господин директор, у меня есть маленькая просьба к вам.

— Какая?

— Пускай завтра утром шоколад подадут мне не раньше десяти часов… Я страшно устал и хочу спать.

Он повернулся лицом к стене и через пять минут уже крепко спал.

Арест Люпена произвел сенсационное впечатление. Великий искатель приключений наконец-то был схвачен. Необычайный, гениальный, неуловимый герой сидел, как самый простой смертный, в четырех стенах камеры тюрьмы Санте!

Префект полиции получил крест кавалера Почетного легиона, Вебер — крест офицера. Все восхищались мужеством и ловкостью скромных сотрудников полиции, аплодировали, торжествовали, писали статьи и говорили речи. И все те, что восхищались полицией, аплодировали ей и торжествовали ее победу над великим авантюристом Люпеном, все они смеялись, заливались смехом, хохотали над гениальной проделкой Люпена.

Оказывается Ленорман — Арсен Люпен!

Арсен Люпен четыре года был начальником сыскной полиции! Четыре года он занимал этот пост, уважаемый своими начальниками и вызывая восхищение публики! Четыре года общественный покой и порядок были доверены Арсену Люпену. И никогда порядок так мало не нарушался, как в это время. Никогда преступления так быстро и блестяще не раскрывались, как за эти четыре года. Все вспоминали дело Денизу, кражу в «Лионском кредите», нападение на курьерский поезд, шедший из Орлеана, убийство барона Дорфа… Становились понятными все проделки Люпена.

Действительно, это было до смешного просто! Надо только было быть начальником сыскной полиции.

Люпен был начальником сыскной полиции, и все агенты, находившиеся в его распоряжении, становились бессознательными и невольными его сообщниками.

Проснувшись на другой день в своей камере, Люпен задумался над тем шумом, который должен был произвести его арест под двойным именем Ленормана и Сернина, с титулом князя и должностью начальника сыскной полиции.

При дневном свете его камера понравилась ему еще больше. Через окно была видна верхушка дерева и просветы голубого неба. Стены были совершенно белы, в комнате находились только стул и стол, прикрепленные к полу. Чистота также производила приятное впечатление.

— Да-с, — сказал он. — Небольшой отдых мне будет очень полезен, займемся утренним туалетом… Все ли у меня здесь есть, что нужно? Ах нет… надо позвонить горничной…

Он нажал на механизм около дверей, вызвавший сигнал в коридоре. Через минуту загремели засовы, щелкнул замок, и дверь открылась, причем на пороге показался тюремный сторож.

— Теплой воды, мой дорогой, — сказал Люпен.

Тот смотрел на него, не понимая и сердясь.

— Ах да, — воскликнул Люпен, — еще губку! Черт возьми, здесь нет губки!

Тюремный сторож проворчал:

— Ты смеешься, что ли, надо мной? Этого здесь нельзя делать.

И он хотел уйти, как вдруг Люпен схватил его за руку:

— Хочешь сто франков? Отнеси письмо на почту.