Агата Кристи - Рождественское убийство

Видите, как все теперь удачно укладывается в схему преступления? Неправдоподобная картина борьбы необходима для того, чтобы нельзя было установить настоящее время убийства, дверь заперта, чтобы никто не обнаружил тела слишком рано. Нужное время должен был подчеркнуть и предсмертный крик. Преступление становилось логичным и разумным.

Но с того момента, как Пилар Эстравадос громко заявила о своем открытии насчет шарика, она стала представлять огромную опасность для преступника. И если ее возглас был им услышан (а это было вполне возможно, так как у нее высокий и звонкий голос, а окна в доме были открыты), она сама оказалась в большой опасности. Она уже доставила убийце одно очень неприятное переживание. Говоря о старом мистере Ли, она предположила: «Должно быть, в молодости он был очень красив» и, обращаясь непосредственно к Сагдену, добавила: «Как вы». Сама того не сознавая, она сказала правду. Не удивительно, что Сагден покраснел и долго не мог прийти в себя. Он был потрясен — это было так неожиданно и таило в себе большую опасность. Он хотел обвинить девушку в убийстве, но это оказалось неожиданно сложно, так как у нее, как у внучки покойного, явно не было и не могло быть мотива для преступления. Позднее, когда из комнаты Симеона Ли он услышал ее звонкое замечание о шарике, он решился на отчаянный шаг. Он установил над дверью ее комнаты эту примитивную ловушку, пока мы обедали. Девушку спасло только чудо…

Наступила глубокая тишина. Наконец Сагден спокойно спросил:

— Когда вы окончательно убедились во всем этом?

— Последние мои сомнения исчезли, когда я купил накладные усы и приложил их к портрету Симеона Ли. С портрета на меня глянуло ваше лицо.

— Господи, покарай его душу! — воскликнул Сагден. — Я рад, что сделал это!

— Пилар, — сказала Лидия, — я думаю, вам следует пожить у нас, пока мы не сумеем что-нибудь устроить для вас.

— Вы очень добры, Лидия, — кротко отозвалась Пилар, — и великодушны, не поднимаете шума из-за пустяков.

— Я все еще продолжаю звать вас Пилар, — улыбнулась Лидия, — хотя у вас, наверное, совсем другое имя.

— Да, на самом деле меня зовут Кончита Лопес.

— Кончита тоже очень милое имя.

— Вы действительно очень добры, Лидия, но вам нет нужды заботиться обо мне. Я собираюсь замуж за Стивена и уезжаю с ним в Южную Африку.

— Что ж, поздравляю вас, раз все так прекрасно устроилось.

— Скажите, Лидия, — робко спросила Пилар, — вы не будете возражать, если мы когда-нибудь приедем к вам погостить — может быть, на рождество, — и тогда у нас будут шутихи и жареный изюм, и эти блестящие шары на деревьях, и маленькие снеговички?

— Конечно, дорогая, вам следует приехать и провести у нас настоящее английское рождество.

— Это было бы чудесно! Видите ли, Лидия, мне кажется, в этом году мы провели здесь не очень приятное рождество.

Лидия глубоко вздохнула.

— Да, вы правы.

— Ну, прощай, Альфред, — сказал Гарри. — Не думаю, что когда-нибудь в будущем потревожу тебя своим приездом. Я уезжаю на Гавайи — всегда мечтал поселиться там, когда у меня заведутся деньги.

— Прощай, Гарри, — кивнул Альфред. — Надеюсь, ты не будешь там скучать.

Гарри продолжал, смотря куда-то в сторону:

— Извини, что я так раздражал тебя, старина. У меня какое-то извращенное чувство юмора. Никак не избавлюсь от привычки глупо шутить.

— Наверное, в этом есть доля и моей вины, — выдавил из себя Альфред. — Мне следовало бы научиться понимать шутки.

— Ну… пока, — с облегчением произнес Гарри.

— Дэвид, — сказал Альфред, — мы с Лидией собираемся продать этот дом. Я подумал, что ты, быть может, захочешь взять себе некоторые вещи матери — ее кресло и эту скамеечку для ног. Ты всегда был ее любимцем.

После некоторого колебания Дэвид медленно ответил:

— Благодарю тебя за заботу, Альфред, но знаешь, я не возьму их. Мне ничего не нужно из этого дома. Я считаю, что лучше всего окончательно порвать с прошлым.

— Да, я тебя понимаю, — кивнул Альфред. — Наверное, ты прав.

— Ну, до встречи, Альфред, — сказал Джордж. — До встречи, Лидия. Что за ужасные дни мы пережили! А впереди еще одно испытание — суд. Я надеюсь, что вся эта постыдная история не будет предана огласке… Боже мой, как подумаешь, что Сагден — сын моего отца… Знаете, может, будет лучше, если он покажет на следствии, что отстаивал коммунистические взгляды и питал ненависть к моему отцу, как к капиталисту? Или что-нибудь в этом роде…

— Мой дорогой Джорджи, — возразила Лидия, — неужели вы думаете, что такой человек, как Сагден, станет лгать, чтобы пощадить наши чувства?

— Э-э… возможно, что и нет. Да, вы, наверное, правы. Все равно этот тип наверняка сумасшедший. Ну хорошо, до свидания.

— До свидания, — сказала Магдалена. — Давайте в будущем году все вместе проведем рождество где-нибудь на Ривьере. Повеселимся вдоволь…

— Все зависит от положения дел на бирже, — важно заметил Джордж.

— Дорогой, не будь занудой, — протянула его жена.

Альфред вышел на террасу. Лидия согнулась над каменной раковиной. Заметив мужа, она выпрямилась.

— Ну, вот, — заметил Альфред. — Все разъехались.

— Да, — сказала Лидия, — как хорошо.

— Да, в самом деле.

Помолчав, он спросил:

— Ты будешь рада уехать отсюда?

— А ты против?

— Нет, я тоже буду рад. У нас с тобой впереди еще столько лет! Жить здесь означало бы постоянно вспоминать об этом кошмаре. Слава богу, что все кончилось!

— Благодари не бога, а Эркюля Пуаро.

— Да, конечно. Знаешь, я до сих пор не могу забыть, как здорово он объяснил все эти таинственные события. Все сразу же встало на свои места.

— Да, как в кубиках. Когда они правильно подобраны, получается картинка.

— Остался, правда, один секрет, который теперь уже никогда не будет раскрыт. Что делал Джордж после своего разговора по телефону? Почему он никому этого не рассказал?

— Ты не поверишь! — Лидия рассмеялась. — Я знала это с самого начала. Он рылся в бумагах в твоем столе.

— Джордж? Ну, это невозможно!

— Вполне возможно. Джордж ужасно любопытен во всем, что касается денег. Он, конечно, никому бы в этом не признался. Он предпочел бы попасть на скамью подсудимых, лишь бы не рассказывать об этом.

— Что ты делаешь? — спросил Альфред. — Очередной сад?

— Да.

— И что же это на сей раз?

— Я хотела бы, — сказала Лидия, — чтобы это был сад Эдема. Новая трактовка — змея-искусителя нет, а Адам и Ева — люди среднего возраста.

— Дорогая Лидия, — нежно произнес Альфред, — как терпелива ты была все эти годы. Ты была так добра ко мне.