Джорджетта Хейер - Предательский кинжал

— Ты мне так это преподнес, что я даже не понимаю, почему я не заподозрил его с самого начала, — невозмутимо ответил Хемингей.

Сержант почти с отчаянием сказал:

— Он разговаривал с мисс Клар через общую дверь в ванной. Вы же не хотите сказать, что она тоже в этом замешана?

— Нет, не хочу. Я собираюсь сказать, что если у тебя куча подозреваемых, и только один из них был достаточно умен, чтобы обеспечить себе алиби, то надо смотреть за ним в оба глаза. Признаюсь, я не сделал этого, но скорее всего потому, что это ты меня отвлек.

Сержант сглотнул.

— Скорее всего, — горько согласился он.

— Правильно, — сказал Хемингей. — Прекрати дерзить и подумай. В этом деле куда ни поверни, везде натыкаешься на Джозефа. Ты должен был это заметить. Возьми само сборище! Чья это была блестящая мысль? Можешь спросить у всех в усадьбе, и все дружно ответят: Джозефа! Я никогда не встречался с покойным Натаниелем, живым, я хочу сказать, но слышал о нем предостаточно, я совершенно уверен, не такой он человек, чтобы любить рождественские приемы. Нет, это добрый старый дядя Джозеф подумал, как хорошо будет устроить настоящее старинное Рождество, когда воздух дышит доброжелательством, все забывают старые ссоры и до конца своих дней живут счастливо. Молодой Хериард не поладил с Натаниелем из-за своей красотки; Паула замучила его до полусмерти, добиваясь денег на пьесу Ройдона; Мотисфонт рассердил его незаконной продажей оружия в Китай. И поэтому у Джозефа родилась блестящая идея пригласить всех троих и тех двоих, из-за которых возникли неприятности, в Лексхэм. Если хочешь, можешь сказать, что сделал он это из лучших побуждений, хотя и бестактно; но, с другой стороны, можешь немного расширить свой горизонт и спросить себя, не собрал ли он всех тех, кто вероятнее всего мог поссориться с Натаниелем, просто для того, чтобы обеспечить себе прикрытие.

— Ну, сэр, он не больше, чем старый мягкосердечный дурак! — возразил сержант. — Я таких не раз встречал!

— Он и хотел, чтобы ты так думал, — сказал Хемингей. — Ты забываешь, он был актером. Ну вот. Я немного знаю о сцене. На самом деле, даже много. Джозеф сколько угодно может говорить мне о том, что он играл Гамлета, и Отелло, и Ромео: я не верю ему, больше того, никогда не верил. У него на лице написано, что он характерный актер. Он играл бедного старика отца, который не мог выплатить ренты, в "Нечестивом бароне" или в "Что случается с девочками в восемьдесят лет"; он был дворецким в полусотне комедий; он был первым могильщиком в «Гамлете»; он был…

— Хорошо, я понял! — поспешно сказал сержант.

— И если я не очень ошибаюсь, — продолжал Хемингей, — наиболее удачная его роль — роль доброго старика дяди в мелодраме под названием "Рождество в Лексхэме" или "Кто убил Ната Хериарда?". Должен признать, очень талантливая игра.

— Не понимаю, как вы все увязываете, сэр, правда, не понимаю! Еще были бы основания его подозревать, если бы он заставил своего брата написать завещание в свою пользу. Но он этого не сделал! Он заставил его оставить все деньги Стивену Хериарду.

— В этом он умнее тебя, мой мальчик. Несмотря на то, что он начал свою карьеру в конторе поверенного, он забыл маленькую формальность; свидетели не видели, как подписывалось завещание. Не надо многое знать о законах, чтобы понимать, что подпись на завещании должны засвидетельствовать. Ты слышал, мисс Хериард сказала, он забыл вписать какой-то пункт. Она имела в виду пункт о заверении завещания. Если его нет, то для того, чтобы завещание утвердили, свидетели должны присягнуть, что они видели, как его подписывали. Так что, если бы Стивена и не признали виновным в убийстве, у Джозефа в рукаве был его козырь. Спустя соответствующее время, когда дело было бы закончено, выяснилось бы, что завещание не в порядке.

— Да, но выяснилось-то не спустя соответствующее время, — возразил сержант. — Выяснилось сегодня, а дело еще совсем не закрыто.

— Нет, — подтвердил Хемингей. — Не закрыто. Я говорил, у меня предчувствие, что все происходит быстрее, чем кто-то рассчитывал. Добрый дядя Джозеф не учел мистера Высокий стиль. По каким-то причинам, которые у меня не было времени выяснить, все выплыло наружу, и Старри проболтался. Не думаю, что Джозеф этого хотел. Он не хотел, чтобы Старри вылезал со своей репликой раньше времени.

Сержант почесал в голове.

— Когда вы говорите об этом, сэр, звучит правдоподобно, но я бы сказал, слишком это хитроумно для такого парня, как Джозеф Хериард.

— Это потому, что ты думаешь, он просто бездарный актер с золотым сердцем. Но ты не должен упускать и такую возможность: он может быть чертовски хорошим актером на сцене и при этом бессердечным в обычной жизни. Сопоставь все, что мы слышали об этом Рождестве! Ты же сам узнал массу всего от слуг.

— Ну, я не придаю большого значения тому, что они сообщили, — с сомнением сказал сержант.

— Я тоже не обращаю внимания на то, что, как они сами считают, они нам сообщили. Но они рассказали тебе много всего, чему они сами не придают никакого значения, именно это и ценно. Что ты скажешь о том, что Джозеф развешивал гирлянды и ветки остролиста по всему дому, пока не довел Натаниеля до такого состояния, что тот готов был убить его?

— Ну и что из этого? — спросил изумленный сержант.

— Все сходится, — ответил Хемингей. — Добрый дядя Джозеф старался изо всех сил, чтобы создать веселую и радостную атмосферу для тех людей, которые хотели этого не больше, чем Натаниель, и это даже он должен был понимать. Фактически, добрый дядя Джозеф довел своего брата до редкой степени плохого настроения. Он действовал Натаниелю на нервы. Он этого и добивался. Он делал все, что не нравилось Натаниелю, начиная с украшения дома и закончив похлопыванием по спине, когда у того разыгралось люмбаго.

— Да, но он из тех, кто всегда наступает на ногу, — заспорил сержант.

— Он и хотел, чтобы все так думали, — сказал Хемингей. — Подожди, и я докажу тебе, что бестактность дяди Джозефа — доминирующая черта этого дела. Собрав воедино всю информацию, которая у нас есть, что мы получим?

— Джозеф старается поддержать мир, — с готовностью ответил сержант.

— Ни в коем случае! Джозеф подливает масла в огонь, вот это более похоже на правду. Человек, который хочет мира, не приглашает совершенно несовместимых друг с другом гостей к старому скупердяю с плохим настроением, у которого уже есть зуб на большинство из них.

— Но все говорят, он всегда пытался смягчить ссоры!

— Спасибо, я сам слышал, как он это делает, никогда не видел такого расчетливого умения заставить рассерженного человека бегать в поисках топора! — ответил Хемингей. — Он даже мне действовал на нервы! Но я еще не закончил, до этого далеко. Приведя всю компанию в такое состояние, когда могло случиться все, что угодно, он изливает свой псевдоутешительный бальзам на блондинку Стивена, намекая ей, что состояние Натаниеля перейдет к Стивену и ее дело его унять. Если посмотреть с твоей точки зрения, еще одна попытка поддержать мир; с моей же — это гвоздь в гробу Стивена. Ни один мужчина не может быть настолько глуп, чтобы не сообразить: все, что он говорил такого рода девице, выплывет наружу в самый неподходящий момент. Он хотел, чтобы мы точно знали: Стивен имел основания считать себя наследником.