Елена Дарикович - Шерлок Холмс и страшная комната. Неизвестная рукопись доктора Ватсона

— Не дергайся, Читатель!

В этот момент я пережил одно из худших мгновений моей жизни. Я медленно повернулся: передо мною в неровном свете свечи стоял Бен Глаз. Это было как видение с того света. Я сильно надеялся, что он мертв, но он был жив. Жив-живехонек. Моложавый, поджарый, чесучевый костюмчик, дорогой цилиндр, лаковые туфли, набриолиненные по последней моде волосы и самые изысканные манеры. И ничего, кроме черной повязки на глазу, не напоминало в нем прежнего бандита, правой руки пресловутого Гарри Дребадана.

— Прости, мон ами [17] Мой друг ( фр .) , что не предупредил тебя письмом.

Бессмысленно было спрашивать, как он меня разыскал, он был мастер своего дела и разыскал бы меня и раньше, хоть на дне морском, просто раньше я ему был не нужен. А теперь вот понадобился.

— Так оно и лучше, письмо могло попасть не в те руки, — отвечал я ему в тон.

— Имей в виду, теперь мы в родстве, в случае чего, я твой кузен Бенджамин. Кстати, я теперь в бегах, за мной охотится, ты не поверишь, едва ли не весь Скотленд-Ярд. Так что выручай, братик!

Я стоял перед ним и молчал, потому что говорить мне было нечего.

Слова, что называется, были бессильны. Представьте себе, что вы неожиданно обнаруживаете под порогом вашего дома взрывное устройство, готовое вот-вот сработать, истребив всех ваших близких, и надежды воспрепятствовать этому нет никакой. Уговаривать его уйти — наивно, просить о чем бы то ни было — бессмысленно, угрожать — значит только усложнить дело и сделать его вовсе непредсказуемым, а говорить и действовать надо было и немедленно.

— Я укрою тебя, конечно, но с одним условием…

— Ты укроешь меня без всяких условий, мон шэр [18] Мой дорогой ( фр .) , — улыбнулся Бен Глаз одной из своих змеиных улыбочек, от которой поежился бы сам покойный Гарри. И мне стало ясно, малым тут не отделаешься. Я промолчал, и это ему не понравилось.

— Разве мы с тобой не братья, Билл?

— Я понял так, что двоюродные, — не удержался я от иронии.

— Ну да, — усмехнулся он, но единственный его глаз пронзил меня с бешеной силой, — только ведь Скотленд-Ярду не до этих тонкостей, вряд ли они позабыли наши подвиги. Да и портретики наши, думаю, висят у них рядышком на самом видном месте.

— Как бы нам самим не повиснуть на самом видном месте, как повисла вся наша команда.

— Не каркай, Читатель!

Он был суеверен, как старая дева, потому, видно, и побледнел, а может, от злости.

— Так вот, я все обдумал, дело верное. Как думаешь, сколько дед выложит за своего внучка? За наследника всех фатрифортских богатств? За последнего в роде… своего ненаглядного Фредди?

Хорошо, что я стоял теперь спиной к свету, и негодяй ничего не мог прочесть на моем лице. План его был настолько зверский и циничный, что я с трудом удержался, чтобы не придушить на месте эту скотину, что вряд ли бы мне удалось. Вооружен Бен Глаз был, как всегда, одним только ножичком, с которым не расставался и ночью, но его ножичек был страшнее и сабли, и ружья, и пистолета вместе взятых. Потому я и стоял перед этим гадом в молчании, оценивая создавшееся положение.

— Что, Читатель, задумался, не нравится моя идея?

Мне и впрямь было о чем подумать. Кстати, в отличие от всех нас, Бен Глаз был потомственным французским аристократом по отцу и английским по матери, а вот специализировался на самых грязных делах, не брезговал и похищением детей. Своей безукоризненной внешностью и безупречными манерами он завораживал свою жертву, точь-в-точь как удав плавными движениями и красивой расцветкой завораживает свою… Рисковать он не любил, работал фактически один, поэтому долго готовился к делу, осторожно следил за всем и вся, дотошно изучая мелочи, чтобы исключить уж всякий риск. Это была привычная работа старого негодяя, который, кстати, славился своей редкой наблюдательностью, потому играть с ним в кошки-мышки никто бы не подумал, таких игроков он за версту чуял. Но мне он привык доверять и лишь это давало небольшой шанс. Чтобы как-то собраться с мыслями, я начал тянуть время. Стал говорить медленно, витиевато, с кривой ухмылочкой, — такая манера водилась у нас в банде:

— Что-то неохота мне, Глаз, на склоне лет кружиться в пеньковом галстуке с рогожей на роже перед тюремным капелланом и крутить ботинками перед носами полусонных охранников. Пример Дребадана меня как-то не вдохновляет, — и зевнув для полноты картины, я твердо посмотрел в единственный глаз противника.

Он, конечно, оценил излюбленный бандитами витиеватый стиль и, вероятно, решил, что я, пользуясь преимуществом жителя замка, просто набиваю себе цену, потому ласково заметил:

— Да кого же это может вдохновить, помилуй? Гарри был человек хоть и даровитый, но ненасытный, а главное рисковый. Мы же ни в коей мере не менее даровитые, в высшей степени умеренные и предельно осторожные. Сделаем дело, подотрем следочки и растворимся в лондонском тумане, как заправские призраки.

О том, что грозит ребенку да и всем людям лорда, не трудно было догадаться. Я с усилием поборол дрожь, мне ли не знать, что значит у Бен Глаза «подтереть следочки»: свидетели, кто бы они ни были, ему не нужны, и три-четыре лишних убийства его бы не остановили.

Что делать? Я стоял перед труднейшей проблемой. Любое неверное движение его спугнет, он исчезнет в мгновение ока и осуществит свой план другим, уже неподконтрольным мне способом, но от задуманного не отступится. Все свои кровожадные затеи Глаз считал гениальными и без долгой и сложной подготовки о них не заговаривал. И чтобы не дать ему заметить моего смятения и ненароком не выйти из роли, я проговорил намеренно равнодушно:

— Должен предуведомить вас, дражайший кузен, что многообещающая ваша затея сопряжена с некоторыми неизвестными вам, но весьма серьезными затруднениями э… юридического порядка и с крайне необоснованным риском, а я предпочитаю не совать голову в горящий камин, пока меня не вынудят к тому исключительные обстоятельства.

Резкая перемена стиля немного позабавила Бен Глаза, но когда смысл сказанного дошел до него, он метнул на меня полный ненависти взгляд.

Я не собирался играть с ним в гляделки, потому стал демонстративно стряхивать микроскопическую пылинку с плеча своей домашней, но на редкость элегантной куртки, из чего он безошибочно заключил, что запугивать меня сейчас бессмысленно, а делать из меня врага не политично, и, быстро справившись с собой, сказал нарочито сладким голосом:

— Ха, ты уж и выражаешься как аристократ, не зря, небось, всю жизнь читаешь высокохудожественную литературу, к тому же у тебя теперь живой пример перед глазами — сам лорд Фатрифорт, не кто-нибудь. И как это тебя угораздило… вернее, как это угораздило лорда Фатрифорта подцепить, ни больше ни меньше, как Билла Читателя?