Ольга Шарапова - Фрактал Мороса [litres самиздат]

– И это он выразил формулой? Варь, что за примитив? Как можно уместить мир в математику? Мир непознаваем.

– В бесконечности непознаваем, но на коротких отрезках в конкретных ситуациях он познаваем.

– В каких ситуациях?

– Применительно к отрезку жизни, а не ко вселенной.

– Ты же понимаешь, что это чушь, и не выдерживает никакой критики?

– Когда говорю с тобой – понимаю.

– Не хочу тебя расстраивать… А фрактал-то здесь при чем?

– Да за фигом тебе это все?

– Ну я тебе тоже кое-что расскажу.

– Короче, Морос считал, что, раз мы живем в третьем измерении, то все вокруг нас тройственно.

– Допустим, согласен.

– Фрактал – это некая Вселенная, безгранично расширяющаяся в ограниченном пространстве. Это то, что ты сказал про береговую линию. Есть такой феномен. Длина береговой линии 100 км, но со всеми выступами, скалами, валунами она бесконечна, хотя и не превышает, допустим, 110 км. Она бесконечна в этих пределах. Фрактал развивается по законам золотого сечения. Вот, кстати, золотое сечение…

Надеюсь, здесь ты уже не будешь спорить, что мир подведен под формулы? Ведь формула золотого сечения, формула Фибоначчи, универсальна во всех проявлениях природы.

– Ну, здесь отчасти соглашусь.

– Так вот, он представил свою жизнь как геометрическую модель, трехмерный фрактал, построенный с коэффициентом Φ, то есть, с применением формулы золотого сечения.

– Он хорошо думал о своей жизни…

– Но ведь он прав, считая, что почти все, созданное природой – это фрактальные функции на основе золотого сечения.

Я открываю браузер смартфона: разветвление рек, артерий, прожилок в листке, ветвей дерева. Паша их листает.

– Ключевое слово «почти».

– Да, но это «почти» от того, что мир непознаваем в целом.

– А скажи мне тогда, на основе чего он смоделировал свой фрактал? Я могу смоделировать свой на основе бутылки вина. Она сделана по принципу золотого сечения: пробка – единица, горлышко – двойка, а широкая часть – уже тройка. Сфоткаю ее, засуну картинку в детский калейдоскоп – и на тебе, мой фрактал. А дальше-то что?

– Выпей, сделай, а потом расскажешь.

Мы меняем тему. Я понимаю, что все эти слова – не то. Что настоящее объяснение придет в голову вечером, перед сном, но будет поздно.

– А ты сказал, что что-то расскажешь мне?

– Не хочу уже сейчас. Давай потом.

– Ладно.

* * *

Мысли путаются, путаются, чтобы вдруг выстроиться так, как надо кому-то надо мной. Фрактал – это объект, рекурсия – метод построения этого объекта с помощью повторения, возвращения к исходному действию. В коробке Мороса множество вариантов построения фрактала. Вот один их них.

Фигура строится на основе итераций – многократных повторений себя в разных масштабах и направлениях. Так вот, Морос для построения своего фрактала опирался на гипотезу Пуанкаре. Он описывает этот метод, но я совершенно его не понимаю… Это слишком сложно… Не могу уснуть. Оси. Да, их три. При построении фрактала Морос вначале не пытался использовать дополнительные для будущего после смерти. На самых последних чертежах уже не в тюрьме, а дома Морос чертит фигуры на пяти осях. Но вернемся к основному, главному фракталу его жизни на нашей Земле, в трех наших измерениях. Используя теорию относительности, он не отделял на чертежах пространство от времени. Одна из осей координат была пространственно-временная. Собственно, событие проще всего выразить в цифровом виде именно по этой оси. На ней видно пятно тюрьмы, а после тюрьмы – завершение жизни – белое пространство. Вторая ось —информационная, или ось знаний для конкретного индивидуума. Если человек способен критично себя оценивать, он построит ее верно. Точки ставятся на ней с учетом нарастающей прогрессии знаний. Отчасти она достраивается сама на математической основе суммарных итераций других осей и замыкается в конце – кончается жизнь, кончается прогрессия информации, получаемой человеком в этом пространстве и в этом времени. Третья ось… Третья ось действия. Засыпаю. Свет горит и гаснет… Точки рекурсии фрактала… Ах, да. Точки рекурсии. То есть точки, где фрактал разбивается на более мелкие самоподобия. Он разбивается во время переломных событий. Именно эти моменты надо вспомнить и отметить на осях. У Мороса было время для воспоминаний. В монотонном тюремном труде его мысли были заняты поиском и расчетом времени событий его жизни, собственного уровня знаний на тот момент… Я засыпаю. Морос… Морос… Мне снится разговор с Пашей. Паша совсем не дурак. Он скептик, у него техническое образование. Конечно, он не поверит навскидку в такие вещи. Невозможно вспомнить все «плохие» факты своей жизни, чтобы зеркально начертить на осях «хорошие», но в том и смысл фрактальной формулы, что она, повторяясь в самоподобии, сама воссоздает неизвестные элементы, позволяет графически отобразить неосознанные или полностью стертые из памяти части, дочерчивает целое даже по ничтожным фактам.

И Морос создал свою «кляксу», спиральный звездчатый вихрь.

Морос знал точку своего рождения. Для него это ноль на всех осях. Точки основных событий… Он размещал их выше и ниже оси действия в плоскостях созидания и разрушения. В конце работы он уже знал примерную дату своей смерти, так как был болен туберкулезом, обречен и понимал это.

Разработанная им фрактальная формула универсальна для всех. Ее он создал, будучи еще здоровым, а вот точки рекурсии он строил значительно позже.

Момент смерти – заключительная точка рекурсии фрактала – должен был прийтись ровно на ось пространства времени, между плоскостями созидания и разрушения, как и нанесенная первой точка рождения. Тогда «центр тяжести» фрактала не сместится, и будет достигнуто полное равновесие, и Морос исчезнет, уйдет за горизонт событий. Его цель будет достигнута.

* * *

– Морос будет писать ходатайство об УДО?

– Нет.

– Вот гнида. Иди тогда, ты на него пиши, – Михаил Константинович рассеянно водил ручкой по листу. – Чего стоишь?

– Да сейчас напишу, мне не в падлу, – усмехнулся прапорщик начальнику колонии.

– Давай. Мне врач Савельев сказал, что литовец не жилец. Статистику нам здесь засрет. Пускай шурует, пока жив.

– Да я так и понял.

* * *

Виталий Морос провел за решеткой немногим более двенадцати лет. Тюрьма никак не повлияла на него в моральном плане. Он не озлобился, потому что и так был злой, он не стал проще и грубее – его уличное нищее детство никогда не позволило бы блистать лоском. В заключении он находил время читать и искать ответы на свои вопросы, но не более того. Я не знаю, жалел ли он об упущенных возможностях, о том, что нет близких. Об этом нет ни слова в его письмах. Но трудно представить, чтоб не жалел. Знаю только, что раз в год к нему приезжал Юргис, и только Юргис присылал ему посылки.